Нацизм и культура. Идеология и культура национал-социализма - Джордж Моссе

(Официальное коммюнике по экономическому региону Средняя Эльба. № 1. 1939. 5 января.)

…И вот что еще. Если кто-нибудь пожелает улучшить свое финансовое положение, он имеет на то полное право, и никто не должен попрекать его этим. С другой же стороны, никто не может упрекать руководство промышленных предприятий, если оно пытается остановить нежелательную миграцию наиболее квалифицированных рабочих.

Однако решать этот вопрос необходимо не угрозами в адрес того или иного рабочего, который может получить более высокую зарплату в другом месте, в частности на строительных работах по сооружению пограничных оборонительных районов, поскольку работа там рассматривается как дело чести каждого немца. Беспардонной дискредитацией великого начинания фюрера станет любая попытка превращения его в своего рода наказание!

(Ангриф (Атака). 1938. 3 декабря.)

Имперское попечительство по труду экономического региона Баварии издало постановление об использовании женской рабочей силы в промышленности, торговле и мастерских. В частности, в нем рассматриваются такие профессии, как стенографистки, секретарши и машинистки. Наиболее существенные положения — следующие:

При поступлении на новое место работы служащие женского пола не имеют права требовать установления им более высокой оплаты их труда, чем это было на прежней работе. Директора предприятий и учреждений могут принимать их на работу только с окладами и на условиях их прежней занятости. Более высокая заработная плата выплачивается лишь в том случае, если это предусмотрено для данных должностей по штатному расписанию того или иного предприятия или учреждения.

Служащие женщины по окончании срока своего ученичества, при переводе на другие должности могут получать оклады не выше предусмотренных по соответствующей шкале.

Подобные же требования сохраняются и при поступлении женщин на работу в первый раз.

Более высокая оплата труда возможна при приеме на временную работу, но не более чем на шесть месяцев. О намечаемых в отдельных случаях повышениях окладов имперское попечительство по труду извещается за три недели до обговоренных сроков с объяснением причин и указанием прежних и новых окладов. О повышении должностных окладов в соответствии с действующей шкалой заработной платы докладывать не обязательно…

Лица, нарушающие эти предписания, будут наказаны в судебном порядке. Указания вступают в силу с 1 июля сего года

(Френкише тагесцайтунг. Нюрнберг, 1939. 1 июля.)

Вальтер Дах

Беседа с «камрадом» Мюллером

— Мне нужно уходить, — произнес Мюллер, схватив в охапку трех своих сыновей и обняв их своими мощными руками. — Бездельники и бродяги! — добавил он шутливо и по обыкновению потащил их из кухни в спальню, где и побросал на кровати.

Такая процедура очень нравилась шестилетнему младшему сынишке, однако все трое рычали, как львы.

— Тебе опять нужно уходить? — спросила его жена с пониманием.

Она знала, что с ним что-то происходит, что-то кипит внутри его. Он всегда с настоящим фанатизмом за что-нибудь брался, не особенно задумываясь о происходящем. Трудовые отношения его не волновали: в их семье из поколения в поколение передавалось сознание того, что работа — это жизнь, и иначе быть не может. Однако сейчас он больше не ощущал очевидности этого, что его смущало.

«Гитлер — раб буржуазии!» — кричали они на политических митингах вот уже несколько лет. Теперь же они видели, как капитаны индустрии и банковские воротилы искали благосклонности у того же Гитлера.

«И они наверняка приберут его к своим рукам!» — проговорил Мюллер про себя.

Этого они, конечно, хотели. Но пойдет ли он сам на это? Вот в чем заключался вопрос.

Фрау Мюллер, его жена, никогда особенно не интересовалась политикой. Но она понимала, точнее, чувствовала, что Гитлер желает добра рабочим и ему можно доверять. Он сам когда-то был простым рабочим и знает, что происходит в душах людей.

— Он обо всем забудет, как это всякий раз случалось с крупными шишками в прежние времени, — буркнул Мюллер.

— Я в это не верю, — возразила жена. — Он живет очень просто, это видно даже по его одежде. Конечно, время расставит все по своим местам. Между прочим, вот письмо от ассоциации жителей Саара… по вопросу плебисцита[55].

Мюллер что-то пробормотал, затем умылся, причесался и переоделся, жуя при этом бутерброд, затем сказал:

— Думаю, у меня сегодня будет счастливый день. Этот Флекс — настоящий парень!

