Синее на желтом - Эммануил Абрамович Фейгин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вася помнит: отец тогда взял его на теплоход, где служил боцманом. Показал он Васе на теплоходе все самое интересное, а потом говорит: «А тебя надо постричь, сын, оброс ты, весь залохматился». И отвел Васю в парикмахерскую теплохода. А там тетя Муся в белом халате, белом чепце, и лицо у нее такое — глаз не оторвешь.
Тетя Муся принялась обхаживать Васю: «Хочешь, мы тебе челочку сделаем? А может, чубчик хочешь?» И ножницами — чик-чик. И так приятно было Васе слушать певучий голос тети Муси, чувствовать прикосновение ее ласковых рук, вдыхать ее запах, что и словами не передашь. Будь Вася взрослым, таким, как отец, он, может, и сам женился бы на тете Мусе. А что, разве плохо иметь такую жену?
Счастье, что матери неизвестны подобные Васины мысли. Ох и вздрючила бы она его, век бы жениться не хотелось, до самой старости. Даже на прекрасной акробатке из цирка, пленившей однажды, и надолго, Васино сердце, даже на сестрах Вертинских, и даже… но это имя секретное, так что извините… Словом, есть такая девчонка в шестом классе. Так себе девчонка, далеко не красавица, но как стрельнет в Васю черными своими глазищами, так у бедняги мурашки начинают бегать по телу. Десять тысяч муравьев. Миллион. Жуть!
…Вася мог, конечно, попросить денег на линзы у отца. Отец у Васи такой — в лепешку расшибется, последнюю рубашку с себя продаст, но сыну не откажет. И тетя Муся его за это не поругает. Хотя у нее теперь своих два сынка есть, но к Васе она относится по-прежнему с нежностью. Любит она Васю.
Только это пустое дело — не будет Вася просить у отца, потому что мать строго-настрого наказала: «У этого ирода — ни копейки. Слышишь, сынок, — подыхать с голоду будем, у него не возьмем».
Что ж поделаешь, раз она у меня такая гордая. Остался один путь — путь строжайшей экономии, путь отказа от всего, что не телескоп. Как туго матери ни приходилось, она все же давала Васе кое-какие деньги — на завтрак школьный обязательно, а иногда и на кино и на мороженое. От завтраков отказаться просто. Нигде не записано, что человеку надобно два раза в день завтракать. Мороженое тоже по боку — проживем без него. Вот кино — это сложнее, особенно когда идут картины про разведчиков и космонавтов. Тут ни за что не удержишься, так что неоткрытая Васина звезда то приближалась к нему, то удалялась — в зависимости от репертуара кинотеатров. А недавно звезда эта улизнула от Васи на немыслимое расстояние. На миллионы световых лет, не меньше. И все из-за пустяка, если хотите знать. Даже рассказывать неудобно.
Вышел Вася в тот день на улицу, а на тротуаре соседский мальчишка сидит — Мотя Изаксон. Сидит и ревет. Ерундовый, понятно, мальчишка — шестилетка, недоросток еще. Короткие штаны на лямках носит и не стыдится такого позора. Но хоть малец и ерундовый и глупый, а все же он человек. И никак не пройдешь мимо человека, когда он плачет. Да еще так горько.
«Ты что воду льешь? Утопить нас хочешь?» — строго спросил Вася. «Не, не хочу», — сказал Мотя. «Так чего же ты?» «Я деньги потерял», — сказал Мотя. «Много?» «Целых три рубля. Мама послала меня за уксусом. Вот бутылка есть, а денег нет».
Вася повертел в руках порожнюю бутылку, зачем-то подул в нее и спросил: «А ты не брешешь, Мотя? А? Признавайся лучше. Может, ты трешку того, зажал?» «Не, — сказал Мотя, — я потерял». «Поклянись». «Чтоб меня на мыло сварили, как футбольного судью». «Ну, это брехня. Детей на мыло не варят и судей футбольных тоже. Это идиоты какие-то придумали, чтобы малышей пугать. Давай-ка лучше, Мотя, трешку твою искать».
Искали, искали и не нашли. Как сквозь землю провалилась проклятая трешка. «Ну вот что, Мотя, шагай к своей маме и признавайся — потерял, мол, — и все». «Боюсь», — сказал Мотя. «А она что, бьет тебя?» Мотя только угрюмо засопел, не ответил. Вася представил себе, как будут лупить мальца. А что тут бить, одни кости да кожа. Цыпленок. Другое дело, когда лупцуют самого Васю. Он здоровый, у него мускулы во! Ему что! Да и случается это не так часто. Если уж доведет мать до крайности, тогда получай. И каждый раз, надо признаться, по заслугам. Потому что Вася не золото. Это он сам знает, что не золото. А мальца за что? Разве его можно бить? Жаль человечка, черт побери!
«И сильно она тебя бьет?» — спросил Вася. «А она меня совсем не бьет, — сказал Мотя, — она говорит — посмотри мне в глаза, прямо в глаза». «Вот те раз! — рассмеялся Вася. — Это же ерунда. А ты посмотри — не ослепнешь». «Боюсь». «Глупости». «Стыдно мне… стыдно маме в глаза смотреть», — признался Мотя. «Стыдно, говоришь? — Вася даже руками развел. — Просто беда мне с тобой». «Беда», — согласился Мотя и еще горше заревел.
Короче говоря, три рубля из более чем скромных Васиных капиталов перекочевали к ерундовому мальцу Моте. До чего же обидно было Васе! Но кому пожаловаться на собственную дурость? «Эх, слабак, слабак, — ругал себя Вася, — для того, чтобы открыть новое, надо железный характер иметь. А ты… медуза типичная, вот кто ты».
Дня четыре отчаивался и терзал себя Вася, а потом все же нашел выход —