Кодекс «Альтмана» - Роберт Ладлэм

Как только на холмы и долины Дацу опустилась темнота, Джон и Асгар в сопровождении десятка бойцов приехали к колонии и спрятали машины на прежнем месте. Взяв с собой еще двух уйгуров, они залегли у контрольно-следовой полосы снаружи сетчатого забора. На территории колонии царила тишина. В здании столовой были погашены огни, двустворчатые двери в задней стене заперты. На изрытой колеями подъездной дорожке не было ни одной машины. Из бараков время от времени доносились звуки унылой песни или безумного смеха, но ни начальника колонии, ни охранников не было видно нигде.

Все эти признаки представлялись крайне важными, поскольку они свидетельствовали о том, что колония вернулась к обычному режиму. Джон и Асгар решили, что, проникнув на территорию, они повысят шанс на благополучное незаметное бегство Киавелли и Тейера. Они планировали попасть туда тем же потайным ходом, через который собирались вывести их наружу.

Они лежали не шевелясь, охваченные все возраставшим напряжением, и вдруг одна из створок двери столовой приоткрылась и закрылась вновь. Или это обман зрения? Джон присмотрелся внимательнее, пытаясь уловить форму, очертания — хоть что-нибудь. Потом он заметил тень у самой земли — словно змея или кошка, она ползла к забору по «слепому» пространству шириной десять шагов. Это был маленький человек в обычной тюремной форме грязно-бурого цвета. Один раз он поднял лицо, увидел Асгара и кивнул ему.

Асгар кивнул в ответ и шепотом сказал Джону:

— Это Ибрагим. Давайте прикроем его.

Шум был их главным врагом. Огнестрельное оружие следовало пускать в ход только в случае крайней необходимости, хотя пистолеты были снабжены глушителями. Миф о том, что такое оружие стреляет беззвучно, не имеет под собой никаких оснований. Стрельба с глушителем действительно тише обычной, и тем не менее каждый выстрел издает громкий хлопок, похожий на взрыв дешевой петарды. Асгар и Джон надеялись, что сумеют управиться руками, ногами, ножами и удавками. Тем не менее они подняли пистолеты и теперь водили стволами над землей, готовясь к худшему. Двое уйгуров последовали их примеру. Они должны были защитить человека, который столь отчаянно рисковал.

Джон переборол владевшее им напряжение, и его сердце забилось медленно и ровно. Ибрагим продолжал ползти по глинистой земле, пока не добрался до торчащего из нее колышка. Секунду спустя он поднял квадратный деревянный щит размером примерно метр на метр, нырнул в образовавшееся отверстие и исчез. Почти сразу зашевелилась почва с другой стороны забора. Она вспучилась, затряслась, из-под нее появился еще один такой же щит. Ибрагим высунул голову, вновь нырнул вниз и выбрался наружу на территории колонии. Проход был свободен.

— Теперь наша очередь, — прошептал Асгар.

Он встал на четвереньки и пополз к забору. Джон и двое уйгуров двигались следом. Джон заглянул в подкоп. Это была глубокая яма, вырытая под оградой и закрытая двумя деревянными щитами, которые примыкали друг к другу точно под сеткой забора.

— Идите, — негромко велел Асгар. — Я за вами.

Джон головой вперед вполз в яму, выбрался по ту сторону ограды и вслед за Ибрагимом побежал к столовой, взметая башмаками пыль. Проскользнув в здание, он повернулся и взял «беретту» на изготовку. Уйгуры уложили щиты на место и засыпали их землей. Асгар бегом присоединился к Джону, а двое оставшихся бойцов вынули кисти и принялись методично разглаживать почву, уничтожая следы ночного вторжения.

Когда наконец последний из уйгуров появился в столовой, Ибрагим торопливым шагом провел их через темную кухню и безлюдный зал. Они подошли к окнам и выглянули наружу. Лунный свет заливал деревянные тротуары, которые соединяли три огромных барака между собой и со столовой, а потом разветвлялись и вели к другим зданиям, обеспечивая начальнику колонии возможность пройти повсюду, не испачкав ног в дождливую погоду. Все здания стояли на метровых сваях, и это свидетельствовало о том, какие ливни свирепствуют здесь в ненастный сезон. В колонии не было ни деревьев, ни травы — только голая земля, утоптанная множеством ног.

Этот участок территории патрулировали два охранника с автоматами на плечах. Они сонно зевали, поскольку им пришлось дежурить также и прошлой ночью, в период режима повышенной строгости.

Ибрагим переговорил негромким голосом с Асгаром, тот кивнул и сказал Джону:

— Будьте готовы. Как только я скомандую «вперед», мы побежим направо и спрячемся под тем бараком.

