Эридиана - Жумабек Алыкулов

[№Диофант Александрийский (ок. 3 в. до н. э.)- древнегреческий математик. Основной труд — «Арифметика» в 13 книгах.]

[ІАполлоний Пергский (ок. 260 — ок. 170 гг. до н. э.) — древнегреческий математик и астроном, ученик Евклида. Основной труд «Конические сечения».]

[іСарапис — египетско-эллинистическое божество, отождествляемое с Осирисом, Зевсом, Плутоном. Культ его был распространен по всей Римской империи.]

Разговор подошел к концу. Высокий худощавый мужчина с благородной осанкой и совершенно седой кудрявой шевелюрой, облаченный в тонкотканую тогу, с массивной золотой пряжкой на плече, быстро, по-молодому, поднялся с мраморной скамьи. Внимательно посмотрел на свою собеседницу.

— Будь осторожной, Гипатия. Красота и обаяние, как это ни печально, могут сослужить плохую службу. Монахи уже злословят, что люди приходят в мусейон не ради познания истины, а дабы любоваться тобой. Популярность всегда опасна, а в наше время — особенно. Совсем нелишне обзавестись двумя-тремя телохранителями. Я, пожалуй, подыщу тебе надежных людей.

Женщина с тонким, удивительной красоты лицом лишь молча улыбнулась в ответ. Длинными, изящными пальцами она быстро свернула в тугой свиток лежавший на столе папирус и поднялась, высокая, стройная, по-девичьи гибкая. Белые одежды с цветной вышивкой широкими складками ниспадали к ее ногам. Никто не дал бы этой юной красавице ее истинный возраст — сорок пять. Видимо, время совсем не задело женщину своими старящими прикосновениями.

— Спасибо за заботу, Архилос. Но твои волнения излишни. Всем этим вздорным сплетням я придаю значения не больше, чем пустой кокосовой скорлупе.- И она еще раз улыбнулась своей удивительной, чарующей улыбкой. — Прощай. Свиток верну завтра.

Она повернулась и неторопливо пошла к выходу. Беззащитная и хрупкая в огромном пространстве мраморного зала. И только шелест одежд провожал ее до порога.

О том, что произойдет дальше, он знал до мельчайших подробностей. Вначале из курса древней истории, затем сам наблюдал неоднократно на видеоэкране. И вновь ранее увиденное, как нечто совершенно нереальное и в то же время, без сомнения, имевшее место, подсознательно возникло в глубинах памяти.

Женщина выходит из библиотеки и все той же неторопливой походкой приближается к легкой закрытой коляске, запряженной парой тонконогих коней. Услужливый слуга в полосатом халате помогает госпоже устроиться поудобнее. Хлопает дверца, коляска трогается. Экипаж выезжает на набережную полноводного озера Мариут и некоторое время едет прямо, затем огибает только что возведенную, еще в строительных лесах базилику, попадает в узкий переулок и неожиданно останавливается. Навстречу, заполняя всю проезжую часть, мутным и шумным валом катится толпа. Слились, смешались черные и коричневые монашеские сутаны с серыми от грязи рубищами лохматых отшельников. Качаются над головами высоко вздетые кресты, мелькают посохи. Лица искажены яростью. Крики, крики… Впереди странного вида человек с совершенно голым, яйцеобразным черепом, безбровый и безгубый: вместо рта — длинная щель. Над крючковатым тонким носом глубоко запавшие черные глаза. Жгучий взгляд, от которого становится не по себе. Движения резкие и неожиданные; вся фигура, закутанная в черный балахон, удивительно напоминает летучую мышь в полете. Это, несомненно, предводитель. Он что-то кричит вознице. Тот кивает, угодливо кланяется и смешивается с толпой. Скрюченные узловатые пальцы тянутся к коляске. Много пальцев на многих руках. В открытой двери лишь на мгновение мелькает бледное женское лицо, тут же исчезает в бурлящем водовороте тел. Яйцеголовый взмахивает рукой. Мелькают камни, ножи, острые осколки морских раковин. Долгий, на высокой ноте, нечеловеческий крик…

Нет! Убийства не будет! Сейчас будет введена другая программа. Тихий звонок- ввод.

Женщина повернулась и неторопливо пошла к выходу. И только шелест длинных одежд раздавался под сводами мраморного зала.

Выйдя из библиотеки, она той же неторопливой походкой подошла к своему легкому экпажу. Кучер, соскочив с низенького сиденья, подбежал к своей госпоже, явно намериваясь помочь ей. Но в это мгновение чья-то могучая рука, ухватившись за пояс полосатого халата, легко оторвала его от земли и, как тряпичную куклу, отбросила далеко в сторону.

— Прости, несравненная Гипатия, за столь неучтивое обращение с твоим слугой. Но, к сожалению, он предатель и заслуживает большего.- Перед растерянной женщиной стоял закованный в медный панцирь атлет, глядевший на нее с искренним восхищением. — Старый Архилос трижды прав, тебе грозит смертельная опасность. Более того, она с каждой минутой все ближе и ближе. Спасение же твое в наших руках — моих и его,- говоривший жестом указал на второго воина, сдерживавшего бешено рвущихся коней.

Женщина гордо вскинула брови.

— Кто ты, незнакомец? Твои речи странны. Откуда тебе известно то, о чем лишь мне одной поведал фюлак?№

Почему ты уверяешь, что неведомая опасность приближается, хотя я никому не причинила зла? И, наконец, по чьей злой или доброй воле собираешься ты меня спасать от этой угрозы? Очевидно, я вправе услышать ответ на свои вопросы.

— Прости, Гипатия. Мы, наверное, действительно ведем себя странно. Но поверь, ни я, ни мой друг не собираемся причинить тебе зла. И сейчас самое важное — это доверие. Доказательство нашей искренности мыс товарищем сможем представить только в гавани. А до сих пор, повторяю, прошу поверить воинской чести Кратона, не запятнанной ни единым порочащим поступком. Нам нужно спешить, промедление может стоить слишком дорого, теперь уже для всех нас. Отбрось сомнения и страх и садись в коляску, я все постараюсь объяснить по дороге.

[№Фюлак (древнегреч.)- главный хранитель библиотеки.]

Лошади, чувствуя крепкую руку возницы, выстукивали стремительную дробь на каменных плитах прямой, как стрела, мостовой, отбрасывая назад вереницы белых и розовых зданий. Временами в разрывах между домами мелькали темно-зеленые шапки скверов и широкие площади с аккуратными газонами цветущих розовых кустов.

Нередко в глубине открытого пространства на фоне голубого неба возникали удивительно стройные контуры храмов и дворцов, одним своим видом, казалось,

бросавшие вызов текущим столетиям и бущующим человеческим страстям.

Осталась позади высеченная из красного асуанского гранита колонна Диоклетиана№, оберегаемая тремя такими же красными сфинксами, не знающими сна, не ведающими усталости.