Лёха - Николай Берг

Во-первых, деревья со всех сторон мхом обросли.

Во-вторых, самым ярким днем, в полдень, в лесу сумерки.

В-третьих, не бывает ровного леса: то вверх, то вниз, оп-па – болото, обходим, потом косогорочек, потом выходим к речке на опушку и пытаемся привязаться – а уже и непонятно, куда вышли и где оказались, поди пойми.

От шоссе давно уже ушли, двигались теперь по проселку; впрочем, следов шин и тут было много, это сильно нервировало бойца. Трижды приходилось поспешно скрываться в кустах, но все три раза это были местные жители, то ли спозаранку поспешавшие, то ли ночевавшие вне дома.

Четвертый раз в подлесок Семенов свернул сам, по своей воле – сначала заметил следы гусениц, уходящие с дороги в лес, потом увидел сквозь листву что-то здоровенное, темное. Подал знак своим, шедшим настороженно поодаль, нырнул в зелень. И немного оторопел, высунувшись на крошечную опушку. Почему-то сам для себя размечтался, нарисовал картинку брошенного танка, очень бы хотелось все-таки выйти к своим с «дегтяревым» в руках. Но увиденное удивило куда сильнее, чем если б там просто стоял танк.

На кустах и деревьях опушки было развешено десятка три наших противогазов. Словно хоровод нелепый завели. Посреди нее стоял какой-то странный гусеничный агрегат – здоровенный стальной цилиндр, можно было бы сказать – отрезок громадной трубы, но уж больно толстостенный. Подошел поближе. Опять ничего не понял. Никаких следов мотора в агрегате и близко не было, зато был какой-то странный хвост. Тоже мощный, стальной, все было при этом покрашено родной армейской зеленой краской. По бокам здоровенного цилиндра стояли самые настоящие кресла, но почему два и где должен сидеть шофер, боец так и не сообразил.

Почесал в затылке. Вопросительно глянул на Жанаева. Тот пожал плечами. А вот Середа словно и не удивился.

– Эка невидаль! Мортира наша, Бр-5. Только ствол куда-то дели – одна люлька осталась.

– А мотор где? – глуповато спросил Семенов.

– На тракторе или каком другом тягаче. Это пушка, только здоровенная, вот ее вместо пары колес на гусеницы и поставили. В общем – кусок железа. О, гляди-ка – наши ее сюда затащили, бросили, а на тракторе укатили, засранцы. Мне что-то говорит, что ничего нам тут полезного нету.

Жанаев, покрутившись по полянке, грустно пожал плечами. Мусор – да, был, а вот ничего ценного не было.

Попехали дальше, пока солнышко не встало высоко.

И – как оно попрет, так и попрет – скоро в нос ударило резким странным запахом, даже скорее не запахом, а вонью, странной, немного знакомой – вот когда на дремлющего кота семеновского из печки уголек стрельнул – так же воняло. Только тут было тихо и пахло густо, а в избе у Семенова, наоборот, пахло тогда паленой шерстью слабее, зато крику было – и кот орал, и дочка, и жена потом тоже… немного…

Боец незаметно даже для себя улыбнулся, вспомнив, как носился по стенам подпалившийся кот, как он истерически вопил, а хозяин дома, наоборот, захохотал и долго остановиться не мог. Дочку вспомнил, жену. Половичок лоскутный, самовар новехонький. Дом, свежесрубленный, просторный… А вот баньку новую поставить не успел, думал этим летом как раз сделать. И посуровев, понюхал воздух.

– Пахнет, словно Жанаев курит. Только чуток посильнее… – прошептал подошедший тихо артиллерист.

Боец кивнул, соглашаясь. Чем же все-таки так воняет?

Воняли валенки. Точнее – то, что от них осталось: по следам, если не очень что попутал Семенов и помогавшие ему бурят с артиллеристом, выходило, что наши бросили тут две трехтонки с грузом армейских валенок. Потом явились немцы, валенки выкинули и подпалили, а на машинах уехали. Судя по всему, было это несколько дней назад, костер потух, но вонял изрядно. Следы хорошо сохранились. И глубокие вдавлины от колес автомашин – стояли долго на сыром грунте – и немецкие шипастые сапоги намяли тут следов, и полоски от колес, буксовавших на рыхлом грунте – все это было легко читаемо, словно букварь какой.

– И что им так валенки эти не понравились? Они же, смотрю, зимнего обмундирования вообще не имеют. Шинелка только тоненькая да каска железная; ни ватников, ни телогреек, ни бушлатов, ни тулупов, – удивился Семенов. – Уж что-что, а валенки зимой – лучшая обувка, куда там сапогам. И зима уже на носу, а тут валенок была не одна сотня. Жечь-то зачем было?

