Надежда Габриэля Ролена (СИ) - Чернышева Юлиана

Левая рука оставила в покое волосы, скользнув под поясницу и вынуждая прижаться к его телу ещё плотнее, а на правую он опирался, правда по большей части всё же лежа на мне. И продолжал, продолжал целовать, одновременно вытягивая энергию.

Коль уж речь шла о вампире, сомневаюсь, что это было чем-то другим. Ханси питался сейчас мной, с превеликим удовольствием и абсолютно не обращая внимая на слабые попытки если не вырваться, так хотя бы оттолкнуть. Сил и вправду было мало для полноценного сопротивления, а с каждой секундой и вовсе становилось всё меньше, так что я использовала последний козырь, изо всех сил впившись зубами в его нижнюю губу.

Лопнула кожа, рот наполнился неприятным солёным привкусом, но мужчину это лишь раззадорило, и он вгрызся в меня ответно, тоже прокусывая губу и глотая энергию пополам с кровью. Ну же, когда ты нажрёшься, скотина!

В другое время мне показалось бы странным, что он не пытается зайти дальше, даже руки целомудренно держит поверх одежды, не касаясь ни груди, ни задницы, но сейчас не было возможности анализировать эту информацию. Когда чёртова пиявка, наконец, оставила меня в покое, единственное, что я могла, это лежать поломанной куклой, пока он, наоборот свежий и едва не искрящийся, поднимался с кровати, поправляя рубашку.

Укус багровел каплями крови, которые Ханси демонстративно и видимым наслаждением смахнул языком, неотрывно глядя прямо мне в глаза. И произнёс так, словно это было комплиментом:

— По-прежнему самая вкусная из всех, что я пробовал.

Я обессилено прикрыла глаза, прерывая зрительный контакт. Через секунду вновь раздался звук шагов, затем поворот ключа, а после погас и свет, оставляя меня в одиночестве и темноте.

Прежде чем заснуть, на этот раз вовсе не по своей воле, а потому что из тела вычерпали и без того малые резервы, я успела отметить сразу два факта. Во-первых, с какими бы жаром и страстью Ханси меня не целовал, возбуждён он не был совершенно — то положение, в котором мы оба находились, не оставляло простора воображению. А во во-вторых, Гейб так и не появился, хотя время, наверняка, близилось к полуночи.

И мне совершенно не хотелось думать, что это не просто какое-то недоразумение…

Утром надежда проснуться в собственной постели или, на худой конец, в постели Гейба, с осознанием, что всё было просто сном, рассыпалась прахом. Вокруг по- прежнему была душная комната без окон и с единственной дверью, закрытой на замок.

К нестерпимому уже желанию посетить белого друга, добавилось чувство голода, от которого тошнило ещё больше, чем вчера, а энергия за ночь так и не восстановилась, поэтому я просто лежала на спине, ощущая, как слёзы щекотно стекают по вискам и теряются в нечёсаных, похожих на воронье гнездо волосах.

Легко быть сильной на адреналине и браваде, с уверенностью, что за спиной есть кто-то, кто не бросит. Сейчас я чувствовала себя настолько слабой и жалкой, как не чувствовала, пожалуй, никогда. И возникшая после анализа имеющейся информации мысль о том, что зря я так надеялась на помощь Гейба, делала всё только хуже.

При всём моём к нему прекрасном отношении, кем он был? Да, демоном. Да, владельцем одного из самых известных в городе детективных агентств. Вот только ключевым словом здесь было «одного», тогда как Ханси владели доброй четвертью этого же города. Габриэлю банально нечего было противопоставить тем, кто по праву считал себя хозяевами жизни.

Даже если он привлечёт к делу всех тех, кто помогал задерживать уродов, напавших на Лисёнка. Аскур, конечно, замечательно останавливал летящие в него ручки, но едва ли этот же фокус сработал бы с десятком пуль. Да и с чего бы им рисковать своими жизнями, ради одной моей?

Слёзы не стали сильнее, но и течь не прекращали, отчего глаза набухли и засаднили, да вдобавок перестал нормально дышать нос, так что приходилось лежать с открытым ртом. А стоило представить эту картинку со стороны, я разразилась нервным смехом. Да, просто девушка мечта — лохматая, опухшая, с выражением лица, как у клинической идиотки и в брюках с блузкой, измятых по состояния тряпок. Неудивительно, что Ханси вчера не прореагировал должным образом — жажда жаждой, а такое чучело меня тоже не возбудило бы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Наверное, где-то в комнате были припрятаны камеры, потому как почти сразу после того, как затих мой истерический смех, в замке завозились, а после вошла вчерашняя девушка, видимо, направленная вновь «позаботиться» обо мне в отсутствие хозяина.

