Потерянная империя - Клайв Касслер

Он заглушил двигатель, выбрался на поплавок и кое-как спустился на берег.

— Обыщите его, — скомандовал Ривера одному из подручных.

Выполнив приказ, тот покачал головой: пусто.

— И самолет осмотрите.

— Жену-то можно обнять? — спросил Фарго.

— Ради бога.

Сэм выждал, чтобы Реми двинулась первой: может, ей удастся отойти от «конвоиров» на приличное расстояние и они незаметно переговорят? Однако мексиканец быстро остановил пленницу:

— Не так далеко!

Фарго обнялись.

— Займешь сиденье под номером три, — торопливо шепнул он жене. — Возьми спальный мешок и приготовься.

Несмотря на загадочность фразы, она просто ответила:

— Хорошо.

Они отступили друг от друга. Сэм ободряюще улыбнулся, и Реми вернулась к Ривере.

Тем временем мексиканец-помощник закончил обыскивать самолет.

— На борту чисто, — отчитался он, сойдя на берег. — Оружия нет. Только спальные мешки, одеяла и всякие походные мелочи.

— На случай, если придется заночевать, — объяснил Фарго.

— Это же рухлядь, а не самолет, — нахмурился Ривера. — Вы уверены, что он долетит куда надо?

— Ничуть. Но вы дали мне всего двадцать четыре часа. Ничего иного я достать не успел. Если хотите, никуда не полетим.

— Ну уж нет.

— В самолет поместится лишь три человека.

— Отлично. Куда направляемся?

— В бухту на восточном побережье. У нее даже названия нет. Дорога займет два с половиной часа.

— Если там засада, пристрелю обоих, — предупредил Ривера.

— И погибнете в авиакатастрофе, — парировал Сэм. — Должен признать, что-то в этом есть…

— Я управляю самолетом так же хорошо, как вы вертолетом. Едем!

Сэму, конечно, следовало бы учесть плачевное состояние «Икаруса». Остров показался на горизонте только к исходу третьего часа лета. Фарго выполнил процедуру обязательных проверок согласно карты и пошел на снижение. Свернув на север, самолет взял курс на крестообразную бухту. Реми, соответственно указанию, заняла место позади мужа. Сидевший рядом с ней Ривера напряженно всматривался в лобовое окно.

— Маленькая бухточка, — заметил он.

— На входе четверть мили, в самом широком месте — три четверти. Шесть островов.

— Вы уверены, что один из них — Чикомосток?

— Я никогда не говорил, что уверен. Просто самая правдоподобная догадка на основании имеющегося материала. Вы, похоже, забыли, что за несколько недель мы проделали работу, с которой вы за десять лет не справились.

— Мои запоздалые поздравления! — проронил мексиканец. — И как вы его нашли?

— Это долгая история. Но самое интересное вы увидите через минуту. Вопрос только, узнаете ли?..

Самолет снизился до тысячефутовой отметки и, скользнув между двумя мысами, очутился в бухте.

— Ну, где же он? — требовательно спросил Ривера.

— Терпение…

Через минуту Сэм слегка развернул машину так, чтобы густо поросший лесом остров оказался под правым крылом.

— Смотрите в иллюминатор! — объявил он.

Мексиканец прильнул к стеклу.

— Неужели это он? Такой крошечный!

— Триста ярдов в поперечнике, двести футов в высоту.

— Да это даже не остров! — хмыкнул Ривера.

— Ну хорошо, островок, — исправился Сэм. — В любом случае это то самое, что вы так долго искали.

— А почему центр вогнутый?

— Кальдера. Потухший вулкан, — объяснил он. — Вы до сих пор не видите?

— Что я не вижу?

— Реми?

Ривера кивком позволил ей выглянуть в окно. Реми потянулась через его плечо к иллюминатору.

— Зажмурься. И вообрази «большой полый цветок».

Лицо жены озарила улыбка.

— Сэм, ты нашел его!

— Скоро выясним. Ривера, а вы видите?

— Нет.

— Вы знаете, как обычно изображают Чикомосток? Представьте вид Семи пещер сверху. А теперь представьте, что мысы острова имеют более округлую форму и сильнее выдаются в море.

Спустя мгновение мексиканец пробормотал:

— Я вижу… Невероятно… Невероятно! Сажайте самолет!

— Вы уверены?

— Да! Черт, да сажайте же!

— Как скажете.

Снизившись до двухсот футов, Сэм в последний раз заложил вираж вдоль западной береговой дуги залива, чтобы самолет вновь развернулся на север. Спустя тридцать секунд поплавки коснулись водной глади; задрожал фюзеляж, задребезжали стекла. Чуть задрав нос, машина шлепала по воде, постепенно теряя скорость.

Стрелка спидометра упала до шестидесяти узлов. До пятидесяти.

— Реми, — обратился Сэм к жене, когда скорость снизилась до сорока, — сколько у нас спальных мешков?

Она вытащила стоику из-под сиденья и, положив на колени, пересчитала.

— У меня три.

— И у меня один, — ответил он, указывая на мешок, втиснутый между креслом пилота и пассажира. — Ривера, а сколько у вас?

— Что за чушь вы несете?!

Фарго перевел взгляд на приборную доску. Стрелка упала до тридцати пяти узлов.

— А у вас что? — обратился он к сидящему рядом мексиканцу.

Тот хотел было ответить, но не успел — плавным движением Сэм расстегнул его ремень безопасности и, прижав к груди спальный мешок, резко толкнул вперед ручку управления.

Нос «Икаруса» врезался в воду.

ГЛАВА 47

Прежде Сэму не доводилось организовывать аварийные посадки; действовал он отчасти по наитию, отчасти руководствуясь законами физики. При скорости в тридцать узлов (примерно тридцать четыре мили в час) кинетической энергии самолета хватало лишь на то, чтобы хорошенько тряхнуть пассажиров, — перевернуть машину не удалось.

Кроме того, от удара с оснований слетели два кресла, которые Сэм заранее ослабил перед вылетом с Сулавеси: переднее пассажирское и расположенное за ним.

Отстегнутого мексиканца швырнуло вперед головой в лобовое стекло — он погиб мгновенно, от перелома шеи. Ривера, пристегнутый, просто влетел в спинку переднего кресла. Фарго бросило на приборную доску, благо спальный мешок частично защитил лицо и грудь. Сидящую сзади Реми прикрыли целых три мешка — в результате она очнулась первой.

Отстегнув ремень безопасности, Реми протиснулась между сидений к склонившемуся над приборной доской мужу и осторожно приподняла его за плечи. Самолет заливало водой — погибший мексиканец разбил лобовое стекло. Под тяжестью мотора нос все сильнее клонился вниз, хвост все выше поднимался над морем.

— Сэм! — крикнула она. — Сэм, очнись!

Фарго открыл глаза, несколько раз моргнул, растерянно осмотрелся по сторонам…

— Сработало? — хрипло спросил он.

— Мы живы — по-моему, уже удача.