У Великой реки. Поход - Андрей Круз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это что? — спросил я.
— Это бхут-архир. Амулет превращения в бхута. Не знаю, где он его взял, их единицы остались… В этом мире, во всяком случае. Ты где взял эту дрянь, а? — вдруг грозно спросила она страдающего трактирщика, взмахнув рукой. — Говори, а то на полоски разрублю. В лапшу.
У того прямо перед лицом, лениво развернувшись, свистнули концы латига, заставив зажмуриться и снова вжаться, насколько возможно, затылком в доски стены сарая. Кнут просвистел мимо, щёлкнул, после чего самопроизвольно скрутился в двойное кольцо в руке демонессы, как послушный домашний зверь.
— В карты выиграл. В Гуляйполе, — почти простонал тот в ужасе.
— Давно? — почти ласково спросила Лари.
— Два месяца как.
— А ты знаешь, что амулет этот в списке запрещённых к владению? — вкрадчиво спросил я его, при этом направив на него стволы ружья, давая возможность в них заглянуть. — Что покупка, продажа и владение оным приравнивается к покупке, продаже и владению наркотиками высшей степени воздействия, с магической составляющей? Знал ли ты это, болван, когда брал амулет в руки?
— Знал, — почти прорыдал Ветлугин. — У меня выбора не было.
После того, как Лари сказала мне, что это такое, я вспомнил скупую запись в «Реестре магических и волшебных предметов, воспрещённых как к приобретению, тако же к продаже и владению оными». На пять лет каторги бхут-архир сам по себе тянул, даже без сопутствующих убийств.
— Ах, выбора… — протянула Лари. — Ну, насчёт выбора уж ты жандармам расскажи. Они про это любят послушать. И судья послушает, он тоже истории любит.
С этими словами она схватила трактирщика за воротник и потащила по земле к выходу. Мне осталось лишь последовать за ней.
ГЛАВА 33,
в которой Лари рассказывает историю одного древнего народа
— Вы мне, любезные мои, всё же расскажите, что это за бхут-архир такой, — заявил староста, когда мы собрались на обед в трактире с загогулистым названием «Обеды как у мамы». — Злодей Ветлугин и сам не знает, поэтому и объяснить не умеет.
— А вообще как, сознаётся? — спросил я, придерживая руками свёрнутый в трубку вексель на триста золотых.
— Уже сознался, записывать за ним не успеваем. Он, как оказалось, до карточной игры слаб оказался. — Староста налил себе морсу, выпил и принялся рассказывать: — Каждые пару месяцев он уезжал якобы по делам. У нас, в общем, сильно никто и не задумывался, куда трактирщик ездит. Надо ему — и ездит, нет закона против этого. А ездил он в Гуляйполе и там играл. И всё, что с трактирной торговли имел, там и спускал успешно. До копейки.
— И что проиграл? — уточнила Лари.
— Да всё и проиграл, — усмехнулся собеседник. — С год назад даже трактир свой заложил, как оказалось, ссуду взял. Ссуду, однако, взял под такой процент, что только интерес по ней едва-едва осиливал платить. Влезал в долги дальше, надеялся отыграться. И с пару месяцев назад всё же выиграл. И выиграл не в игорном доме деньги, а в частном притоне. Выиграл вот этот самый бхут-архир — у какого-то полуэльфа.
— Тот ему сам объяснил, что амулет может? — спросила Лари.
— Сам. Иначе кто под него деньги поставил бы? В общем, с того момента появилась у Ветлугина идея на большую дорогу пойти. Но с этим вышла незадача — то ли у Ветлугина самого умения мало было, то ли амулет слаб, но хватало его действия минут на пять, не больше. Если на дороге, где люди по одному не ездят, грабежом заниматься…
— Можно не успеть — и в разгар драки в человека превратиться, — закончил я за него.
— Верно. А в обычном виде боец из него как из дерьма пуля. Поэтому стал он прислушиваться к разговорам в своём трактире, выбирать расторговавшихся купцов и подсыпать им снотворное. А потом через окно лезть. Двоих так порвал, ума же хватило забирать не все деньги.
— Отчего все и были уверены, что это нечисть. Так? — уточнил я.
— Верно, — опять кивнул староста. — Так и решили. Затем его служанка увидела, как он кому-то сыплет порошок в графин. Она девкой не великого ума была, скорей всего, даже и не поняла, в чём дело. Но Ветлугин решил перестраховаться. Купца рвать не стал, а девчонку домой отослал и по пути разорвал. Спасла она того купца, сама не ведая. Ну а дальше всё ясно. Купца с приказчиком порвал. Когда приказчика рвал — в человека превращаться начал, вот и не закончил. Верно вы подметили: времени ему не хватило.
Староста выпил ещё стакан морса, затем спросил у Лари:
— Теперь вы мне расскажите, что же это такое наш Ветлугин выиграл?
— Был в своё время на востоке такой кочевой народ — джур-урдэ, — взялась рассказывать тифлингесса. — У вас на западе называли их арлингами. Арлинги разводили лошадей, брали полон, грабили и торговали рабами. Поклонялись они не богам, не силам природы, а демону шестого плана, сеньору и владыке над демонами мести и злобы, Ава-Адону, который их племя и опекал лично.
— Куратор, типа? — уточнил я.
— Вроде того, — кивнула Лари. — Ему приносились жертвы — каждый пятый пленный, а если не было пленных, то первые три девственницы народа, достигшие совершеннолетия с праздника высоких трав.
Она усмехнулась, затем сказала:
— На самом деле Ава-Адону на их девственность, равно как и пол, глубоко плевать. Но это мелочи уже. Подробности. В общем, народ этот, арлинги, жил себе понемногу, пока с востока, с каких-то дальних островов, не пришла раса сикомэ, перебравшись на материк.
— А это ещё кто? — спросил жандармский вахмистр, с недоумением нахмурившись.
— Это раса такая, — ещё раз сказала Лари. — Как вы говорите — гуманоидная. Похожие на людей. Но раса не человеческая. Во всяком случае, от контактов сикомэ с людьми детей не бывает. Равно как и с эльфами, гномами, половинчиками и всеми прочими. Происхождения они непонятного. Похожи на высоких, узколицых, узкоглазых жителей востока. Занимаются лишь войной, нанимаясь дружинами к окрестным правителям. Воины они отборные. Ничем другим не знамениты, кроме редкой воинственности и того, что убивают мучительски всех пленных.
— Что-то я слышала про них, — вмешалась Маша, до сего момента молчавшая. — Вроде как злобные они невероятно. И всех пленных приносят в жертву.
— Нет, в жертву они вообще никого не приносят, — отрицательно покачала головой Лари. — Они, кажется, вообще богов не имеют. Сами они в плен не сдаются, в безнадёжном положении дерутся, пока их не убьют. Не попадают в плен даже их женщины и дети. Сами же, убивая пленных, считают, что оказывают им услугу, смывая их страданиями их же позор. Если воин выжил в плену, то он от этого страшно мучается, и его ждёт ужасное посмертие, и лишь его мучительная смерть вернёт утраченную честь. Вот и помогают, чем могут. Сикомэ даже в работорговле не замечены: всех попавшихся к ним убивают.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});