Аполлинария Суслова - Людмила Ивановна Сараскина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Четверг, 13 (1 июня)
…Проходили мы по галерее до звонка, потом пошли на почту. Этот проклятый почтмейстер (не мой старый знакомый) вздумал сказать, что уже приходили спрашивать от Достоевских за ½ часа перед этим, но что писем не было. Федя тогда очень удивился и сказал ему, показывая на себя и на меня, что никому, кроме нас, не следует давать писем. Тогда тот сказал, что ведь это вы [?] взяли. Так как мы с Федей в это время уходили в галерею, то ему не могло прийти на ум, что спрашивала письма я. Это его ужасно растревожило. Я вполне думаю, что ему представилось, что это приехала С[услова], и ему это было неприятно. Я, разумеется, не созналась в том, что это была я. Пообедали, он пошел читать, а я пошла домой. Но на дороге купила земляники, сладкого пирога и булок. Феде все не нравятся здешние булки, он говорит, что они отзываются горьким маслом. Я этого не нахожу, но, разумеется, подтверждаю: зачем его огорчать на таких пустяках. Потом он пришел домой и предложил мне идти гулять. Но я отказалась, сказав, что мне гораздо веселей сидеть дома и делать что-нибудь, чем ходить с ним, когда он не говорит со мной ни слова. Потом он меня передразнил и сердился, зачем я грустна. Все-таки мне ужасно тяжело, мне все время казалось, что я совершенно здесь одна, что у меня нет друга, что единственный друг – моя мама, да и она в Петербурге, она, может быть, умрет без меня. О, Господи, Господи, сохрани мне маму, так она мне дорога всегда. Вот не умела я ценить этого прекрасного существа прежде. Право, я иногда очень, очень жалею, зачем я не осталась с нею навсегда. Право, это было бы лучше, ведь эдак же [сглупит] человек. Право, я и сама не знала, как я глупо поступила.
Пятница, 14 (2) июня
Сегодня для меня день неудачный. Я встала довольно рано и объявила Феде, что пойду в галерею. Он, разумеется, согласился со мною, что это похвальное желание. В ½ 2-го я отправилась… В ½ 4-го пришел Федя, и мы еще раз обошли с ним галерею.
Отсюда мы пошли на почту. Почтмейстер подал письмо, адресованное на имя госпожи Достоевской. Рука была женская. Федя тотчас же, вероятно, подумал, что это письмо от С[условой], потому что, когда я стала распечатывать, то он мне сказал: «Посмотри, чья подпись». Разумеется, он боялся, что эта дура напишет мне что-нибудь. Я ему показала, что это письмо от Сто[юниной][220]. Я была очень рада, что у них все благополучно.
Среда, 26 (14) июня
…Потом я сходила за конвертом и, уходя, когда он меня спросил, на какую я иду почту, я отвечала, что на эту и чтоб он не беспокоился, что я пойду на нашу почту и возьму его письма, что этого не будет. Он ничего не отвечал, но когда я отошла, он вдруг подошел ко мне и с дрожавшим подбородком начал мне говорить, что теперь понял мои слова, что это какие-то намеки, что он сохраняет за собой право переписываться с кем угодно, что у него есть сношения, что я не смею ему мешать. Я ему отвечала, что мне до его сношений дела нет, но что если б мы были друг с другом откровеннее, то я, может быть, могла бы избавиться от одной очень скучной переписки, которую должна была завести. Он спросил меня, кто это написал. Я отвечала, что одна дама. Ему ужасно было любопытно узнать, кто эта особа, он, вероятно, уже догадался, кто это может быть, а поэтому очень обеспокоился и начал выпытывать у меня, кто она такая, и не по поводу ли его брака у нас переписка, и что он очень желает узнать, как меня могли оскорбить. Я отвечала уклончиво, но он мне серьезно советовал сказать ему, потому что он мог бы мне помочь в этом случае и объяснить, как сделать, что, вероятно, он помог бы. Я отвечала, что эта переписка особенно важного не представляет и потому я могу сама обойтись без его совета. Его это очень занимало, так что он даже вечером и ночью говорил, что я с ним не откровенна, что получила письмо от кого-то.
Четверг, 1 августа (20 июля)
…После обеда Федя пошел на почту, и я осталась дома, но просила его не распечатывать моего письма… Я была очень рада, что Федя не распечатал письма, потому что тут Ваня опять пишет адрес С[условой][221], хотя я его уже знаю. Тут, вероятно, последовали бы расспросы: почему и для чего, и так далее; вообще гораздо лучше, что он не распечатал.
Пятница, 2 августа (21 июля)
…Я зашла с почты к банкиру… Потом, посидев немного и отдохнув, я окончила письмо к Ване; в начале оно было очень любезно и мило, но в конце, зная, что он сказал о нашем адресе, я ужасно его обругала…
Среда, 11 сентября (30 августа)
…Я думала, что мой день окончится мирно, как вдруг под вечер случилась у нас ссора, и вот каким образом: мы пошли немного погулять, хотели зайти на почту. Когда мы проходили мимо дома почты, я вспомнила, что я не взяла своей записи с нашими именами, а без записей спрашивать письма было неловко, потому что он не может запомнить имена и тогда требует визитную карточку. Я сказала Феде, что у меня записей своих нет, тогда он посмотрел в своем кармане, вынул какую-то маленькую бумажку, на которой было что-то написано карандашом. Мне захотелось знать, что это было именно, и я схватила записку; вдруг Федя зарычал, стиснул зубы и ужасно больно схватил меня за руки; мне не хотелось выпустить записки, и мы так ее дергали, что разорвали на половины, и я свою половину бросила на землю, Федя со своей сделал то же; это нас и поссорило, он начал бранить, зачем я вырвала записку, меня это еще больше рассердило,
