Испанская дочь - Лорена Хьюс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Остановись. Тут никто и ничего уже не может сделать. Эти болезни растений буквально выкашивают целые районы. Неужто ты думаешь, что, будь от этого какое-то спасение, я бы что-либо не предпринял? Я поехал бы в любой край земли, найдись от этого какое-то лекарство. Но такового просто нет. Любой плантатор это знает и живет в постоянном страхе, что и его не минет эта катастрофа. Поверь мне! Это конец «золотой жиле» какао для всей нашей страны!
Я ударила его ладонями в грудь, в глазах защипали слезы.
– Ты сам это все устроил! Из зависти! Потому что хотел себе прибрать эту плантацию! Ты в этом виноват!
Мартин позволил мне еще некоторое время колотить его руками в грудь, а потом, когда я выдохлась, когда слезы так застили взор, что я перестала видеть в его глазах печаль безысходности, я отступила назад.
– Мне срочно надо на воздух, – бросила я и, отвернувшись, устремилась к дверям.
Мартин окликнул меня вслед по имени, но я поскорее выбежала из дома, пока он не успел сказать мне что-то еще. Я уже понимала, что он прав. Что я все потеряла, не успев даже это обрести.
Глава 44
Мне не хотелось верить тому, что сказал Мартин. Я несколько часов бродила по плантации. Я поговорила с каждым работником, которого мне случилось там встретить, и потребовала показать мне вблизи эту болезнь на какао-деревьях. Мой давнишний информатор, дон Пепе, специально для меня достал стручок какао и показал расползшиеся по всему плоду белые, похожие на плесень пятна. Я пригляделась к растениям вокруг. Листья становились вялыми, плоды затягивались грибком. Весь этот край неотвратимо загнивал, катясь к гибели – как гибло и мое семейство.
Нет, я никак не могла просто так с этим смириться! Мой отец не мог нас бросить с этой бедой! Он не для того трудился тут двадцать пять лет, чтобы какой-то грибок все разом уничтожил!
По пути к соседскому дому я повстречала не один десяток работников, что плелись в направлении Винсеса по пыльной дороге, опустив головы и уныло приволакивая ноги. Все они несли с собой какие-то пожитки.
Дон Фернандо дель Рио полностью подтвердил то, что сообщил мне Мартин. Сосед тоже был порядком встревожен скверной вестью, однако проявлял это совсем иначе. Он не хватался за бутылку – он затравленно сновал туда-сюда по гостиной, точно помешанный. Будучи по-прежнему в шлафроке, дель Рио то и дело резко вскидывался на ходу и заговаривал сам с собою. Казалось, он в любую минуту совсем лишится рассудка и его придется отправлять в дом для душевнобольных. Я попыталась его как-то успокоить, уговорила его наконец сесть и выпить чая с валерианой, дабы унять нервы, но он едва способен был меня слушать. Он все бубнил что-то про «ведьмины метлы» и называл это проклятием – и даже обвинял в несчастье городскую curandera Соледад, которая якобы по просьбе Анхелики что-то сотворила с растениями.
Да-да, именно так он все и объяснял! Что упомянутые две женщины – настоящие ведьмы и что они прокляли весь этот край. Когда я уже ничего больше не могла придумать – какими словами его увещевать и чем еще успокоить, – я просто покинула дом дель Рио и вернулась домой.
Асьенда в этот час казалась еще более сиротливой и безлюдной. По-видимому, прежде чем покинуть дом, сестры рассчитали свою кухарку Роситу. Впрочем, сейчас меня меньше всего на свете волновала еда или какие-то бытовые вопросы. Бессильно повалившись на диван, я поглядела на недопитую бутылку aguardiente, оставленную на кофейном столике, и пустую стопку Мартина. Потом обхватила руками колени и принялась тихонько раскачиваться вперед-назад, пока не опустилась ночь.
Глава 45
Надо думать, это был самый тягостный в моей жизни визит.
Несколько минут я просто постояла перед небесно-голубой дверью. Невозможно было даже сопоставить величавую роскошь отцовской асьенды с этим скромным домиком, к которому я пришла и в котором, по слухам, сейчас и жили мои сестры.
Я позвонила в дверь. Отчасти я готова была к тому, что мне могут и не открыть. В конце концов, когда они последний раз меня видели – в тот неприятно-памятный день на асьенде, когда я сняла с себя маскировку, – мы расстались далеко не в дружеских отношениях, а можно сказать, в откровенно враждебных.
От внезапно открывшейся двери я даже вздрогнула. Так же слегка отпрянул и открывший.
Я ожидала увидеть Каталину или, быть может, Анхелику, но передо мной стоял Альберто. Я даже не сразу его узнала. Вместо сутаны на нем были серые брюки с подтяжками и застегнутая на все пуговицы рубашка. Смотрелся он в этой одежде непривычно юным.
От Альберто я, честно говоря, не знала, чего ожидать. Оскорблений ли? Саркастического замечания по поводу обреченной плантации, из-за которой мы ломали копья?
Но вместо этого он просто кивнул:
– Привет, Пури.
И открыл дверь пошире, чтобы я могла войти. Мгновение поколебавшись, я переступила порог. Хорошо хоть на мне было длинное черное платье, способное скрыть дрожь в коленках.
Гостиная являла собой довольно уютное сочетание безупречного вкуса Анхелики и сдержанной простоты Каталины. Перед тремя окнами в дубовых переплетах, что обрамлялись драпированными занавесями мягкого бежевого цвета, стоял длинный темно-бордовый диван. По всей комнате были уютно расставлены растения в горшках. А еще я, сама того не желая, обратила внимание, что нигде не видно ни одного отцовского портрета.
При виде меня Каталина отложила в сторону вышивку и поднялась.
В ней тоже произошла заметная перемена. Она больше не облачалась в черное. На ней было розовое льняное платье в тонкую полоску с широким полосатым поясом, застегивающимся спереди на пуговицы.
Я поздоровалась с ней первая. Каталина в ответ смущенно улыбнулась. Молчание между нами невыносимо затянулось.
– Можно тебя чем-нибудь угостить? – предложил Альберто. – Фруктовым чаем, например?
– Да, пожалуйста. – Я не томилась жаждой, но мне требовалось что-то, чем можно было занять руки. Что-то способное отвлечь всех нас от этого тягостного молчания.
Это еще здесь не было Анхелики с Лораном!
– Какой предпочитаешь? – спросил Альберто.
– Любому буду рада.
– Пойду скажу Росите.
Выходит, кухарку они забрали с собой. Что ж, не скажу, что для меня это явилось сюрпризом.
– Присаживайся, – молвила Каталина.
Я села на краешек кресла-качалки, которое мне показалось очень знакомым – возможно, раньше оно стояло в комнате у Каталины. Прежняя Пури точно знала бы, что в
