Гарри Поттер и Орден Феникса - Джоан Роулинг

— Это что же такое? — вознегодовал Рон. — Кем надо быть, чтобы плакать, когда тебя целуют?

— Да, — сказал Гарри с легким отчаянием в голосе, — почему так?

Гермиона посмотрела на друзей чуть ли не с жалостью.

— Вам непонятно, что сейчас переживает Чжоу?

— Нет, — ответили они хором. Гермиона вздохнула и отложила перо.

— Ну, очевидно, что она глубоко опечалена смертью Седрика. Кроме того, я думаю, она растеряна, потому что ей нравился Седрик, а теперь нравится Гарри, и она не может решить, кто ей нравится больше. Кроме того, она испытывает чувство вины — ей кажется, что, целуясь с Гарри, она оскорбляет память о Седрике, и ее беспокоит, что будут говорить о ней, если она начнет встречаться с Гарри. Вдобавок она, вероятно, не может разобраться в своих чувствах к Гарри: ведь это он был с Седриком, когда Седрик погиб. Так что все это очень запутанно и болезненно. Да, и она боится, что ее выведут из когтевранской команды по квиддичу, потому что стала плохо летать.

Речь была встречена ошеломленным молчанием. Затем Рон сказал:

— Один человек не может столько всего чувствовать сразу — он разорвется.

— Если у тебя эмоциональный диапазон, как у чайной ложки, это не значит, что у нас такой же, — сварливо произнесла Гермиона и взялась за перо.

— Она сама начала, — сказал Гарри. — Я бы не… вроде подошла ко мне, а потом смотрю, чуть ли не всего слезами залила… Я не знал, что делать.

— Не вини себя, сынок, — сказал Рон, видимо вообразив эту тревожную картину.

Гермиона оторвалась от письма:

— Ты должен был отнестись к ней чутко. Надеюсь, так и было?

— Ну, — Гарри ощутил неприятный прилив жара к лицу, — я вроде… похлопал ее по спине.

Еще бы чуть-чуть, и Гермиона, кажется, возвела бы глаза к небу.

— Могло быть и хуже, — сказала она. — Ты намерен с ней встречаться?

— Придется, наверное. У нас же собрания ОД, правда?

— Ты знаешь, о чем я, — в сердцах сказала Гермиона. Гарри ничего не ответил. Слова Гермионы раскрыли перед ним пугающую перспективу. Он пытался вообразить, как идет куда-то с Чжоу — например, в Хогсмид — и проводит наедине с ней многие часы. Конечно, она ожидает от него приглашения после того, что сегодня произошло… От этой мысли внутри у него что-то болезненно сжалось.

— Ну что ж, — сухо сказала Гермиона, с головой уйдя в свое письмо, — у тебя будет масса возможностей пригласить ее.

— А если он не хочет ее приглашать? — сказал Рон, наблюдавший за Гарри с несвойственной ему пристальностью.

— Не говори глупостей. Она давным-давно ему нравится.

Гарри промолчал. Да, Чжоу давным-давно ему нравилась, но, когда он представлял себя с ней вдвоем, Чжоу в этой сцене была радостной, а не той Чжоу, которая проливала слезы у него на плече.

— А кому ты вообще пишешь этот роман? — спросил Рон у Гермионы, пытаясь прочесть ту часть пергамента, которая свесилась уже на пол.

Гермиона отдернула ее.

— Виктору.

— Краму?

— А сколько еще у нас Викторов?

Рон ничего не сказал, но вид у него был недовольный. Двадцать минут они провели в молчании: Рон дописывал сочинение по трансфигурации, то и дело раздраженно крякая и зачеркивая фразы; Гермиона неутомимо писала письмо и, исписав пергамент до конца, свернула его и запечатала; Гарри смотрел в огонь и мечтал о том, чтобы там появилась голова Сириуса и дала ему какой-нибудь совет насчет девушек. Но пламя только потрескивало и оседало, покуда красные угли не обратились в золу, и тогда, оглянувшись, Гарри увидел, что они опять остались последними в гостиной.

— Ну, спокойной ночи. — Гермиона широко зевнула и ушла по лестнице в девичью спальню.

— И что она нашла в Краме? — сказал Рон, когда они поднимались по лестнице.

Гарри подумал и сказал:

— Наверное, он старше… и играет за сборную страны в квиддич.

— Ну, а кроме? — досадовал Рон. — Мрачный тип, и всё.

— Да, мрачноват, — согласился Гарри, целиком занятый мыслями о Чжоу.

Молча они разделись и надели пижамы; Дин, Симус и Невилл видели уже десятый сон. Гарри снял очки, положил на тумбочку и лег, но полог не задернул и стал смотреть на квадрат звездного неба в окне возле кровати Невилла. Мог ли он подумать прошлой ночью, что через двадцать четыре часа поцелует Чжоу Чанг…

— Спокойной ночи, — буркнул справа Рон.