– А немцы не знают, что это за вещь, валенки, у них такой обувки нет. Наверное, потому и спалили, что не доперли, для чего вещи. Ну так и хорошо, – уверенно заявил Середа.

– Что хорошо? – поднял брови Леха.

– Что спалили. А то, глядишь, одна их рота целиком к зиме была бы готовой, а так – пусть мерзнут, собаки бешеные. – Артиллерист плюнул на кучу горелой обувки.

– Что они, идиоты? Если они сюда поперлись воевать, так ведь должны бы знать, что тут за климат, – спросил недоумевающий боец.

– Пес их знает, недоумков. Европа! Вон Наполеон – тоже приперся. Тоже двадцать второго июня, тоже без теплых шмоток, вымерзли потом все. Как тараканы. Поди знай, с чего они так географию дурно учат, – усмехнулся артиллерист.

– Они рассчитывали за два-три месяца победить СССР. Захватить все от Архангельска до Астрахани. Оттуда бомбардировщиками раздолбать заводы на Урале и встать на зимние квартиры, – нудным голосом школьного учителя неожиданно для себя сказал Леха, вдруг вспомнивший виденный еще в детстве научпопфильм про операцию «Барбарис» или как-то в этом духе. И, испугавшись зло блеснувшего взгляда красноармейца, побледнел.

– Тебе это Гитлер сообщил? Чушь какая – за три месяца. Не, на поезде – это да, вполне можно. Но с боями, на танках… – засомневался Середа.

– В штабе говорили, а я слыхал, – невинно глядя на сурово глядящего Семенова, вывернулся потомок.

– А ты и рад языком трепать. Это, может быть, военная тайна, а ты нам ее разболтал.

– Да брось, это же немецкая военная тайна. Если оно и впрямь так, то они-то ее, тайну эту, сами знают, – усмехнулся артиллерист.

– Тайна-то немецкая. А кто-то нашим ее доложил. А к той немецкой тайне у немцев не так много народу допущено, а? И, значит – нашего человека могут вполне найти. Оно того надо? – с ходу посадил артиллериста в лужу Семенов. Ему странно было, что такие самоочевиднейшие вещи людям не понятны.

– А, ну если так… – согласился Середа и еще раз плюнул на кучу огарышей.

– Все, пошли отсюда, нечего нам тут делать, – решительно сказал красноармеец и повел товарищей в лес.

Чертов потомок, видно, размяк, расслабился: взял вот и ляпнул совершенно ненужное язычищем своим длинным, идол окаянный! Одна радость – три месяца уже прошли, а немцы никак не могли поспеть до Архангельска и Астрахани. Значит, проваливается у них план, а они, придурки, валенки жгут. И это – хорошо! Про Наполеона Семенов мало что знал, вроде был такой французский не то король, не то даже император (разницу между этими двумя чинами боец не очень различал) и пришел он сюда с миллионом народа и весь миллион тут в России и остался. Вроде да, померзли. Тут, к удивлению бойца, ему люто зачесалось узнать, а нынешние-то немцы – они как, тоже мерзнуть будут или его наблюдение про худобедность немецкой одежки не оправдается? Нет, вот ведь… до чего любопытство разобрало!

Семенов усмехнулся. Он всегда гордился своей сдержанностью и мужским достоинством, а тут – как старой бабе, охота сплетни послушать. Стыдно! Но очень хочется.

И – не удержался. Выбрав местечко для дневки и выдав осунувшемуся артиллеристу самогонки – попугивал, честно говоря, вид Середы, бледный что-то был артиллерист и руку свою теперь как-то особенно берег, все-таки досталось ему, видать, серьезно, и болела теперь раненая рука… не хватало еще, чтобы расхворался он тут. Так вот, выдав водки и озадачив бурята оборудованием лежбища, повел в сторонку потомка – за еловым лапником, попутно жалея, что нигде прежде не попался топорик, без топорика трудновато в лесу штыком обходиться.

Когда остановились и Семенов повернулся к Лехе лицом – тот тут же шепотом заявил:

– Брось, понял я все. Зря встрепнул. Буду осторожнее, честно.

И видно было, что – осознал. Минуту еще боец помариновал провинившегося строгим взглядом – как это делали перед строем ротный и взводный, потом не утерпел и спросил:

– Они что, и правда за три месяца хотели нам шею сломать?

– Да, у них такой план был. Я фильм видел… – Тут потомок запнулся, но, видно, что-то вспомнил и поправился: – План «Барбаросса» это называлось.

– И что – Москву возьмут? Как Наполеон?

– Нет, помнится, с Москвой у них все раком пошло. Торбой с кручи, – не очень понятно, но явно стараясь говорить как можно доходчивее для красноармейца, выразил свою мысль потомок.

– А мерзнуть эти сволочи будут?