Том 9. Рассказы. Капкан - Синклер Льюис

— Да чепуха это. Идиотизм.

— Зна-аю, что идиотизм! И все-таки пойду. Лучше погибнуть в лесу, чем идти назад, чтобы тебя зарезали во сне индейцы или загрызли живьем эти Макгэвити. Вы еще ничего не знаете: вчера вечером Джо категорически заявил, что я должна поближе сойтись с этой старой ведьмой. Должна заставить себя ее полюбить. Представляете? И брать пример с нее, а не с шалопаев вроде Кудрявого Эванса. Всю жизнь мечтала! Да я лучше с голоду подохну!

— Похоже, что это и вправду серьезно. Но господи боже, откуда вы возьмете еду, если пойдете пешком…

— У меня здесь, в лесу, припрятан кусок грудинки, немного муки. На первые дни хватит. А вот в этом узле — удочка и блесна. Знаете, Ральф, то черное платьице, такое славненькое, просто не смогла оставить. И новые туфли на красных каблуках — самые любимые. Ничего, доберусь… наверное. На лодке подбросят — траппер какой-нибудь или индеец.

— Чтобы потом… Неужели вам улыбается сесть в байдарку к первому встречному проходимцу, ночевать с ним в одной палатке и убедиться, что он скотина?

— Какое там «улыбается»! Зато когда вы, добропорядочный господинчик с каменным сердцем, будете лежать в вашей милой и уютной палаточке, жутко гордый и довольный собой, вспомните, что Элверна в эту минуту просит помощи у какого-нибудь прохвоста — и платит ему за это!

— Ах ты, черт возьми! Как мне вас убедить…

— Напрасный труд! Ральф! Ральф, милый! Послушайте меня, дорогой. Я вам не буду в тягость. Честное слово. Конечно, пешком мне не дойти и на веслах одной — тоже, даже если бы удалось украсть лодку. Но я гораздо сильней, чем кажусь на вид. Я не буду валять дурака, как тогда, на охоте. Это я просто нарочно. Господи, мне ничего не стоило донести все три ружья да еще штук шесть в придачу. Я буду грести, у вас ведь есть в лодке запасной гребок? Всю стряпню возьму на себя. И увидите, вот увидите, какие тяжести я буду таскать на пеших переходах.

— Не в этом дело.

— Разве я такая уж некрасивая? Такая несносная привередница? Разве со мной так уж нудно, когда я мурлычу свои песенки и болтаю смешные пустяки, чтобы мои мужчины не заскучали! Неужели я такое уж чудовище?

— К сожалению, нет.

— И я вам нисколечко не нравлюсь?

— Слишком. То-то и беда. Вы вот издеваетесь, когда я заговариваю о чести, а ведь это и есть главное. Именно честь. Ваша, Джо, моя.

— Ну да, — упавшим голосом. — Я знаю… Интересно, найдется ли хоть у одного мужчины столько чести, чтобы он мог поступиться ею ради женщины?.. Ну, маленький герой, пусть вам бог простит вашу честь. Всего хорошего, мой Ральф.

Она встала и поплелась прочь, не обращая внимания на его уговоры. Ее плечи — задорные плечики кокетки и баловницы — устало сгорбились под тяжестью ноши, точно плечи забитой скво.

Он кинулся вслед за нею. Он схватил ее за руку, повернул к себе. Ее пальцы лежали в его ладони, вялые, безжизненные.

— Зря стараетесь, — сказала она хрипло. — Я все равно пойду. Джо очень хороший, только он сделал одну ошибку. Не надо ему было меня сюда привозить. Либо я вырвусь на волю, либо сложу кости где — нибудь в болоте.

Эта угроза подействовала сильнее всех ее издевок. Да, она не шутит. Он представил себе, как через много лет эти хрупкие косточки будут найдены в зловонной трясине: легонький белый скелет и ощерившийся череп, некогда одетые теплой и розовой плотью.

— Но… — От мудрого старца, снисходительно-насмешливого и щедрого на благие советы, не осталось и следа. Был человек, очень молодой и изрядно перепуганный. — Допустим, я взял бы вас с собой. Ведь Джо догадается. Он пустится в погоню.

— Вы очень боитесь Джо?

— Да!

— А знаете, я тоже!

Она усмехнулась — первый раз. И тут же горячо заговорила, водя пальцем по ладошке, словно по карте:

— Вот слушайте. До Белопенного — до железной дороги — существуют два пути. Во-первых, тот, которым вы прибыли сюда и которым двинулись сейчас: Мэнтрап — Ривер, озеро Уоррик, пароход до Белопенного. Но есть и другой. Огибаешь Лосиную гору с той стороны, минуешь факторию Мэнтрап задами и выходишь к Реке Гуманной Скво. Идешь небольшой кусок вверх по течению, поворачиваешь на юг и — прямиком до Белопенного: река Потерянная, Гусиное озеро, река Плакучая, озеро Полуночное, озеро Бульдожье. По прямой так короче, но говорят, жутко много идти волоком, а по паршивым мелким речушкам — на шестах или бечевой. Тем путем почти никто не ходит, но пройти можно. Кудрявый раз ходил. Джо — никогда, и Лоренс тоже.

