Ярлыки - Гарольд Карлтон

— Да. — Она закурила сигарету. — Ты всегда хорошо относился к ней, и она вовсю использовала твою слабость. Если ты позволишь ей снова воспользоваться твоей помощью и я об этом узнаю — мы враги навсегда.

Уэйленд допил свою водку, и у него воинственно оттопырилась нижняя губа.

— Почему ты считаешь, что меня заденет, если ты перестанешь упоминать мое имя в своем журнале? — резко спросил он.

Прежде чем ответить ему, Корал глубоко затянулась сигаретой.

— Мне кажется, что не так уж плохо, когда твои модели появляются на обложке моего журнала, да еще и со значительным текстом…

— Только не заставляй меня испытывать к тебе благодарность, — резко прервал ее Уэйленд. — Ты мне кое-что должна после всех наград Ру. Ты уговорила меня заключить с ним контракт на два года, а теперь не работаешь с ним, потому что он не желает тебя трахать!

Корал широко раскрыла глаза.

— Как ты груб! — сказала она. Было видно, что Уэйленд напился, и поэтому она позволила себе кривую ухмылку. — Теперь разреши мне кое-что сказать тебе, Уэйленд, — продолжала она. — Если бы ты видел… хозяйство Филиппа Ру, ты бы понял, что, когда он трахает тебя, ты испытываешь невероятные ощущения.

Уэйленд не мог удержаться от смеха, но потом снова надел на лицо маску недовольства.

— Почему ты считаешь, что будешь вечно руководить «Дивайн»? «Лейблз» постоянно печатает анонимные статейки о тебе. Они даже могут переименовать свою колонку «Сплетни» и назвать ее «Кое-что о Корал…»

Корал взяла новую сигарету и начала энергично выпускать дым.

— Мне уже надоел этот Говард Остин. Он так и не простил меня за то, что я им не увлеклась. У него, наверно, шпионы шныряют по всему Манхэттену. Если даже я просто провожу спокойный вечер в клубе, он обязательно пишет об этом в своей жуткой газетенке.

— Спокойный? Ты имеешь в виду вечер после присуждения премий? Ты же принимала там ЛСД, не так ли?

— Я жду не дождусь, когда еще раз попробую ЛСД. После него просто великолепное состояние.

— Да? Сделай это еще раз, и ты привыкнешь к нему. А за твой стол усядется миссис Донна Брукс.

— Он все еще не женился на ней, — прервала его Корал.

Уэйленд, покачиваясь, встал на ноги. Алкоголь прибавил ему смелости.

— Ты знаешь, я устал от твоей вендетты собственной дочери, — сказал от Корал. — Она — хорошая и очень талантливая девочка. Вместо того, чтобы ненавидеть ее, тебе бы стоило гордиться ею!

— Гордиться? — Повторила Корал, повернувшись к зеркалу на стене и откидывая волосы со лба. — Я должна гордиться меткой, которую я теперь ношу, как племенная кобыла?!

— Да ты ненавидела Майю еще до того, как у тебя появился этот чертов шрам, — ответил ей Уэйленд. — Слава Богу, что у нее всегда был я. Я ей буду помогать!

— Если хочешь, ты можешь официально удочерить ее, — пожала плечами Корал. — Но только теперь я тебе больше не помощница! Я выкинула рекламу Филиппа Ру из журнала и смогу сделать то же с «Хедквотерз».

— Но тогда не жди никакой помощи и рекламы от нас, — резко сказал ей Уэйленд, направляясь по коридору к входной двери. — Доброй ночи!

Корал сухо кивнула ему, когда он закрывал за собой дверь.

От ярости Уэйленд почти пробежал весь короткий путь от ее дома до своего. Не успев раздеться, он уже позвонил Колину Бомону.

— Колин, — сказал он, — ты мне просто не поверишь! — Будучи в подпитии, он несколько драматизировал свою ссору с Корал. — Представляешь, «Хедквотерз» практически выплачивает ей жалование — мы даем ей столько нашей рекламы. Я так взбесился, когда уходил от нее, что мне хотелось пойти в ближайший бар и затеять с кем-нибудь драку!

— Я рад, что ты не стал этого делать, — пробовал успокоить его Колин. — Итак, война объявлена!

— Ты постарайся некоторое время «позаботиться» о Корал. Я гарантирую тебе все права на это!

Из-за ссоры Рождество в этом году прошло весьма тихо. Уэйленд и Майя пригласили Колина к себе. Но все волновались по поводу праздничного номера «Дивайн» за январь 1967 года. Его назвали поворотным пунктом в журналистике моды. Номер был быстро распродан и стал ценностью для коллекционеров. Для этого номера Эйвдон прочесал все улицы Лондона и заставил позировать себе декадентов-аристократов в парчовых жилетах с бахромой и черных атласных широких брюках.

Мик Джаггер на фото получился с ужасающей ухмылкой — он нахмурился при виде камеры. В Нью-Йорке люди из «Энди Уорхол Фектори» позировали обнаженными, глядя через плечо в камеру. Было объявлено, что на Бродвее пройдет ревю с голыми участниками. Корал просто цвела. У нее не было времени заметить, что Уэйленд уже больше не общается с нею. Она была слишком занята, чтобы посещать открытия галерей искусств; не ходила на генеральные репетиции пьес, идущих вне Бродвея, на всякие «хэппенинге» и показы мод, которые следовали один за другим.

Одна из ее самых тощих моделей как-то упомянула доктора Роббинса с Парк-авеню, который делал ей уколы, чтобы у нее хватало энергии вести активный образ жизни. Когда к ней пристали с вопросами, что же именно ей кололи, она небрежно обронила:

— Ах, ну вы знаете, комплекс витаминов «В».

Так как никто на свете не представлял, что такое «комплекс витаминов «В»», все сделали вид, что поняли.

После первых уколов Корал летела обратно в журнал — она смогла организовать колоссальное количество статей. Она развила бешеную энергию, подгоняла фотографов, заинтересовывала авторов. Все сразу обратили на это внимание, и начались сначала незаметные и неопределенные намеки. Ей настолько понравилось действие уколов, что она стала ежедневно перед работой наведываться к доктору.

Доктор Роббинс был быстрым, нервным человечком с гривой белых волос. Ему было около пятидесяти лет. Он поставил себе задачу, как он говорил, «спасти мир от потери энергии». Никого не волновал тот факт, что его лечение привлекало только известных людей из мира моды и журналистов. Иногда вдруг к нему являлся какой-нибудь молодой гений бизнеса или светская львица. В роскошной приемной, где стояли кресла из металла и замши, Корал старалась ни на кого не обращать внимание и не снимать свои темные очки от Живанши. Иногда ей приходилось ждать укола до получаса. Один раз во время ожидания открылась дверь и вошел Элистер. Они посмотрели друг на друга. Он сел рядом с ней и начал нервно барабанить тощими пальцами по спинке кресла.

Наконец он наклонился к ней и протянул руку.

— Элистер Брайерли, — представился он, сняв свои темные очки и целуя руку Корал. — Я работаю с Маккензи Голд.

— Да, конечно, — пробормотала Корал. Она не стала снимать свои очки.