Едва охранники разошлись по своему маршруту на максимальное расстояние, оказавшись спинами к столовой, Ибрагим и Асгар попрощались, хлопнув друг друга по плечу, и Ибрагим выбежал из здания, но повернул влево. Он не пытался сохранять тишину, наоборот, громко топал по земле. Охранники очнулись от полудремы на ходу и рывком развернулись, наводя на цель автоматы.

Оба выкрикнули одно и то же китайское слово, которое, как решил Джон, означало «Стой!».

Ибрагим замер на месте и с покаянным видом опустил голову.

Охранники осторожно приблизились. Увидев его лицо, они успокоились. Они заговорили по-китайски, насмешливо кривя губы.

Асгар шепотом переводил их слова:

«Опять воровал жратву, Ибрагим?»

«И, как всегда, попался. Что стащил на сей раз?»

Первый охранник обыскал дрожащего уйгура и вытащил из-под его рубашки глиняный горшок.

«Опять мед. Ты ведь знаешь, мед не для заключенных. Рано или поздно мы бы узнали о пропаже и выследили бы тебя. Ты самый глупый из всех, кто здесь сидит. Теперь мы должны отвести тебя в карцер, а завтра ты будешь иметь дело с начальником. Догадываешься, что это значит?»

Ибрагим еще ниже опустил голову, и охранники повели его к маленькому строению на краю территории.

— И чем это грозит ему? — обеспокоенно спросил Джон.

— Неделей в карцере. Ибрагим совершил отвлекающий маневр. Это и есть его вклад в наше дело. — Асгар осмотрелся по сторонам: — Вперед!

Как только Ибрагим вошел в карцер, Джон и Асгар покинули столовую через главный вход и во весь опор помчались вправо. Они нырнули под барак, проползли под ним, выскочили с другой стороны и опять побежали. Эту операцию они повторили еще дважды и наконец оказались в другой части колонии. Лежа под третьим бараком и бурно дыша, они внимательно присмотрелись к следующей группе зданий. Прямо перед ними стоял последний барак, самый дальний от того участка забора, где они проникли на территорию.

Асгар жадно хватал ртом воздух. У Джона гулко билось сердце и зудело лицо, но он думал только о том, что в этом бараке находится Дэвид Тейер.

Здания на этом участке также соединялись деревянными дорожками. Здесь дежурили еще два охранника, расходясь и сходясь навстречу друг другу. Когда охранники повернулись спинами к Асгару и Джону, уйгур кивнул, и они вновь побежали, на сей раз не так быстро.

Дверь барака беззвучно приоткрылась, и стоявший за ней человек поманил их в темноту. Ему было около тридцати лет, его правую щеку рассекал шрам, похожий на след бритвы. Он приложил палец к губам, притворил дверь и крадучись зашагал между тюфяками, на которых храпели заключенные. Лунные лучи, проникавшие сквозь высокие окна, освещали эту унылую картину, похожую на эпизод из черно-белого фильма, снятого по романам Солженицына.

Джон и Асгар прошли следом за заключенным к двери у дальней стены здания. Тот указал на нее и вернулся на свое спальное место. Джон и Асгар обменялись взглядами в полутьме; Асгар сделал жест, словно говоря: «Теперь ваша очередь, если хотите».

Это была камера Дэвида Тейера. Последняя дверь в самом дальнем бараке колонии. Камера человека, который уже много десятилетий официально считался мертвым. Его жена повторно вышла замуж и умерла. Его друг женился на ней и тоже умер. Его сын вырос без отца. Этот человек пережил несколько поколений.

Джон решительно распахнул дверь. Тейер заслуживал большего, чем жалость. Он заслужил свободу и все те радости, которые ему мог предложить мир.

За дверью была маленькая комната. Двое мужчин, сидевших бок о бок в деревянных креслах, вскинули лица. Каждый держал в руке маленький зажженный фонарик, прикрыв огонек ладонью. Кроме них, Джон ничего не мог разглядеть. Они с Асгаром торопливо закрыли за собой дверь.

— Киавелли? — прошептал Джон в темноту.

— Смит?

— Да.

Сидящие отняли ладони от фонарей. Камера наполнилась тенями и светом. Оба ее обитателя были полностью одеты. Тот, что носил обычную арестантскую рубаху и брюки, был моложе — мускулистый, с серыми коротко подстриженными волосами и щетиной на подбородке. Он поднялся на ноги, пересек камеру и сдвинул в сторону тюфяк, лежавший в углу.

Второй, постарше, был высок и худощав, с впалыми щеками и костлявыми плечами. На нем были мятая рабочая куртка, мешковатые крестьянские шаровары и кепка. Из-под кепки виднелись густые белые волосы, ее козырек прикрывал аристократическое лицо, покрытое старческими морщинами. Пояс мужчины был перетянут ремнем с небольшой сумочкой. Он был готов отправиться в путь. Дэвид Тейер.