— Но как же Лоренс нас поведет, если он не знает…

— У меня есть карта. Свела с карты Джо.

— Когда? Когда вы надумали…

— А сегодня. Вы собрались удирать от меня или, может, от себя самого, а я решила, что мы удерем вдвоем. Джо ни в жизнь не догадается, что мы двинулись тем путем. Если он и соберется в погоню… только едва ли; он вообще-то мировой парень: если видит, что крепко стоишь на своем, неволить никогда не станет. Но если бы он и вздумал нас догонять, то наверняка другим путем — через озеро Уоррик.

— Ох…

— Ральф! Ральф, миленький! Неужели вы хоть ненадолго не можете забыть безупречного мистера Прескотта? Неужели так всю жизнь и будете любоваться на свою порядочность? Вынь да положь ему мчаться спасать этого осла Вудбери! Это надо же придумать! Тьфу!.. А Джо мы зла не причиним, ни вот столечко. Я буду тише воды… вероятно! И потом, Ральф, я буду так стараться! Даже лодку с вами буду перетаскивать волоком. Честное слово, родненький, я ужасно сильная. Слушайте! Кончаем разговоры! Вы же сами знаете, что берете меня с собой. Ральф! Может, и не так уж скверно, если Элверна будет под боком, а гнусные людишки, которые всегда все портят, — очень далеко?

Он пытался ответить ей рассудительно…

Глава XIX

Им понадобился целый день, чтобы пройти волоком три мили до Реки Гуманной Скво — в обход Лосиной горы, в обход фактории Мэнтрап.

Лоренс Джекфиш сперва отказался их сопровождать, но не устоял: ему посулили два доллара в сутки сверх обычного, а за два доллара в сутки — иными словами, за целые горы красных рубах, красных шелковых носовых платков, сигарет и губных гармошек — Лоренс был готов совершить убийство, и не одно.

Но, оставаясь проводником, слугой он им больше не был. Он буравил их своими тараканьими глазками, цинично скалил кривые зубы, и вскоре Ральф уже кровожадно подумывал, не пустить ли в ход топор, когда Лоренс отвернется.

До самого вечера они, пыхтя, пробирались сквозь душную сосновую чащобу по глухой тропке в фут шириною. Воздух был тяжел и недвижен, словно в пустом заколоченном доме жарким августовским днем.

Вслед за Лоренсом, тащившим на спине перевернутую байдарку, брел Ральф, навьючив на себя такой груз мешки с мукой, одеяла, окорока, — какой он прежде не взялся бы даже сдвинуть с места. Он не шел. Он только ставил вперед то одну, то другую ногу — одну — другую, одну — другую, и так без конца, и каждый шаг стоил нового усилия воли. Он выключился из жизни. Его больше не было. Оставались только сведенные болью плечи, ноющая поясница, ватные ноги. Он смутно сознавал, что за его спиною, с ношей, немногим легче его собственной, тяжело дыша, бредет Элверна. Прошло минут десять, прежде чем эта мысль настолько оформилась в его затуманенном мозгу, что он стряхнул с себя оцепенение и выговорил:

— Вы слишком много на себя взвалили, девочка. Оставьте часть, прихватим потом.

— Нет, — задыхаясь, но твердо проговорила она. — Я буду работать наравне с вами.

Ему было жаль глядеть, как бьется в паутине этот золотисто-белый мотылек, но он слишком отупел от усталости, чтобы пытаться что-то предпринять. Единственным его активным чувством был страх, как бы кто-нибудь, поднявшись на Лосиную гору по пути из фактории Мэнтрап, не заметил их и не послал им вдогонку разгневанного Джо.

До тонких этических проблем (совершил ли он благородный поступок, выручив Элверну, или подлость, предав Джо, или и то и другое) ему сейчас не было дела.

Только бы завершить этот переход; только бы вырваться наконец на простор стремительных рек, широких и безлюдных озер…

Он перенял у Лоренса манеру трусить рысцой, возвращаясь налегке за новой поклажей, и слышал, как вслед за ним старательно топочут по сухим сосновым иглам ноги Элверны. Он не оглядывался на нее, но ощущал ее дружеское присутствие.

Они трудились до вечера. Уже в темноте вскипятили чайник и набросились на бэннок с копченой грудинкой, жадно хватая еду негнущимися пальцами. Лоренс отсел в сторонку, и Ральф блаженствовал вдвоем с Элверной у невысокого костра, глядя, как пламенеют уголья в ложбинке на искрящемся кварцевом песке. Он никогда бы не поверил, что она способна хранить такое гениальное, нерушимое, такое милое молчание. И в этом молчании оба незаметно для себя погрузились в сон.