— Вот это-то мне как раз и не нравится, — произнесла фрау Мюллер. — Если кто-то уличен в обмане…

— Мне это тоже не нравится, — согласился Мюллер. — Но какое это имеет отношение ко мне? Это было давно, и никто толком не знает, что произошло в действительности. Может быть, и среди директоров не все чисто… Тогда надо проверять каждого…

В кафе на Фридрихштрассе Мюллер спросил, где можно найти господина Флекса, так как не увидел его среди посетителей.

— Господина директора Флекса?

— Черт побери! Флекс — директор? Хотя ему всегда чертовски везло!

Но вот он появился. Теперь он был одет совершенно по-иному, производя впечатление преуспевающего человека. Семенящей походкой Флекс приблизился к Мюллеру и протянул ему обе руки.

Мюллер был рад, что не попал в центр всеобщего внимания. Элегантные манеры сидевших за столиками посетителей, официанты во фраках и салонная музыка сконфузили его. Это была не пивнушка, в которой обычно собирались рабочие.

Флекс провел Мюллера через несколько больших залов и комнат, без умолку что-то говоря, двигаясь легко и свободно. Наконец, они оказались в небольшой комнате, довольно уютной и вполне подходящей для дружеской встречи. Здесь Мюллер стал более разговорчивым…

— Да, — проговорил Флекс, выпуская под потолок цепочку дымовых колец одно за другим, иногда до десятка кряду. — Мир велик и в то же время мал. На химическом заводе мне нечего было делать. Что же мне, оставаться всю жизнь мелким клерком и гнуть хребет за какие-то триста марок в месяц, а то и меньше? Тогда как другие жиреют и богатеют! И губить свой талант?

«А как же тогда обстояло дело с мошенничеством на химическом заводе?» — подумал Мюллер.

— Так вот, дорогой Мюллер, — продолжил Флекс, — я совершил большой прыжок из Берлина в Париж. А оттуда подался в Лион и затем в Страсбург. Как видишь, в итоге я в верхних эшелонах. Ведь я теперь директор крупного франко-люксембургского агентства производителей… Да, да, в настоящее время я поставил, как говорится, свою палатку в Берлине. Положение, однако, совершенно иное, чем было когда-то…

Мюллер решил про себя, что этому можно поверить. На Флексе был хорошего покроя костюм из дорогого материала. Из кармашка жилетки выглядывали золотые часы, а на пальцах сверкали кольца, стоившие целое состояние. Да и булавка для галстука была с жемчугом. «Стало быть, у него кошелек набит денежными купюрами, а в банке открыт счет», — мелькнуло в голове Мюллера.

— Все это, естественно, не само по себе произошло, — добавил Флекс. — Пришлось здорово побороться. Надо было знать, как использовать те или иные преимущества, и постоянно держать ушки на макушке, господин Мюллер. Спотыкаться на каких-то препятствиях было просто непозволительно.

«А почему, собственно, он все это мне рассказывает?» — подумал Мюллер.

— А как твои дела, дорогой мой Мюллер? Но сначала выпьем. Твое здоровье!

Флекс был всегда большим любителем выпить, так что Мюллеру было трудно держаться с ним наравне.

— Так вы, парни, совершили в Германии небольшую революцию, пока меня не было, не так ли? — Флекс внимательно огляделся вокруг и громко рассмеялся. Затем продолжил начатую мысль шепотом: — Мюллер, должен сказать тебе, что немцы… не могут совершить даже настоящую революцию… наподобие французской…

— Да, у нас произошло много изменений, — отреагировал Мюллер. — Кое-чего я так и не понимаю. Флекс помолчал какое-то мгновение, потом спросил:

— А как лично твои дела? Если они отправят заведующего хозяйством Мюллера на пенсию, то сколько сотен марок он будет получать?

Он снова засмеялся с открытой насмешкой.

— Времена сейчас трудные, — ответил Мюллер, подумав о прежних идеалах и о функциях, которые ему приходилось исполнять в свое время в профсоюзах и социал-демократической партии.

— Другими словами, это самый настоящий дриблинг, как говорят футболисты, — согласился с его замечанием Флекс. — За рубежом мы об этом слышали. Мне приходилось часто встречаться с эмигрантами. — Он наклонился вперед и продолжил: — И ты покорно соглашаешься со всем происходящим? Могу сказать тебе, что в Саарском регионе кое-что назревает. Но за Францию вряд ли проголосуют. Если голоса будут отданы за сохранение существующего положения… то со временем угольные шахты все равно перейдут к Франции, Они для нее жизненно необходимы… впрочем, как и весь Саар… — и для мира, и для войны.