Заблудившийся во сне - Владимир Михайлов

– Ну – поближе по времени и пространству…

Он еще не был ходоком на дальние дистанции.

– Ясно. Давай поищем. Твоя полусфера – левая. Увидишь подходящее – сразу говори.

В поле нашего зрения было примерно восемь десятков выходов в микроконтинуумы; через каждые пять-шесть секунд начинали возникать новые, старые уходили за горизонт. Замечать и оценивать надо было быстро, долго разглядывать не приходилось: можно было что-то упустить. В безмолвном напряжении мы провели более получаса. За это время он лишь однажды подтолкнул меня локтем:

– Смотрите – вон та роща…

Я посмотрел. Для того, чтобы оценить обстановку, тренированному глазу понадобились две секунды.

– Не годится, Степ. География не совпадает. Тебе кажется, что это наши места, знакомый лесочек, но ты не учел освещения. Светило не наше. Это вообще не Земля. Так что…

– А разве?..

– Разве. Тут маленькая неосторожность – и попадаешь куда дальше, чем к черту на рога. А следующий проход через Узел будет – кто знает, когда: завтра – или через миллион лет…

Он только коротко вздохнул. Я снова смотрел в правую сторону.

Однако через полчаса мне показалось, что подвертывается что-то приемлемое.

Девица – или молодая женщина – в длинном белом платье сидела на скамеечке на берегу пруда или небольшого озера. Вечерело, и ее сложенный зонтик лежал рядом. Широченные поля шляпы не позволяли разглядеть лицо. Но меня оно и не интересовало. Пруд окружали знакомые деревья. И закатный свет был наш, средних земных широт, и облачка соответствовали, и архитектура дома, что виднелся по ту сторону воды…

– Туда, – сказал я решительно.

Он рванулся. Потом обернулся на миг:

– Спросят – где тебя искать?

Я ответил, уверенный, что так и будет:

– Где-то между тринадцатым и четырнадцатым. Не знаю только, долго ли там пробуду. Да и не меня им надо искать, а мою дочку: за нее – взыщу. Все. Беги. Только смотри – на эту девицу не отвлекайся. Тем более что она может оказаться неизвестно кем: тут все же Пространство Сна…

Он кивнул и лихо влетел в микроконтинуум почти на пределе возможного. Уже оттуда глянул на меня – и то ли мне показалось, то ли действительно подмигнул. И скрылся вместе с миниконом.

Я облегченно вздохнул и принялся высматривать – теперь уже для себя самого – выход, который привел бы меня к цели с наименьшей потерей времени и энергии – что здесь, в ПС, практически одно и то же, потому что одно с легкостью переходит в другое.

Ну что же – прощай, Приморский вокзал.

Вторая защита

Париж тех времен оказался куда меньше, чем я думал, и привычной издавна Эйфелевой башни, разумеется, не было и еще много столетий не будет – хотя с того места, где я стоял – на берегу Сены, внизу, у самой воды, в сотне метров от Нового моста, я ее и в наше время не увидел бы. Зато Нотр-Дам уже существовал; но отсюда и его не было видно. Да он меня сейчас и не интересовал: съездить в Париж и увидеть собор можно и наяву, а вот никаких следов Груздя я там в Производном Мире не обнаружу, это уж совершенно точно.

А здесь они могли найтись. Должны были. Обязаны. Иначе какого черта меня сюда вызывали?

Я нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Борич явно опаздывал. Я поднялся наверх, на берег. Непривычные для меня каблуки скользили по булыжнику. Я тихо ругался и скоро стал бы ругаться в полный голос, если бы не заметил спешащей ко мне фигуры – как полагается, в шляпе с плюмажем и коротком плаще, который сзади слегка задирала длинная шпага.

Ну наконец-то. Сейчас я скажу ему пару слов. Пусть только подойдет…

Он подошел – и я не сказал ему ничего из заготовленных изящных выражений. Потому что это был вовсе не Борич. То, что человек обладал совершенно другим лицом, ничего не значило: мне не раз уже случалось упоминать, что в Пространстве Сна мы можем принимать самые неожиданные обличья. Но – нутром или подкоркой – мы всегда ощущали своих, и для того, чтобы опознать даже и незнакомого сотрудника, нам чаще всего не требовалось показывать метку на руке или называть имя, под которым тебя знали в Институте, во всей Системе. Это был совершенно чужой человек, и приблизился он, похоже, с недобрыми намерениями.

Однако поздоровался он вежливо, сняв шляпу. Я ответил тем же.

– Прошу извинить, – начал он. – Я знаю, что вы ждете тут не меня.

– Вы не ошибаетесь, шевалье, – подтвердил я.

– Вы ждете даму.

Я лишь пожал плечами.

– Я жду ответа, шевалье!

Я приосанился:

– По какому праву, шевалье, вы требуете у меня ответа?

Он нахмурился.

– Вам это прекрасно известно.

– Мне не нравится ваш тон! – попытался осадить его я. Мне вовсе не хотелось сейчас драться. Я должен был дождаться Борича.

– Я не собираюсь менять его! – заносчиво ответил он.

Вместо ответа я обнажил шпагу. Он – свою. Площадь была замощена брусчаткой, ее окружали островерхие дома. Светила луна. Не выжидая, я из третьей позиции сразу же сделал выпад. Он взял четвертую и тут же ответил. Я уклонился вправо – движение естественное, когда держишь шпагу в правой руке; он, однако, ожидал этого и пошел на повторный выпад, демонстративно показывая, что готовит удар в голову – рубящий, а не укол, шпага у него была военная, узкий палаш, а не дуэльная рапира. Такую же, кстати, держал в руке и я. Примененный им финт был давным-давно известен: заставить меня взять пятую защиту, повернуть кисть – и бить в грудь. Поэтому вместо защиты я отскочил назад, и, пока он после выпада возвращался в стойку, в свою очередь, кинулся в атаку и попытался захватить его оружие; он отступил, я шагнул вперед. Несколько секунд мы пританцовывали друг против друга, не скрещивая клинков, острия шпаг описывали маленькие орбиты, каждое движение шпаги заключало в себе вопрос, на который тут же следовал ответ на том же безмолвном языке: «Я и к этому готов, хочешь – попробуй…» Дышалось легко, воздух был прохладным и чистым. Где-то стукнуло окошко, захлопываясь. Он первым не выдержал неопределенности и бросился вперед с неожиданным криком победной ярости; годится для устрашения слабонервных, не более того. Налетая, он концом шпаги выписывал в воздухе фигуру вроде скрипичного ключа; тоже хорошо для начинающих, кто еще не научился понимать, что не из любой позиции можно нанести удар в каждое мгновение, но лишь из немногих; например, сколько ни грози он сейчас ударом в лицо, но попытайся он осуществить эту атаку – и я в нырке ударом снизу разрублю ему руку. Так что этих угроз я не боялся, а как только клинок его замирал в действительно опасной позиции – я своей шпагой тут же отклонял его от линии, и противнику приходилось начинать сначала. Клинки звенели гулко, набатно, такие звуки они издают только в Пространстве Сна. Шли минуты. Наконец мне надоел этот танцкласс; я имитировал внезапную, без подготовки, флешь-атаку, он третьей защитой отбил мой клинок вправо вниз и сделал подставку – и тут, как я и надеялся, мне удалось из первой позиции все-таки осуществить мельницу, захватив его шпагу круговым движением своей. Его оружие вырвалось из руки, шпага взлетела высоко и, кажется, больше вообще не вернулась на землю, только сверкнула недоразвитой молнией в лунном свете и погасла.