Держава (том третий) - Валерий Кормилицын
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глеб с Соколовским стояли неподалёку от подъезда в особняк Новосильцевых.
Рубанов ожидал Натали, а корнет просто радовался жизни, заговаривая с проходящими дамами и игриво заглядывал под шляпки, нахально приподнимая вуаль.
— Дождёшься, вызовут тебя на дуэль, — попенял жуиру Глеб. — Лучше бы ходил со мной в клуб, знойному аргентинскому танцу обучаться. Танго — это тебе не в строю налево–направо вертеться. Это безукоризненная отточенность движений, — слова замерли на губах, когда увидел Натали, вышедшую из жёлтого «мотора», недавно купленного Кусковым.
«Господи! Как она прекрасна», — замер, любуясь девушкой в модном пальто и шляпе с вуалью.
Игривый корнет даже забыл поклониться, глядя на изящную молодую даму, и стоя «столбом с раскрытым ртом».
Так образно определил состояние друга Рубанов, — целуя руку прежде Зинаиде Александровне, а затем Натали.
— Когда–нибудь этот шофёр расшибёт нас. Следует делать поворот, а он нагибается за упавшим пенсне, — шутливо произнесла довольная жизнью мадам Кускова, направляясь к подъезду.
В вестибюле к ним кинулись лакеи, стараясь услужить и принять верхнюю одежду.
Здесь уже у Акима «отпала челюсть», когда увидел Натали не в форме сестры милосердия, а в модном, обтягивающем фигуру бледно–жёлтого атласа платье.
«С каким вкусом госпожа Ламанова украсила его по краям и с низу гирляндой жемчуга и усыпала кораллами, — восхитилась модисткой Зинаида Александровна. — Не забыть бы всё это выложить перед репортёром. Где его нечистый в кофте на ватине, носит?» — закрутила головой.
Глеба репортёр совершенно не волновал. Волновала его Натали. Взяв её, с разрешения тёти, под руку, поднялся на второй этаж, раскланявшись там со встречающим гостей хозяином дома и поцеловав руку хозяйке.
— Какие красивые у Ирочки сыновья, — чмокнула склонившегося к её руке молодого человека в лоб. — Передавайте мама' привет и приглашение, как будет в Москве, посетить сей дом.
Проведя Натали в танцевальный зал, усадил её на стул возле колонны и уселся рядом, ошалев от вида колена в чулке телесного цвета.
«Клуб ортодоксального последователя Камиля де Риналя совершенно раскрепостил девушку», — подумал он, не зная ещё, радоваться этому либо печалиться.
— Хорошо, что мы пошли на бал к Новосильцевым, а не в университет на лекцию «Ницше и Достоевский».
— Я и лекцию недавно посетила, — повернула к нему головку с высокой причёской, украшенной ниткой из жемчуга. — Смысл в том, что Ницше — Донжуан мысли; а Достоевский — Донкихот её.
«Причёска «умопомрачительная», сказал бы Соколовский. Да в придачу эффектное платье с разрезом до колена», — не слушал дамские выводы о донжуанах мысли, любуясь жёлтыми глазами и наслаждаясь близостью девушки.
«Не забыть сказать репортёру, — увидела треногу с фотоаппаратом тётушка и рядом с ней не похожего на джентльмена господина в клетчатом пиджаке, — что край переда платья племянницы обшит муслиновым плиссе. И так мужчины не особо умны в восприятии дамской красоты — одна служба на уме. А хроникёры журнала «Вестник моды» глупы совершенно».
«Я здесь танцевала с Акимом, — вспомнила Натали тот далёкий зимний бал, когда рядом с ней был другой Рубанов. Нет, вальс я танцевала с НИМ», — отказала Глебу в танце, сославшись на усталость после езды на «моторе».
Через некоторое время они услышали ласкающий и энергичный ритм танго.
— Натали, может исполним этот чувственный аргентинский танец? Не зря же столько времени изучали с тобой движения, шаги и фигуры, — протянул ей руку, поднявшись со стула.
— Согласна! — улыбнулась ему, грациозно направляясь в центр зала.
Волнуясь и стараясь не показывать этого, Аким произнёс:
— Сударыня, вы прониклись атмосферой танца? От меня она пока ускользает, — нежно сжал левой рукой её ладонь, обхватив открытую спину Натали, правой.
Хотел ещё что–то выдать гусарско–ухарское, но поперхнулся, увидев глубокое декольте, подчёркнутое двумя жемчужными и двумя коралловыми нитками бус.
— Сегодня ты — женщина–вамп, — нашёлся, что сказать, подумав, что атмосферой проникся полностью, и даже чересчур, когда почувствовал у своих губ её дыхание: «Если плохо станцую — позор полку и кавалерии в целом. После этого только в шестой линейный пехотный батальон идти», — вошёл в ритм танго и повёл даму классическими, как учили, скользящими шагами, заметив, что она прикрыла глаза, вся отдавшись томной музыке танца.
Натали полностью подчинялась движениям партнёра, и чутко следовала за ним, интуитивно понимая, какой будет следующая фигура.
