Война и мир Ивана Грозного - Александр Тюрин

Венгерские наемники по льду пересекли реку и подошли к стене, стоящей между угловой башней и Покровскими воротами.

Венгры «закапываются в стену», то есть пытаются разрушить ее основание, но терпят неудачу – русские выдергивают вражеских солдат из стены специальными приспособлениями – с крючьями на конце. Венгров расстреливают из ручниц и колят копьями через «частые окна», которые защитники проделали в стене.

Венгерским гайдукам удалось разрушить часть стены, но за ней открылся ров и еще одна стена, деревянная.

Венгры пытаются штурмовать вторую линию укреплений, но русские забрасывают их самодельными гранатами (сосуды с пороховым зельем) и применяют весь арсенал вразумления осаждающих – льют на них кипяток и горячую смолу, бросают на них горящие просмоленные тряпки, бьют из пищалей через бойницы.

Второй штурм Пскова проваливается, венгры отступают с большими потерями.

Третьего ноября, после беспрерывной пятидневной бомбардировки города, происходит новый вражеский приступ. Поляки через замерзшую реку Великая подходят к разрушенному участку стены, но отброшены плотным огнем псковского гарнизона.

«Не знаю, кто-то из наших пустил в город стрелу со сломанным острием; русские обратно пустили ею в наш лагерь, с надписью: „худо стреляете, бл…“», – сообщает пан Пиотровский забавную подробность.

Не удалась Стефану Баторию и инженерная «минная война».

Наемные немецкие саперы копали подкопы для установления пороховых зарядов, однако защитники обнаруживали их при помощи «слухов» (эти «сонары 16 века» помогали определить направление и глубину подземных работ противника). Русские или заваливали землей обнаруженные вражеские подкопы, или взрывали их при помощи контр-подкопов. В ходе подземного контрнаступления, защитники города подводили под вражеские ходы свои встречные галереи и устанавливали там мины.

Параллельно с осадой Пскова войска Стефана Батория пытались овладеть Печерским монастырем, который защищал отряд стрельцов численностью около 300 человек, под командованием стрелецкого головы Нечаева, и тамошние монахи.

Польская артиллерия разрушила часть монастырской стены, но штурм, предпринятый 28 октября немецкими наемниками, захлебнулся. Среди врагов, попавших в плен к стрельцам, был племянник куряндского герцога Готарда Кетлера. Несмотря на посылку венгерских подкреплений, Печеры врагам взять не удается. «Тамошние монахи творят чудеса храбрости и сильно бьют немцев», – признается Пиотровский.

Неудача ждала Батория и под Изборском, где были разбиты венгерские отряды. Польские войска безуспешно осаждали Врев, Владимирец, Дубков, Вышгород, Выборец, Опочку, Гдов и Кобылье Городище.

Однако мадьяры берут приступом Мальский монастырь, где убивают всех, и монахов, и местных жителей, укрышихся за монастырскими стенами.

«Освободители» терзают псковскую землю. «Происходит много убийств и грабежей мирных сельских жителей, на них охотятся с большим азартом в лесах, забыв об охоте на диких зверей», – вскоре засвидетельствует иезуит Поссевино, прибывший на территорию, захваченную поляками. «Кто его (Ивана) поступки сравнит с делами этого войска, тот найдет, что там больше боятся Бога», – иезуит сравнивает московитов с поляками, и сравнение не в пользу последних.

Через 150–250 лет спустя потомки ливонских аристократов, шведско-финляндских баронов и литовских панов, ливших русскую кровь в ливонскую войну, дружно войдут в состав российского дворянства, станут ядром вестернизированного правящего класса. Только изменится ли их отношение к русскому народу? К потомках тех стрельцов и крестьян, что бились против них на последнем этапе ливонской войны, которую можно без всяких натяжек назвать отечественной войной?

До наступления настоящих русских морозов отбит 31 приступ поляков на Псков – так что польским историкам, в данном случае, не следует сетовать на «генерала Зиму». Русскими воинами и горожанами совершено 46 вылазок против врага.

При защите города погиб славный донской атаман Михаил Черкашенин, человек достойный романа, герой Молодинской битвы. «Убили Мишку Черкашенина, а угадал себе сам, что ему быти убиту, а Псков будет цел. И то он сказал воеводам». Но в нашем отечестве собственных героев как-то не принято ценить, нечесанный он, сиволапый, разве ж его можно сравнить с блистательными панами?

