Мир вашему дому! - Олег Верещагин

— Я боюсь, — пошевелились губы девчонки.

— Кого?

— Тебя. Войко. Но в первую очередь — себя.

— Себя?

— Себя. Я боюсь, что сделаю глупость… Зачем ты подал мне корону?

— Я тебя люблю.

Светлана не сбила ритма. Глаза ее вспыхнули — очень, просто как две капли воды, похожие на глаза брата.

— Зачем? — процедила она.

— Это правда.

— Ты погубишь нас. Уходи. Сразу же после танца. Если то, что ты сказал, правда — уходи.

— Хорошо, — сник Игорь. — Я уйду и сразу уеду. Если ты просишь этим, то я так и сделаю, потому что это — правда…

…- Уходишь? — генерал-губернатор свел брови. — Ты что, шутишь?

— Нет, я серьезно, — Игорь через силу улыбнулся. — У меня кое-какие дела, ребята ждут.

— Тебе сейчас не кажется, что ты наелся мыла? — задумчиво спросил Довженко-Змай. — У меня всегда так бывает, когда я вру. С детства… Но внешне ты выглядишь нормально. Хорошо, иди. На этот-то раз ты где остановился?

— В «Доме». Знаешь? — Игорь краем глаза увидел, что к Светлане подошел Войко и мысленно завыл., но «внешне» улыбнулся и, раскланиваясь, покинул зал.

Сад, окружавший холмы, на которых стоял дворцовый комплекс, почти целиком облетел. Игорь, впрочем, даже не почувствовал, как тут холодно. Бормоча ругательства на всех известных ему языках, он добрался до прокатной машины… и обнаружил сидящего там Борьку. Он спал, но проснулся, когда Игорь ввалился на соседнее сиденье и шарахнул кулаком по лобовому стеклу.

— Ты чего?! — взвился Борька.

— Ты почему здесь? — Игорь уткнулся лбом в скрещенные на руле руки. — Вы же со Степкой должны были еще с Мадагаскара домой лететь. Тебе в школу, кстати.

— Степка улетел. Я остался.

— Это я как раз вижу и спрашиваю — почему. А если бы я тут до утра гулял? — Игорь не поднимал лица, только отцепил от пояса и положил рядом мешавшую шпагу.

— Посидел бы до утра… Между прочим, я спал. И неплохо…Так что с тобой?

— Влюбился я, Борька, — Игорь со смешком откинулся на спинку сиденья и закрыл лицо руками, продолжая посмеиваться. — И сказал ей, что ее люблю.

Борька присвистнул — длинно и мелодично:

— Ну, ты даешь…И что?

Игорь отмахнулся и дрожаще потянул воздух. Потом сказал:

— Поехали, раз за рулем сидишь.

Борька молча включил двигатель — и почти в тот же миг что-то белое, словно летящая на огонь ночная бабочка, ударилось о стекло — Борька шарахнулся:

— Кто это?!

Но Игорь уже выскочил из машины. Она разделяла их со Светланой, и, бросившись вокруг автомобиля друг к другу, они снова оказались по разные стороны. Опять рванулись друг к другу — и снова машина разделила их. Светлана стеклянно рассмеялась. Игорь, подняв руку, сказал:

— Погоди. Стой на месте, а я пойду к тебе, — и пошел, перебирая рукой по корпусу и не сводя глаз с девчонки, которая закивала и протянула ладонь навстречу. Игорь вцепился в сухие, горячие пальцы, как в канат, брошенный утопающему, рывком подтянул Светлану к себе.

— Что же ты делаешь? — прошептала она. — Что же мы делаем?..

Игорь только счастливо улыбался.

Здесь лапы у елей дрожат на весу,Здесь птицы щебечут тревожно…ЖивешьВ заколдованном, диком лесу,Откуда уйти невозможно!Твой мир колдунами на тысячи летУкрыт от меня — и от света,И думаешь ты,Что прекраснее нет,Чем лес заколдованный этот!Пусть черемухи сохнут бельем на ветру,Пусть дождем опадают сирени…Все равно —Я отсюда тебя заберуВо дворец, где играют свирели!Пусть на листьях не будет росы поутру,Пусть луна с небом пасмурным в ссоре…Все равно —Я отсюда тебя заберуВ светлый терем с балконом на море!В какой день недели, в котором часуТы выйдешь ко мне осторожно,КогдаЯ тебя на руках унесуТуда, где найти невозможно!Украду —Если кража тебе по душе…Зря ли я столько сил разбазарил!?.Соглашайсяхотя бына рай в шалаше,Если терем с дворцам кто-то занял…

— Что молчишь? — нарушил тишину Игорь. Борька вздохнул:

— А что сказать? "Жди неприятностей!"? Ты и сам это хорошо понимаешь… Я вообще думал, что ты ее с собой увезешь.