В какой–то момент, на мгновение, она прижалась к нему грудью, и душа его воспарила на седьмое небо. Но этот миг быстро сменился поворотом, и её головка коснулась его щеки. Он уловил запах духов и лицо запылало, почувствовав тепло, исходящее от её кожи… И томная музыка… И то резкие, то плавные шаги, повороты и танцевальные позы… И кисть её руки в белоснежной лайковой перчатке на плече…
Чувствуя в объятиях девушку, он забыл инструкции хореографа о поддержке, положении стоп и характеристики основного шага… Он импровизировал, и тело Натали откликалось на его стилевые фантазии, делая мягкие и ритмичные шаги с внезапными остановками, изменениями направлений, и чувствуя телом то взрывную страсть, то нежную томную медлительность танца.
Она представила, что танцует с Акимом и в душе её расцвела прекрасная белая лилия. Его руки ласкали её, касаясь то спины, то опускаясь на талию. То требовательно прижимали к себе, то властно отталкивали. Её ноги на какое–то мгновение касались его ног. А в душе цвела лилия…
Глеб ощущал ладонью её податливую гибкую спину, временами чувствуя рядом со своими её губы и пьянел от них. Делаясь смелее и требовательнее, пил её дыхание. Чистое и свежее… И вокруг, может даже во всём мире, звучала чувственная нежная музыка, вызывающая в сердце страсть и трепет… И вновь на мгновенье ощущение то её упругой груди, то нежной ноги… И резкие повороты, от которых её волосы щекочут щёку… И музыка, и свет люстр, и аплодисменты молодёжи, и гибкое пластичное тело в руках… И то боль, то сладость в душе…
И СЧАСТЬЕ…
И ЛЮБОВЬ…
Музыка стихла.
Не видя ничего вокруг, а чувствуя лишь её ладонь в своей руке, её учащённое дыхание и пряный аромат женщины, повёл её на место у колонны.
Кто–то протянул красную розу, и он преподнёс цветок Натали.
И душевный настрой радости и счастья куда–то рухнул, когда увидел на девичьем лице гримасу разочарования. Но, словно опомнившись, она поднесла розу к щеке и улыбнулась ему, окатив тёплым взглядом глаз цвета танго.
На следующий день Глеба вызвал в свой кабинет полковник Рахманинов. Протягивать два пальца не стал, а поприветствовал поручика едва заметным наклоном головы.
Недоумевающий от вызова «на ковёр» Рубанов, так же коротко кивнул в ответ: «Будет ещё живой бог перед каким–то Микеле—Рахманиновым прогибаться».
— Проезжая мимо, господин полковник: «И увидев великое творение ваших рук — кисточку львиного хвоста», — мысленно продолжил он, а вслух произнёс: — решил нанести вам визит.
Потрясённый неприкрытой наглостью героя русско–японской войны полковник сановито расправил усы и глубокомысленно произнёс: «М-гм!»
Чуть подумав, как можно язвительнее расшифровал своё «мгыманье»:
— Крайне польщён милостивым посещением, господин поручик.
«Интригующее и многообещающее начало», — скрыл улыбку Глеб, приготовившись слушать продолжение речи.
— Вчера был свидетелем вашего весьма опрометчивого и вульгарного поступка на балу у господ Новосильцевых, — стал внимательно разглядывать свои ногти, собираясь с мыслями.
— Польщён и тронут вашим внимание, господин полковник. А в чём именно ваше отеческое око усмотрело опрометчивость и вульгарность моего поведения?
— Слишком выспренно выражаетесь, поручик, — добродушное лицо полковника стало строгим и значительным. — Вы уронили честь дамы, заставив её исполнить сей неприличный танец. После этого, на мой взгляд, — поднял глаза на офицера, — вам непременно следует на ней жениться, — словно гром в ясном небе оглушил Рубанова.
Растерявшись, без вызова уже произнёс:
— Вы даёте мне приказ и разрешение? Просто не смел просить его. Как своему начальнику, я непременно должен вам подчиниться.
Оттенок озадаченной натянутости на лице Рахманинова постепенно улетучился и раздался простоватый раскатистый гусарский хохот.
— Ну, вы и плут, поручик, — решил свести к шутке своё предложение полковник.
Отсмеявшись, вновь расправил усы и произнёс:
— Пожалуй, это разумно. Но за ваше нахальное поведение ни только по отношению к даме, но и ко мне, даю сутки гауптвахты на размышление… И два билета в Большой театр на послезавтра. Одна семейная пара отказалась идти. Не пропадать же добру…
«Конечно, не пропадать, — вертел в руках, проводя время в размышлениях на гауптвахте, Рубанов. — Натали идти в театр почему–то отказалась…А предложить даме руку и сердце я пока не решился… Сплошные условности. Кругом и везде, — убрал билеты в карман мундира. — Даже поход в театр для офицеров нашего полка обставлен традициями: если идёшь один, то должен сидеть в первом ряду; ежели с дамой, то в третьем. Самые демократичные — Большой и Малый театры. Можно занимать места в первых семи рядах. Нет, с традициями следует бороться», — по выходе с гауптвахты отдал билеты уступившему ему пролётку еврею, неожиданно для себя вспомнив стихотворение Некрасова «Балет».