А вот пан С. Пиотровский выражал удивление по поводу стойкости защитников Пскова. «Не так крепки стены, – писал он, – как (их) твердость и способность обороняться». К его мнению присоединялся иезуит Антонио Поссевино, несколько раз побывавший в окрестностях осажденного Пскова. «Русские решительно защищают свои города, – писал отец-иезуит, – женщины сражаются вместе с солдатами, никто не щадит ни сил, ни жизни, осажденные терпеливо переносят голод».

Русские обороняются не как рабы – рабы сдают города, как делали это римские невольники в годы крушения империи. Не стоит за каждым псковитянином заградотрядовец-опричник.

Шестого ноября обстрел Пскова был прекращен, также как и осадные работы, от холодов противник забился в палатки и уцелевшие избы. Эти холода польские участники похода описывали, как ужасные и нестерпимые, но, видимо, речь идет о климатической норме для северо-западной России того времени. Усилилась активность русских партизан, которые перехватывали польских мародеров, или, как их еще можно назвать, снабженцев. «Много гибнет наших фуражиров, так что в течение одной недели в разных местах погибло их несколько сотен», – сообщает Пиотровский. Наемники, мягко выражаясь, посылают в задницу эту войну, ведь им задерживают выплату денег. Мысли польских панов заняты уже не осадой, а дележкой хлебных должностей в ливонских городах и польских воеводствах. Вообще, при прочтении записок польских воинов о псковском походе, бросается сперва в глаза их кураж. Для них война – это приключение, игра с хорошими материальными призами. Русские для них – охотничья добыча, не совсем люди. Но когда война превращается в тяжелый ратный труд, требующий постоянной стойкости, психологической устойчивости, силы духа, то польские бойцы, от жолнеров до ясновельможных панов, ломаются. А русские воины – нет.

Первого декабря Стефан Баторий отъезжает в Литву (повторяя в кратком варианте зимний отъезд Наполеона из России в 1812 г).

Командование армией король передает гетману Яну Замойскому, выпускнику падуанского университета. На совести этого высокообразованного человека, любящего цитировать римских классиков, была уже великолукская резня. (Сколько еще выпускников западных университетов будет заливать кровью Россию, ставя русских за пределами гуманизма, преподанного им европейскими профессорами.) Этот пан отличается просто-таки нечеловеческим упорством и зверской принципиальностью в отношении завоевания России.

В конце 1581 г. военные действия идут в Ливонии, Новгородской области, на верхней Волге.

Туда проникают отряды Христофора Радзивилла, профессионального разорителя Филона Кмиты и пана М. Гарабурды (королевского секретаря).

Вражеская конница под командованием Х. Радзивилла, состоящая в основном из черкасов, проходит окрестностями Ржевы Володимеровой и достигает городков Зубцова и Старицы в тверской земле. С ней действует перебежчик 1560-х годов Умар Сарыхозин.

Сам Иван Грозный в это время с семьей и сыном-младенцем находился в Старице. Литовские командиры знали о местоположении царя и явно ставили целью его захват.

Вражеская конница сожгла деревни поблизости от его старицкой резиденции царя, так что Иван мог видеть зарево пожаров. Факты всегда опровергают назойливо повторяемые байки псевдориков о боязливости царя. Иван Васильевич отослал жену с младшим сыном, а сам с 700 стрельцов и дворян стал готовиться к отражению нападения. Однако поляки и литовцы убоялись русских сил, состредоточенных под Ржевой, и ушли к Пскову на соединение с королевским войском. Удивительно, но некоторые современные российские историки, как например Волков В. А., радуются лихости панских набегов и ставят их в пример неповоротливым московитам.

Тем временем шведские силы активно действовали против русских в Ливонии. Шведы взяли города Лоде, Фиккель, Леаль, Габзель, лишенные сообщения с Россией.

4 сентября Понтус Делагарди захватил Нарву, где было вырезано от 7 тысяч до 10 тысяч русских, как сообщала ливонская хроника – «русских бюргеров, жителей и их жен и детей и всякой челяди».

В конце ливонской войны шведы ведут против русских войну на уничтожение, проводя раз за разом массовую резню, сравнимую с кровожадным буйством Батыя. Также, как и батыевым монголам, шведам не нужны города с живыми русскими. Однако и наши, и западные псевдорики по сей день стараются не заострять внимание на кровавых банях в шведском стиле. Относительно объективный Скрынников вообще не удостаивает нарвскую и корельскую резню своим внимением, хотя наверняка знаком с фундаментальным трудом С. М. Соловьева, где все эти сведения есть.