Путь Эвриха - Павел Молитвин

— Эврих, что там происходит? — Кари привстала на краю повозки, указывая рукоятью хлыста в сторону Самоцветных гор.

— Быть может, мы достигли Смеющегося источника? — предположил аррант, поднимаясь в стременах и прикладывая руку ко лбу, чтобы защититься от солнца.

Длинные тени от утесов, похожих на странно искривленных, изломанных и застывших в невообразимых позах великанов и невиданных чудовищ, достигавших восьмидесяти, а то и ста локтей в высоту, исчертили пологий каменистый склон, по которому двигалась лавина повозок со сновавшими между ними всадниками, и в первый момент Эврих не заметил ничего особенного. Разве что повозки, достигшие подножья напоминавшей исполинский трехногий табурет скалы, скучились и замерли, а окружившие их верховые размахивают руками так энергично, словно обнаглевших птиц с огорода гонят… Многовато, правда, верховых-то… А ведь сверкающие на солнце шлемы и панцири не могут принадлежать хамбасам! Сроду они себя доспехами не обременяли.

— Похоже, это «стражи Врат». Решили напоследок еще шерсти клок с беглецов содрать? Чудно-о! Я думал, они, жирный кус урвав, давно уже к саккаремской границе скачут, чтобы Хурманчака в соблазн не вводить… — пробормотал Эврих, отгоняя скверное предчувствие. Временами ему приходило на ум, что все идет слишком уж гладко, и тогда он утешал себя тем, что должна же негодница-судьба иногда отдыхать, не может она без конца всевозможные козни строить. ан нет, может! Выскребла, видать, еще какую-то пакость из бездонных своих закромов…

— Гляди, они схватились за оружие! — воскликнула Кари изменившимся голосом.

Скрывавшиеся за утесами «стражи Врат» высыпали на каменистый, покрытый редкой, пожелтевшей травой склон и перегородили путь потоку повозок, но цепь Хурманчаковых воинов была столь хлипкой, что ар-рант недоумевающе пожал плечами — потопчут болезных, дорого им за чрезмерную жадность расплачиваться придется. В руках хамбасов замелькали мечи — для стрельбы из луков противники уже слишком сблизились, — остановившиеся было повозки вновь поползли вверх по склону, и тут среди них полыхнули алые вспышки. Загрохотал рукотворный гром, и Эврих с ужасом увидел, как встают на дыбы кони, взлетают в небо окровавленные ошметки людских, тел, переворачиваются повозки.

Воздух наполнился смрадным жирным дымом, предсмертным ржанием, криками боли и ужаса. С треском рвался войлок тентов, с хрустом разламывались повозки, страшно выли женщины и огромные мохнатые псы, а рукотворные громы гремели уже справа, слева и за спиной попавших в западню беженцев. Гигантский обоз вздрагивал, корчился, исходил криком, истекал кровью, словно огромное раненое животное, и очумело крутивший головой аррант чувствовал, как струятся по окостеневшей спине ручейки пота и страх холодными пальцами сдавливает горло. Так вот как оно выглядит — Огненное Волшебство Зачахара!

Эврих безмолвно открывал и закрывал рот, подобно выброшенной на сушу рыбине. Ему хотелось кричать от ужаса, призывать на помощь богов, но сознание того, что все это бесполезно, помощи ждать неоткуда и не от кого, не позволяло издать ни единого звука. Он мог только слушать и смотреть, как пронзительно кричит Кари, мечутся обезумевшие всадники, бестолково размахивая блистающими на солнце мечами; потерявшие седоков кони, налетая на повозки, усиливают сумятицу, а черный зловонный дым неотвратимо сгущается над обозом, выдавливает слезы из глаз, лезет в глотку, щиплет ноздри…

— Нитэки! Доченька! — донесшийся откуда-то из далекого далека крик заставил арранта очнуться. Покинувшая повозку Кари тщетно пыталась выдрать его из седла и что-то орала, сипела, выкатывая слезящиеся, покрасневшие от дыма, полные отчаяния глаза и смешно разевая рот с ровными белыми зубами. Рядом с девушкой прыгал дымчато-серый пес, лошади, обрывая постромки, силились развернуть повозку, а конь под ним мелко дрожал, тревожно стриг ушами, кося на седока огромным испуганным глазом.

— Эврих, они пропадут! Они в самое пекло полезли! Тайтэки совсем лишилась рассудка! — достигли наконец его сознания призывы девушки. — Спасать их надобно!

— О Всеблагой Отец Созидатель! Кто бы нас самих из этого кошмара спас! Выпрягай лошадь, пеших тут в два счета затопчут! — скомандовал аррант, судорожно соображая, что же теперь делать, но кроме панических мыслей: «Погибли! Пропали!» — ничего в голову не приходило.

Успокаивающе поглаживая коня и бормоча ему на ухо ласково-утешительную бессмыслицу, он тупо смотрел на медленно, как во сне, разворачивающуюся повозку, из которой выпрыгнула пожилая степнячка с крохотным, закутанным в овчину ребенком. Метну лась направо, едва не угодив под колеса несущейся вниз по склону пылающей повозки, повернула налево, споткнулась, выронила из рук исходящий криком сверток. Привстала, потянулась за ним и тут же была втоптана в землю копытами коня, волочившего за собой хамбаса, у которого полностью отсутствовала верхняя часть черепа. Сверкнули оскаленные, в мертвой улыбке зубы, чиркнула по земле рука, все еще сжимавшая бесполезный меч…

Эврих ударил коня сапогами: спасти, выхватить из этого ужаса хотя бы одну жизнь! Заорала дурным голосом Кари, кто-то за его спиной придушенно взвизгнул, но он уже свесился с седла, ухватил завернутого в одеяло младенца, рванул из цепенеющих рук — матери, бабки? — притиснул к себе и, заметив краем глаза несущихся сверху верховых, изо всех сил дернул левой рукой поводья. Конь под ним вздыбился, разворачиваясь на задних ногах, и сумел-таки вовремя отвернуть с дороги Фукукановых нукеров, застывшие, меловые лица которых напоминали посмертные маски.

— Где ты, Эврих? — Сидевшая на коне охлюпкой Кари вынырнула из черного облака дыма и уставилась на жалобно пищавший сверток овчин, который аррант. бережно прижимал к груди. — Кого ты там подобрал? Что нам теперь делать?

Глаза у девушки были распахнуты так широко, что казались состоящими из одних белков, лицо было перепачкано сажей, за спиной полыхали сцепившиеся осями повозки.

— Н-не знаю… — Эврих почувствовал, что левая часть его лица дергается, как лапа агонизирующего зверя, и прижал ладонь к щеке. — Повозка Фукукана была впереди. Поскачем туда.

Это было безумием, ибо как раз сверху-то «стражи Врат» и сталкивали на обреченный обоз подожженные повозки, но разобрался в происходящем аррант значительно позже. После того уже, как они миновали мечущиеся в дыму фигуры беглецов; перевернутую повозку, придавившую седовласого старца; лошадь с разорванным брюхом, из которого вывалились на пыльную землю дымящиеся внутренности, и жалобно скулившего пса с перебитым позвоночником.