Том 2. Произведения 1852-1856 гг - Лев Толстой

В августе 1855 года пал Севастополь. «Я плакал, когда увидел город объятым пламенем и французские знамена на наших бастионах», — писал Толстой 4 сентября Т. А. Ергольской (т. 59, с. 335). Толстому поручают составить подробное донесение о последней бомбардировке города. Основание для донесения— рапорты начальников отдельных частей. «Я жалею, — писал Толстой позже, — что не списал этих донесений. Это был лучший образец той наивной, необходимой, военной лжи, из которой составляются описания» (т. 16, с. 12). Как опровержение этой лжи возникает замысел нового рассказа о Севастополе. Последние часы обороны города, оставление его русским войском предстают здесь не из рапортов и реляций, а даны в восприятии живых людей — защитников Севастополя.

«Севастополь в августе 1855 года» был закопчен писателем в Петербурге и напечатан в первой книжке «Современника» за 1856 год. Впервые на страницах журнала появилась полная подпись автора: «Граф Л. Толстой». Этим определилось отношение Толстого к себе как к писателю: начинающий Л. Н. Т. уступал место Льву Толстому.

Главной проблемой рассказа вновь становится проблема войны и мира. Но понятие «мир» рассматривается здесь не столько в субстанциональном (как было во всех предыдущих военных рассказах писателя), сколько в нравственном аспекте: мир человека в столкновении с войной. Толстой и прежде пытался показать становление человека на войне (волонтер и прапорщик Алании в «Набеге», воображаемый читатель — «вы» — в «Севастополе в декабре месяце»), но внутренний мир этих героев был скрыт от читателя. Даже в «Набеге», где рассказчик передает свои ощущения и впечатления при виде войны, читатель лишь предположительно может судить о его непосредственном характере и цельном духовном мире: внимание волонтера сосредоточено не на своих личных переживаниях, а направлено на внешние события. В «Севастополе в августе…» процесс становления героя происходит на глазах читателя: война формирует духовный мир человека, разрушая романтические иллюзии суровой правдой действительности.

В основе сюжета «Севастополя в августе…» — судьба братьев Козельцовых, защищающих Севастополь и погибающих в день штурма. История впервые входит в частную жизнь героев Толстого: они становятся участниками большого исторического события, они в рядах защитников Севастополя решают судьбу России.

Толстой максимально приближает своих героев к народной массе. Отношение солдат к Козельцовым основывается не на вынужденном повиновении, а на искреннем уважении к личности командира, добровольном подчинении его авторитету. Михаила Козельцова любят в роте, его «солдатики» разговаривают с ним «весело и дружелюбно». «Что же, они точно смелые, их благородие ужасно какие смелые!» — говорит о нем барабанщик, словно объясняя, за что солдаты уважают своего командира.

У Козельцова-младшего иначе строятся отношения с солдатами. Мечтая о великих героических подвигах, прямо из корпуса едет он в Севастополь. Отчаянный страх и одиночество испытывает семнадцатилетний Володя, столкнувшись с действительной картиной войны. Общение с защитниками Севастополя, с простыми солдатами, рождает у героя новый взгляд на происходящее, помогает обрести стойкость и мужество. Рядом с солдатами Володе «чрезвычайно легко и приятно было». Сидя в блиндаже, «в набитом народом уголке», Володя «испытывал то чувство уютности, которое было у него, когда ребенком, играя в прятки, бывало, он залезал в шкаф или под юбку матери и, не переводя дыхания, слушал, боялся мрака и вместе наслаждался чем-то». Володя очень доволен «тем уважением, которое ему оказывали» солдаты. «Солдатики тоже, заметив, что барин простый», ведут себя с ним спокойно и непринужденно. Во взаимоотношениях с солдатами раскрывается характер Козельцова-младшего, определяется его нравственная ценность.