— Спокойной ночи.

Может, в следующий раз — если до этого дойдет — она будет не такой печальной. Надо было пригласить ее, она, наверно, этого ждала и теперь очень сердита на него… или лежит и все еще плачет по Седрику… Он не знал, что думать. Объяснения Гермионы не внесли никакой ясности, только еще больше все усложнили.

«Вот чему нас должны здесь учить, — думал он, повернувшись набок, — как работает голова у девочек… это было бы полезней прорицаний…»

Невилл засопел во сне. Где-то в ночи ухнула сова.

Гарри снилось, что он в Выручай-комнате. Чжоу обвиняла его в том, что он заманил ее сюда под фальшивым предлогом, что он обещал ей сто пятьдесят карточек от шоколадных лягушек, если она придет. Гарри протестовал… Чжоу закричала: «Седрик дал мне кучу карточек от шоколадных лягушек!» — и стала горстями вытаскивать карточки из мантии и швырять в воздух. Потом она превратилась в Гермиону которая сказала: «Ты же обещал ей, Гарри… Я думаю, ты должен дать ей вместо них что-нибудь другое… может, твою „Молнию“». А он стал говорить, что не может дать Чжоу свою «Молнию», потому что она у Амбридж, и вообще все это чушь — он пришел в Выручай-комнату только развесить шарики в виде головы Добби…

Сон переменился…

Тело у него стало сильным, гибким, гладким. Он скользил между блестящими металлическими перекладинами, по темному холодному камню… Он скользил по полу на животе… было темно, но он видел вокруг мерцающие предметы странной переливчатой окраски… поворачивал голову туда и сюда… На первый взгляд коридор был пуст… но нет… впереди сидел человек, его подбородок отвис, и фигура его слабо светилась во тьме…

Гарри высунул язык… он ощущал запах человека… тот был жив, но дремал… он сидел перед дверью в конце коридора…

Гарри желал укусить человека… и нельзя поддаться желанию… его ждет более важное дело…

Но человек зашевелился, серебряный плащ свалился с его ног, и он вскочил. Его неясная мерцающая фигура надвигалась, нависала, он вынул из-за пояса волшебную палочку… и у Гарри не было выбора… он взвился с пола и раз, другой, третий всадил зубы в тело человека, чувствуя, как захрустели ребра и хлынула теплая кровь…

Человек кричал от боли… потом умолк… съехал по стене… кровь растекалась по полу…

Нестерпимая головная боль… голова раскалывается…

— Гарри! ГАРРИ!

Он открыл глаза. Все тело покрылось холодным потом; простыни опутывали его, как смирительная рубашка, и казалось, что к голове приложили раскаленную добела кочергу.

— Гарри!

Над ним стоял перепутанный Рон. В ногах кровати маячили еще чьи-то фигуры. Он схватился за голову: боль застилала глаза… Он свесился с кровати, и его вырвало.

— Он заболел, — послышался испуганный голос. — Надо кого-то позвать.

— Гарри! Гарри!

«Надо сказать Рону, во что бы то ни стало сказать…» Хватая ртом воздух, полуослепший от боли, Гарри сел. Он с трудом сдерживал подступающую рвоту.

— Твой папа, — пропыхтел он. — На него напали…

— Что? — не понял Рон.

— Твой отец! Его кто-то укусил, это серьезно, повсюду была кровь.

— Пойду позову помощь, — раздался тот же испуганный голос, и кто-то выбежал из спальни.

— Гарри, друг, — неуверенно сказал Рон, — тебе приснилось.

— Нет! — Очень важно было, чтобы Рон его понял. — Это был не сон… не обычный сон. Я был там, я это видел… Я это сделал.

Он слышал тихие голоса Симуса и Дина и не прислушивался к их словам. Боль во лбу понемногу ослабевала, но он все еще потел и его трясло как в лихорадке. Снова подкатила тошнота, и Рон отскочил назад.

— Гарри, ты нездоров, — проговорил он дрожащим голосом. — Невилл пошел за помощью.

— Я здоров! — Гарри закашлялся и вытер рот пижамой. Его била неудержимая дрожь. — Я в порядке, ты об отце беспокойся, мы должны выяснить, где он. Он истекал кровью… я был… я был огромной змеей.

Он попытался встать с кровати, но Рон толкнул его назад. Где-то рядом перешептывались Дин и Симус. Одна минута прошла или десять, Гарри не знал. Он сидел, дрожал, чувствовал, что боль потихоньку уходит из шрама… Потом послышались торопливые шаги на лестнице и голос Невилла:

— Сюда, профессор.

Профессор МакГонагалл — в халате из шотландки, очки на костистой переносице перекошены — торопливо вошла в спальню.

— Что случилось, Поттер? Где болит?

Гарри никогда еще так ей не радовался — сейчас ему нужен был кто-то из Ордена Феникса, а не тот, кто будет хлопотать над ним и потчевать ненужными зельями.