— Достаточно и этого, — Игорь вытянул левую руку, на безымянном пальце которой красовался перстень: тонкий серебряный обруч с платиновым ромбом; внутри него остро светился овальный рубин. — А остальное — впереди. Впереди, слышишь, Борь?! — и он затормошил Борьку за плечи. Тот заорал:

— Врежемся!.. А, черт!.. — остановил машину и, перевесившись через спинку сиденья, вступил в потасовку с другом…

Игорь встал поздно. Борьки в его комнате не было — все-таки улетел учиться. За окнами шел дождь, было неприветливо. Игорь занялся утренним туалетом, позавтракал, начал собирать свои немногочисленные вещи для отъезда.

Если кого и не ожидал Игорь увидеть — так это Войко Драганова. Он ощутил, что кто-то идет, но всего лишь за миг до того, как дверь номера распахнулась — и тот встал на пороге.

Игорь поднялся с дивана. Он понял, что надо подняться. И еще понял: сейчас будет даже не неприятный, а… просто трудно объяснить — какой разговор.

Они стояли и смотрели друг на друга через стол. Войко мог бы ничего не говорить, всё и так было ясно. Нет, не ощущал Игорь ни раскаянья, ни вины. Но ему было неловко и…

И СТРАШНО.

Да, страшно. Раньше Игорь думал, что обделен этим чувством. Он не боялся никогда и ничего, никого и нигде, потому что это было недостойно дворянина. Здесь, на Сумерле. В школе. Где бы то ни было — он не испытывал страха.

Теперь ему было СТРАШНО. Потому что итог у начинающегося разговора мог быть лишь один. Единственный, и после него уже ничего не будет.

Не будет Светланы.

Это и был он — страх. Не за себя, а за свое счастье — то счастье, которое он испытал впервые в жизни. И он молчал, хотя молчать было постыдно.

Первым заговорил Драганов:

— Это правда, сударь, что вы обменялись подарками с госпожой Довженко-Змай?

Игорь напрягся. Он готов был сейчас соврать, лишь бы Войко ушел. Хотя бы на час ушел, не стоял тут! Но это была мерзкая, малодушная мысль и, когда Игорь представил себя произносящим "нет, неправда", ему стало невероятно гадко. Да, Драганов уйдет. Улыбнется и уйдет, но тогда останется только достать карманный пистолет и сжечь себе голову термитной пулей.

Игорь сказал — сухо и коротко:

— Да, сударь.

Лицо Драганова осталось непроницаемым. Только… что-то неясное и страшное незаметной почти волной пробежало по нему. И Игорь понял, что этот юноша — на пять лет старше всего — так же больше его, как он, Игорь, больше младшеклассника-лицеиста. Но оба они были дворяне. Игорь не опустил глаз.

— Какого рода был подарок, сударь? — спокойно поинтересовался Войко.

— Это были фамильные перстни, сударь.

Вот и ВСЕ.

Драганов отошел от дверей, закрыв их за собой.

— Я тебя убью, — сказал он тихо. Игорь покачал головой и ответил, презирая себя:

— Я не стану с тобой драться. Ты мне нравишься, Войко.

— Станешь, — Бойко сделал несколько шагов и, нагнувшись через стол, сильно ударил Игоря по щеке. — Выбирай оружие. Это право за тобой. Я тебя оскорбил действием.

Игорь поднял ладонь, машинально погасил боль. Мелькнула трусливая мыслишка — выбрать все те же шпаги. Но тут же пришло ясное понимание — такой фехтовальщик, как Войко, его все равно убьет, даже этим прутиком. Только убивая, он будет ПРЕЗИРАТЬ его, Игоря Вячеславовича Муромцева, дворянина Империи. А это непереносимо.

— Я ее люблю, — сказал Игорь. — И она меня любит, и никто тут не виноватая нет ничьего злого умысла… Пусть будут шашки. Завтра…

— Вы не будете драться.

Юноша и мальчик обернулись на девичий голос от дверей. И замерли. Светлана Довженко-Змай широкими шагами подошла к столу и бросила на него немецкое егерское кепи. Рыжие волосы над плечами потемнели от дождя, ноздри красивого носа раздувались, как у породистой лошади.

— Ты не поднимешь на него оружия, Войко, — повернулась она к Драганову, сжав кулак в серой перчатке. — И ты не сделаешь этого, Игорь! — она обратилась к Муромцеву.

— Что ты делаешь здесь? — обрел дар речи Драганов.

— Брат сказал мне, что ты отправился сюда, — Светлана вскинула голову. — Вы не будете драться! Хорошо, что я успела…

— Это мужское дело, — Драганов был спокоен, как спокойна вода над бурлением омута.

— Я не могу отказаться, — покачал головой Игорь, — прости.

— Я хочу, чтобы вы отказались, — твердо сказала девушка. И повторила с нажимом: — Так Я хочу! — из ее руки на стол между противниками упал платок с монограммой. — Вы видите это, господа? Кто из вас скрестит, шашки над ЭТИМ?!