Толстой сближает своих героев и с природой. Природа становится в рассказе важным средством для передачи психологического состояния человека. Если в предыдущих рассказах («Набег», «Рубка леса», «Севастополь в мае») картины природы служили своего рода фоном для изображения военных действий, были символом гармонии, красоты и добра в сравнении с какофонией войны, являлись объектом созерцания (реже размышления) персонажа, то в «Севастополе в августе…» природа овладевает героем, делает его своей частью. Особенно чуток и восприимчив Володя: его смятение и страх усиливаются под воздействием окружающей его сырой ночи. «Этот сырой мрак, все звуки эти, особенно ворчливый плеск волн, — казалось, все говорило ему, чтобы он не шел дальше, что не ждет его здесь ничего доброго, что нога его уж никогда больше не ступит на русскую землю по эту сторону бухты, чтобы сейчас же он вернулся и бежал куда-нибудь, как можно дальше от этого страшного места смерти».

Сближая героя с пародом, погружая его в мир природы и делая участником большого исторического события, Толстой вплотную подошел к изображению характера эпического. Этот характер значительно глубже и полнее будет раскрыт писателем позже в «Войне и мире».

В третьем севастопольском рассказе нет рассказчика, к присутствию которого так привыкли читатели в ранних рассказах Толстого: повествование делается более объективным. Точка зрения автора на происходящее становится точкой зрения его «любимых» героев: Михаила и Володи Козельцовых. Через их восприятие передает Толстой многие события и эпизоды военной жизни Севастополя.

В «Севастополе в августе…» ощутимо стремление Толстого выйти за пределы замкнутого пространственно-временного круга. Война в рассказе не ограничивается городской чертой Севастополя: в осажденный город едут офицеры из Петербурга, из Симферополя, из П. губернии. В Севастополе сражаются русские ополченцы и греческие волонтеры. Из захваченного Севастополя на север, в Россию, отступает севастопольское войско. Раздвигаются и временные рамки рассказа: со смертью двух центральных персонажей не кончается повествование, оно выходит за пределы индивидуальных человеческих судеб в «открытое» время; о судьбе народа, о неминуемой грозной расплате с захватчиками идет речь в заключительных строках рассказа. Это своеобразие «концов» толстовских произведений впервые столь определенно обозначилось в третьем севастопольском рассказе.

«Севастополь в августе…» венчает собой цикл рассказов, посвященных обороне Севастополя. Работая над рассказами, Толстой не строил планов написать «цикл» произведений: каждый рассказ создавался как независимый и самостоятельный. И тем не менее севастопольские рассказы составляют неразрывное целое, что позволяет рассматривать их как единое произведение. На это обратил внимание еще Н. Г. Чернышевский. «Тот ошибся бы, — писал он, — кто захотел бы определить содержание… севастопольских рассказов по первому из этих очерков, — только в двух следующих вполне раскрылась идея, которая в первом являлась лишь одною своею стороною»[134].

Севастопольский цикл — значительное достижение молодого писателя. Здесь наиболее ярко проявилось новаторство Толстого, определились основные черты его художественного дарования.

Рассказы о Севастополе стали школой эпического мастерства Толстого. Героический образ русского народа, народа-патриота, народа-богатыря, встает со страниц рассказов. В трагический для России момент рождается эта великая общность людей, решающая судьбу своей родины. Народ у Толстого становится мерилом Нравственной ценности человеческой личности, эталоном храбрости и мужества, мудрости и гуманности.

Новый герой появляется в севастопольских рассказах. Это человек, судьба которого тесно связана с судьбой народа, с судьбой России. Характер эпический становится предметом пристального внимания Толстого.

По-новому глубоко и значительно звучит в севастопольском цикле тема войны и мира. Война впервые предстает здесь «в настоящем ее выражении — в крови, в страданиях, в смерти». Противоестественность, бесчеловечность этого явления сталкиваются с вечным стремлением человека и природы к миру и гармонии.

В севастопольских рассказах Толстой выступил обличителем язв и пороков современного общества. «Все и всяческие маски»[135] срывает он с офицеров-аристократов, обнажая их тщеславие, корыстолюбие, трусость и эгоизм. Не только нравственная, но и социальная основа этого обличения все яснее начинает проявляться в его творчестве.

В процессе работы над рассказами о Севастополе оттачивается художественное мастерство Толстого. Ему становятся доступны приемы и средства изображения глубин человеческой психики, «диалектики души» персонажа. В рассказах Толстого читателю открылся внутренний мир человека, тайные движения человеческой души.

Севастопольские рассказы завершили важный этап в становлении Толстого-писателя: определилось главное направление его таланта, наметились основные линии литературных интересов.