Братья Стругацкие - Ант Скаландис

А тогда нормально было ставить в один ряд с Тарковским, скажем, «Дикую собаку Динго» Юлия Карасика (тем более что он тоже получил «Золотого льва»), а те же «Девять дней одного года» Михаила Ромма, мастерскую которого во ВГИКе заканчивал Тарковский, разумеется, ставились намного выше. Это сегодня, спустя годы, уже ясно, что не всё определяется возрастом и опытом. Например, ещё одним событием 1962-го считался фильм «Люди и звери» Сергея Герасимова, мэтра из мэтров, генерала от кинематографии. Но, сказать по совести, кто о нём сейчас помнит, кроме киноведов? А о Тарковском слышали даже те, кто кино вообще не смотрит.

Ох, а какие были выставки, какие спектакли в театрах, какая музыка была, какие исполнители, какие, чёрт возьми, иностранцы начали приезжать к нам в те годы! Один Вэн Клайберн чего стоил, которого упорно называли как-то по-китайски «Ван» и фамилию читали по буквам — Клиберн, но знала его вся страна, не хуже, чем своих: Рихтера или Гилельса. Впрочем, музыкальная тема слишком далека от нас и мы не станем в неё углубляться, просто хотелось напомнить, что это было прекрасное время для всех искусств.

Как хороши были в те годы даже простенькие комедийные картины: «Три плюс два», «Деловые люди», «Гусарская баллада»! Даже ранний Илья Глазунов, ставший потом безнадёжно конъюнктурным и масскультурным, был тогда очень, очень неплох. Дивная была у него картина: утро, девушка, раскрытое окно на Невский… Или вспомните его жуткий в своей правдивости блокадный цикл, или «Петербург Достоевского» — это было Искусство с большой буквы…

Вернёмся к началу года. Даже ещё чуть раньше — к поздравлениям с Новым годом. Запись в дневнике АНа 31 декабря 1961 года:

«Получил поздравления от гослитовцев и от Майки Глумовой».

Нет, не из будущего «Малыша» и «Жука в муравейнике» — так звали его одноклассницу из ленинградской школы на Выборгской, они дружили и переписывались много лет.

И тоже в последний день года некто Костя Семёнов предлагает перейти на работу в Агентство печати «Новости», где будут платить 250 рублей в месяц (то есть вдвое больше, чем в «Детгизе») да ещё плюс двадцать процентов за два языка и возможность «ездить в страну» (это такой эвфемизм для Японии). Сверкающие перспективы! Но тут же и скепсис АНа: «Не знаю, может, и врёт…» Вариант этот упоминается ещё раз 6 января и дальше — тишина. Похоже, и впрямь какой-то новогодний трёп.

В тот же день (а он был всегда рабочим в советские времена) в издательство приходил Юрий Иванович Абызов, уже хорошо знакомый АНу и называемый им «наш латышский доброжелатель». Замечательный писатель, литературовед и переводчик из Даугавпилса, он ещё не раз мелькнет на страницах писем и дневников, а в тот раз АН очень огорчается, что не может протолкнуть в Москве лемовский «Эдем» в переводе Абызова.

1 января они в гостях у художника Георгия Макарова — иллюстратора «Возвращения» и вообще постоянного детгизовского иллюстратора.

Дальше переместимся сразу на месяц. 8 февраля АН подробно расписывает движение всех изданий: «Возвращение» — сверка и третья читка; «Стажёры» — рукопись в главную редакцию; «Должен жить» (глава «Стажёров») — альманах в производство; «В стране водяных» — верстка. Дальше перечисляются рассказы в журналах и публикации за рубежом. И, наконец, мы узнаём, что закончен перевод «61 Лебедя», которому требуется ещё литературная обработка. Где этот перевод, который так и не был напечатан?! А ведь тут же записано, что он ещё переводит некую «Пену» — из японской фантастики, опять на свой страх и риск…

А потом уже не о работе.

«Слушали Окуджаву — понравилось. „Бумажный солдат“, „Последний троллейбус“ — отлично.

Слухи: Елкину из „Комс. правды“ набили рыло. Кочетову намяли бока в „Новом мире“ — это хорошо, теперь, хоть и отметили его 50-летие, однако больше он, вероятно, не поднимется. Хотя кто его знает… (Мудр был АН, когда дописывал эту фразу — года не прошло, и один из величайших мракобесов своей эпохи Всеволод Кочетов ещё как поднялся! — А.С.)

Дома все здоровы. Коклюш у детей прошел. Ленка собирается в „Интурист“ и в безопасность (это так ласково именуется КГБ. — А.С.), с 10-го идёт на первые занятия. Дай ей бог спокойствия духа, а то я прямо работать спокойно не могу. Жалко и смешно, и злюсь и люблю».

Тут речь идёт о том, что Елена Ильинична несколько раз меняла работу, были у неё проблемы и в «Воениздате», и в «словарном» издательстве, наконец, предложили интересную и престижную работу — экскурсоводом у иностранцев с английским языком. Но она и полгода не протянула: пока надо было просто «стучать», чему учили на первых же занятиях, она ещё терпела, но когда в июле отправили с американками в Сочи и поручили обыскивать сумочки, Елена Ильинична не выдержала и, вернувшись в Москву, подала заявление об уходе. В «безопасности» таких строптивых не очень любили, но серьёзных санкций к дочке Ошанина применять не стали.

Вот на таком фоне идёт активная переписка братьев и разработка их новых сюжетов. АН собирается взять отпуск и ехать в Ленинград, но они ещё не знают, что будут писать. Мелькают рабочие названия: «Звездочёты» — смутно прослеживаются идеи «Понедельника…»; «Родился в 2017 году» — она же так никогда и ненаписанная «Повесть о Горбовском» (первой главой к этой повести становится рассказ «Дорожный знак», превратившийся в пролог к «Трудно быть богом»); наконец — «Возлюби дальнего», переименованная в дальнейшем в «Попытку к бегству».

А ещё 1 февраля АН пишет БНу:

«…Ты уж извини, но я вставил в план (в детгизовский план 1964 года. — А.С.) „Седьмое небо“, повесть о нашем соглядатае на чужой феодальной планете…»

Похоже, это первое упоминание о «Трудно быть богом».

С 16 февраля по 16 марта в Ленинграде у мамы (рекордная длительность непрерывной работы вместе! — «Устали ужасно. Отрастили усы») после долгих мучений над сюжетом и композицией повесть «Возлюби дальнего» взята штурмом и обретает парадоксальную концовку. Тогда же сделан и «Дорожный знак».

Из отпуска АНу приходится вернуться на день раньше, так как Наталья Исаевна Фельдман обязывает его быть 17 марта на вечере Акутагавы в Доме дружбы с народами зарубежных стран, где председательствовал сам академик Николай Иосифович Конрад. АН читает по рукописи отрывки из повести «В стране водяных». А книжка выйдет только к концу ноября, чудесная, с необычайным вкусом оформленная книжным графиком Дмитрием Бисти (позднее он же проиллюстрирует большой том Акутагавы в «Библиотеке всемирной литературы») и с хорошим предисловием совсем юного Виктора Сановича. Вообще многие японисты считают, что это лучший из переводов Аркадия Стругацкого. Может быть, потому, что это была первая для него японская фантастика. А может быть, потому, что работал он над ним с 1958 года, начав не для денег, не под заказ, а для себя, для тренировки — рискнул, уж больно книга понравилась!