Служба внешней разведки - Леонид Млечин

А недавние руководители Разведупра на допросах в НКВД подписывали показания о том, что они выдали японцам всю советскую агентуру, в том числе и Зорге.

7 февраля 1938 года бывший руководитель военной разведки Ян Карлович Берзин подписал протокол допроса, в котором говорилось:

«По имеющимся в Разведуправлении материалам известно, что „Рамзай“-3орге является агентом германской разведки, а также японской разведки. Рамзай дезинформировал Разведуправление, и отпускаемые ему довольно большие средства на работу фактически отпускались германскому агенту…

Подозрения о том, что Рамзай-Зорге нам мог быть подставлен германской разведкой, у меня были, и я о такой возможности говорил Артузову, также при сдаче дел Урицкому. О том, что Зорге является агентом германской разведки, у меня точных данных не было. По линии моих связей с германской разведкой я об этом не знал, немцы меня об этом не ставили в известность».

На совещании в ЦК в апреле 1940 года по итогам финской войны Сталин укорил нового начальника военной разведки Ивана Иосифовича Проскурова за то, что его агенты дают недостоверную информацию.

Тот согласился, признал, что среди его информаторов много перевербованных агентов и они шлют дезинформацию:

— Так бывает. Товарищ Бочков (начальник Особого отдела ГУГБ НКВД. — Авт.) частенько сообщает, что такой-то, сидя в заключении, на раздумье, вспомнил еще, что он выдал такого-то Джека, такого-то Ромэна. А они сидят и дают сведения.

— Где сидят? — не понял Сталин.

— Там сидят, под всякими крышами, — Проскуров пояснил, что речь идет о его сотрудниках, работающих за границей.

Иначе говоря, руководители разведки не верили практически никому. И меньше других — Рихарду Зорге.

В 1937 году, пишет японист Юрий Георгиев, Зорге прислал в Москву фотографию, на которой он запечатлен стоящим рядом во время рукопожатия немецкого посла Дирксена и японского императора Хирохито. Зорге, вероятно, хотел продемонстрировать, насколько он приближен к высшим сферам.

А в разведуправлении пришли к совершенно иным выводам:

«Тот факт, что Рамзай на представлении Дирксена японскому императору был допущен в личную палатку императора, доказывает, что он считался там полностью своим человеком. Если бы он был вскрыт и использовался вслепую, то отношение к нему было бы как к советскому агенту (хотя и вскрытому тайно от него), и он ни под каким видом не был бы допущен в палатку императора.

Следовательно, если считать, что Рамзай вскрыт, то приходится заключить большее: что он не только вскрыт, а и работает на японо-германцев в качестве дезинформатора советской разведки».

В наши дни выяснилось, что Зорге прихвастнул. Японский исследователь Томия Ватабэ изучил историю этого снимка и установил, что на фотографии изображен вовсе не император, а его младший брат — принц Титибу. Снимок был сделан 6 апреля 1935 года в порту Йокогамы. Принц от имени императора приехал встретить императора марионеточного государства Маньчжоу-Го Генри Пу И.

Вот тогда немецкий посол Дирксен и пожал руку принцу. В довоенной Японии император не мог обменяться рукопожатием с иностранным дипломатом…

В Москве считали, что резидентура Зорге, «вероятно, вскрыта противником и работает под его контролем». В НКВД завели на Зорге дело как на агента-двойника. По одним данным, он сам хотел вернуться, а ему не разрешали.

По другим данным, его, напротив, пытались вызвать в Россию. Здесь его ждала смерть. Зорге ехать отказался и тем самым продлил себе жизнь. Но беда состояла в том, что ему некуда было деваться…

В Германию он вернуться не мог, там бы за него взялось гестапо — в архивах государственной тайной полиции он значился активистом компартии. В Советском Союзе его тут же бы расстреляли. Он находился между молотом и наковальней и тянул. А в центре — раз разведчик не возвращается — решили, что он работает на японцев или на немцев, или же на тех и на других одновременно.

В феврале 1941 года новый руководитель военной разведки генерал-лейтенант Филипп Иванович Голиков приказал урезать Зорге смету. Зорге получил такую шифровку: «Считаю необходимым сократить расходы по вашей конторе, потому что большая часть ваших материалов несекретны и несвоевременны…»

— В показаниях радиста группы Макса Клаузена и других разведчиков указаны суммы, которые они получали, — говорит журналист Андрей Фесюн, написавший серьезное исследование о работе Зорге. — И это большие суммы. Да и сам Зорге себя не ограничивал — он был светским человеком, жил на широкую ногу. И вот он остался без денег. И если бы не та фирма, которую организовал Клаузен и которая давала доход, то группа рассыпалась бы сама по себе.