По-русски она по-прежнему не говорила, но понимать точно понимала. Это стало очевидно, когда в ответ на высказанное негромкое, но чёткое нецензурное мнение относительно всё того же хозяина, я получила максимально неодобрительный взгляд. Ну, конечно, её-то, небось, никто не держит взаперти и не пьёт по вечерам, как бутылку кьянти. В любом случае, больше недовольства она никак не проявила и даже помогла выйти из комнаты, выступая в роли подпорки.

Я не знала, куда именно мы идём, но сопротивляться всё равно не было сил, а после и желания — мы добрели до соседней двери, за которой скрывалась душевая, совмещённая с туалетом. Конвоирша выходить не собиралась, разве что отвернулась носом к двери, но это последнее, что беспокоило наконец-таки дорвавшуюся до желаемого меня.

Надевать после душа грязную одежду было брезгливо, но предложили мне только халат по типу гостиничного, а мысль гулять здесь без белья явно не значилась и в сотне хороших, так что от предложенного пришлось отказаться. С волосами я тоже делать ничего не стала, только завязала в узел, чтобы не лезли в глаза во время купания. По-хорошему, стоило и вовсе оставить всё как есть, добавив Ханси лишнего повода не трогать меня, но прикосновения чужих неприятных рук до сих пор чувствовались на теле и от них хотелось избавиться, оттереть раз и навсегда. Вот только что-то подсказывало, что навсегда на получится…

После был завтрак, поданный в комнату — на пластиковом подносе, пластиковой посуде и с такими же приборами. Я догадывалась о подоплёке, но не могла понять, неужели Диметрис и вправду была склонна к суициду, или же они банально перестраховывались. Я так точно не стала бы убивать саму себя, не попытавшись при этом утащить на тот свет обидчика. А может, как раз этого и боялись? Что прижму нож, вилку или, на крайний случай, осколок тарелки к шее надсмотрщицы и велю вывести меня отсюда?

Впрочем, я и так знала, что ничего не выйдет. То, что в коридоре я изображала безвольную тряпку (а по большей части и была таковой), не помешало осмотреть обстановку. Судя по всему, это был какой-то подземный этаж, а лестницу наверх закрывала металлическая дверь с экраном, по типу домофонного, по соседству. А ещё по периметру были натыканы камеры, совсем не скрытые, так что незаметно пройти не получилось бы.

Позже я вновь осталась одна в четырёх стенах. Здесь не было ни книг, ни телевизора, ни чего-то ещё, чем можно было занять себя. Только кровать, стул, стол и пустой шкаф, не годящийся даже для игр в Нарнию. Наверное, так чувствовали себя преступники в камере-одиночке, вот только я не ощущала за собой такой вины, которая была бы соразмерна наказанию.

Энергия восполнялась слишком медленно, чтобы устроить какие-нибудь физические упражнения, вроде отжиманий на кулаках (не то, чтобы я когда-то вообще пробовала это делать…), так что приходилось обходиться умственными. Получалось не лучше. Я пыталась найти выход из ситуации и не находила его, несмотря на то, что всегда считала, что безвыходных ситуация просто не бывает. И это, вкупе с изоляцией и невозможностью себя занять, сводило с ума.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

День тянулся, как некачественная жвачка — медленно и будто неохотно. Часов не было тоже, поэтому время я примерно отсчитывала по приходам молчаливой девушки. Вот она принесла обед, значит перевалило за полдень. Вот сводила меня в комнатку прояснений — допустим, в четыре часа. Вот поменяла опустевший кувшин с водой. Шесть?

В примерно восемь по моему внутреннему времени, явился Ханси. Я в этот момент сидела на столе, забравшись туда прямо с ногами, изображая чёрт знает какую из асан и размышляя, через сколько похожих на этот дней начну сходить с ума на самом деле, а не метафорически. По всему выходило, что не скоро, психика, как хотелось надеяться, была у меня гибкой, вот только никто не мог дать гарантий, что доживу до этого момента, если каждый вечер буду служить пищей голодному вампиру.