Путанабус. Лишние Земли лишних - Дмитрий Старицкий

– Натуль, – прошу, – ты не ходи вокруг да около, ты прямо скажи. Ты же для этого пришла.

– Да. То есть нет. Вернее, да. Я запуталась, – мямлит девушка.

– Может, мне кого другого позвать, чтобы прояснил? – предлагаю радикальный вариант.

– Не надо, – почему-то пугается Наташа. – Я сама скажу.

– Говори.

– Не знаю, как сказать, – заводит она опять ту же пластинку.

– Да как есть, так и скажи, – я уже раздражаюсь, – хватит рок-н-ролл крутить.

– Как есть? – удивленно спрашивает меня.

И глаза округлила. И так они у нее большие, а сейчас совсем огромными стали.

– Ну да, как есть, – подтверждаю.

– Как есть… – протягивает задумчиво.

– Как есть, как есть, – подбадриваю.

– Ну… – мямлит, – девчонки решили…

– Давай-давай, смелее говори: что решили?

– Не знаю, как сказать, – она опять убрала глаза в сторону.

А сама краснеет. Стоит совсем уже пунцовая. Мне тут только стеснительных путан не хватает. Скопом они все наглые, как посмотрю, а вот поодиночке – очень даже разные.

– Может, простыми словами сказать попробуешь? – предлагаю вариант выхода из тупика.

– Как это? – удивляется.

– Очень просто. Взяла и сказала: что произошло и что девчата решили такого этакого.

– Я попробую, – соглашается.

– Я слушаю.

– Ну не получается у меня, не знаю, как такое говорить. – Наташка опять пошла себя накручивать.

– Ну тогда не говори. Иди себе. У меня работы по горло, – и отвернулся от нее к ноутбуку.

И тут же услышал в спину ее звонкий голос:

– Теперь ты будешь спать с нами по жребию.

Я моментально обернулся:

– А мое мнение не учитывается?

– Нет, – заявляет девушка. – Все решили, что так будет лучше.

– Каким это образом лучше? – Удивлен – это не то слово.

– Я была против, но большинство настояло на этом, – говорит Наташа виноватым тоном, как будто в провинности какой кается, – все так решили, только Бисянка сачканула. Сказала, что у нее критические дни. Хотя первый жребий был ее.

– А ты? – спрашиваю в лоб.

– Я не хотела, – снова голову отвернула в сторону, чтобы не смотреть на меня.

И от двери не отходит. Как встала, войдя, так там и стоит.

– Не хотела, так не хотела, – говорю ей нейтрально, – я к тебе не в претензии. Если тебя обратно не пустят, то вон на ту кровать ложись, – показал рукой, – это Розина. И спи. А я на другую койку лягу, когда работать закончу. Свет верхний выключи только, мне и экрана хватит, – и опять отвернулся от нее к компьютеру.

Прошла минута.

Потом другая.

Потом погас верхний свет.

Фу-у-у… Пронесло. А ведь на миллиметрах с истерикой разошлись. Еще бы чуть-чуть… и я себе не завидую.

Проскрипела кровать за спиной, и все стихло.

И тут же я подумал: вот блин, началось! Коллектив почуял свою силу и пробует свои острые зубки на мне, таком нежном, трепетном и ранимом. Но мы будем решать проблемы по мере их поступления, если нет возможности вовсе исключить этот порцион из рациона. Поэтому выкинул все из головы и вернулся к картографии.

Минут пятнадцать я спокойно работал, периодически слыша поскрипывание койки за спиной. Ворочается Наташка, не спит. Но, выкинув этот водевиль окончательно из головы, о нем подумать можно и завтра, еще полчаса корпел над картами и даже забыл о нем – проблема, которую я решал, была важнее для всех нас.

Вчерне были разработаны все возможные пять путей доставки наших тушек в Одессу, осталось только их маршрутизировать и окончательно обсчитать нужные ресурсы. Но это уже потом, вместе с Ингеборге сядем.

Я уже потягивался, настраиваясь на крепкий сон, когда услышал за спиной сердитое шипение. Прям кошачье.

– Жора, что ты за человек такой?

– Не понял? – повернулся я к Синевич.

– Блин, такая красивая деваха рядом лежит, а ты в компьютер уткнулся, – укорила она меня.

Ути-пуси, какие мы сердитые. Тут меня на смех пробило. Буквально за день до нашего попаданства в этот новый мир посмотрел я на видаке старую итальянскую комедию «Не промахнись, Асунта»[343], целиком построенную на культурном непонимании англичан и итальянцев. Так там была почти аналогичная сцена.

– Натуль, – спрашиваю, – тебя, случаем, не Асунта зовут?

– При чем тут Асунта? – шипит. – Не знаю такую. А вот твое поведение оскорбительно для женщины.

– Чем? – удивляюсь.

– Тем самым, – продолжает шипеть. – Я тут, понимаешь… А этот ботаник[344] в монитор уткнулся. И только не говори мне, что я тебе не нравлюсь. Не поверю. Я вижу, какими глазами ты на меня смотришь.

Дорогая редакция! Мне шестнадцать лет и я офигеваю. Нет, я вообще отказываюсь понимать женщин. И это, между прочим, довольно больно бьет по моей самооценке, так как я всегда считал себя достаточно проницательным человеком и искушенным ходоком по бабам. А тут туплю, как первогодок[345] в кубрике. Не нашел ничего лучшего, как заявить:

– Ну ты же сама сказала, что не хочешь ничего.

– Мало ли, что я сказала! – возмутилась девушка. – Может, я от тебя действий ждала, а ты…

– А что я? – перебиваю. – Я, как современный цивилизованный человек, вообще против какого-либо «сексуал харасмент».

Наташа от возмущения чуть не задохнулась:

– Ты… Даже слов не подобрать… Чурбан!

Вот как. Однако, Георгий Дмитриевич, нам гол.

День седьмой

Новая Земля. Свободная территория под протекторатом Ордена, город Порто-Франко.

22 год, 28 число 5 месяца, воскресенье, 3:15

Когда проснулся на шум в коридоре – к моему удивлению, почувствовал, что хорошо выспался, хотя было еще совсем темно.

Наташка, уткнувшись в мою подмышку, сладко сопела, вкусно причмокивая губами.

Да… Оказия, однако. Хотела – не хотела Наташа, а трахнула меня со всей страстью неземной, как любимого мужа в первую брачную ночь.

Что о ней сказать?

Искренна.

Страстна.

И неумела.

Да и откуда взять умелость, если сформировалась и устоялась привычка, что именно ее очень долго обхаживают.

И еще дольше домогаются.

После обхаживания.

И с благодарностью принимают от нее все, что дают, сколько дают и как дают. Потому что Наташа – очень красивая. С такой внешностью никакой «Камасутры» не надо. Как она это все со школьной юности в своей провинции усвоила, так и живет.

С типичным поведением проститутки в постели у нее нет ничего общего. Может, она и не врала, когда в первый день заявляла мне с возмущением, что никогда не путанила. Тогда я не поверил: невозможно же в бардаке жить и целочкой остаться. А эскорт – хоть и не проституция в чистом виде, но все же близок к ней. По крайней мере, репутационно. А там уже как фишка ляжет. Жизнь – она всегда сложнее наших о ней представлений. Она большая, и в ней есть место всему. Даже тому, что не придумать.