Да разве могли в такой ситуации в Москве верить сообщениям Рихарда Зорге о том, что Германия готовится напасть на Советский Союз, а потом о том, что Япония, напротив, не нападет на Советский Союз, и поэтому сибирские дивизии можно перебрасывать на немецкий фронт?

Все его шифровки считались дезинформацией и изучались с той точки зрения, чтобы понять: что японцы и немцы хотят нам внушить? Вплоть до начала войны его предупреждения воспринимались как попытки немецкой разведки обмануть Советский Союз… Сам Зорге, конечно же, не знал, что на его счет думали в Москве. Но отношение к себе чувствовал.

Он всегда прилично выпивал. Андрей Фесюн полагает, что первоначально алкоголь, застолье было просто формой расслабления, получения удовольствия. В первые годы Зорге был уверен в правоте собственного дела. Потом настроение его изменилось. Он страдал от одиночества, стал мрачным, лишился прежней легкости в общении, перестал весело шутить. Он пил, ощущая безвыходность своей ситуации. Напивался до чертиков, страдал от тяжкого похмелья. В последнее месяцы до ареста он напивался так, что стал терять контроль над собой.

22 июня 1941 года, в день, когда Германия напала на Советский Союз, Зорге, крепко выпив в баре токийской гостиницы «Империал», позвонил в немецкое посольство и попросил соединить его с послом. Когда трубку взял германский посол генерал-майор Ойген Отт, Зорге мрачно сказал ему:

— Это война уже проиграна!

Любому другому такая фраза дорого бы стоила. Но немецкий посол неодобрительно сказал жене, что Зорге, похоже, спивается. Зорге был главным советчиком и помощником посла. А что касается жены германского посла, то у нее был роман с Рихардом Зорге.

Американские разведчики, которые после 1945 года изучали дело Зорге, пришли к выводу, что у него в Японии были три десятка любовниц. Можно ли назвать его красивым мужчиной? Возможно, только в юные годы. Но он был настоящим мужчиной, женщины это ощущали и влюблялись в него. Он не был бабником, он никого не обольщал.

Не только женщины, но и мужчины влюблялись в Зорге, разумеется, не в прямом смысле этого слова. Он был необыкновенно обаятелен. И все это помогло ему стать одним из самых выдающихся разведчиков XX столетия.

Зорге принадлежал к тому типу людей, которые следовали словам Ницше: живи опасно. Он был чем-то похож на другого знаменитого разведчика — англичанина Кима Филби. Оба занимались смертельно опасным делом не ради денег, не ради карьеры, а потому что им нравилась такая авантюрная, полная приключений жизнь. Они наслаждались своей способностью водить за нос целые спецслужбы, манипулировать людьми и заставлять их делать то, что им было нужно.

Рихард Зорге родился 4 октября 1895 года в Баку. Шведские фабриканты братья Нобели начали нефтедобычу в Баку и пригласили туда иностранных специалистов. Одним из первых приехал прусский инженер-технолог Густав Вильгельм Рихард Зорге. В Баку он устроил и свою личную жизнь — женился на русской женщине, Нине Семеновне Кобелевой. Рихард был пятым ребенком в семье.

Когда мальчику было всего три года, семья вернулась в Германию. Он получил чисто немецкое воспитание и всегда ощущал себя немцем. В 1914 году, когда началась Первая мировая, Рихард Зорге добровольцем ушел на фронт, как сделали это многие его сверстники, которым война казалась упоительным приключением.

Уже в ноябре 1914 года он получил боевое крещение. Он участвовал в прорыве во Фландрии, эти кровопролитные бои (особенно за Лангемарк) потом героизировали. Летом 1915 года в боях за Бельгию Зорге был ранен в правое плечо.

Он получил отпуск и сдал выпускные экзамены в школе. В его аттестате зрелости такие оценки: история, география, математика, физика, химия — хорошо. Немецкий, французский, английский, закон божий — удовлетворительно.

Он поступил было на медицинский факультет Берлинского университета, но понял, что медицина — не его призвание. Не догуляв отпуска, он вернулся на фронт и получил нашивки ефрейтора. Теперь его отправили в Галицию воевать с русской армией. Он опять попал в госпиталь, раненный осколком снаряда. Его произвели в унтер-офицеры и наградили Железным крестом второй степени за храбрость.