Любимицы королевы - Виктория Холт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Собор был переполнен, и, хотя Сэчверел говорил три часа, никто не выказывал желания уйти; проповедь произвела такое сильное впечатление, что ее предложили отпечатать и распространить.
К несчастью для Сэчверела — и не только для него — это было сделано, а вскоре она попалась на глаза Годолфину. Тот, прочтя, узнал себя в Волпоуне, пришел в неистовый гнев и поклялся отомстить этому безрассудному прелату.
Годолфин стоял перед королевой. Анна давно не видела его таким оживленным. «Жаль, — подумала она, — что взбодрить его может только гнев».
Он пожелал узнать, читала ли королева этот памфлет.
Анна читала. Даже нашла очень любопытным и решила, что Сэчверел хороший, благомыслящий человек. Однако не сказала этого при лорде Годолфине, потому что была привязана к нему еще с тех дней, когда называла его «мистером Монтгомери». Жаль, что он позволил супругам Мальборо использовать себя. Судя по словам мистера Харли и Мэшем, дело обстояло именно так; да это было и без того очевидно.
— Этот человек с презрением относится к событиям 5 ноября, а следовательно, и к вашему величеству, — указал Годолфин.
— Обо мне он говорит мягко, с почтением и любовью.
— Мадам, если он осуждает разоблачение заговора, а также восшествие на престол короля Вильгельма и королевы Марии, значит, осуждает и вас, так как складывается впечатление, что он агитирует за возвращение Претендента.
Глаза Анны затуманились. Она часто думала о единокровном брате и временами, когда приступы подагры становились мучительными, вспоминала о покойном Георге и думала, что жить ей осталось недолго. Если бы ей удалось вернуть брата, это походило бы на искупление вины перед отцом.
— Ваше величество, — продолжал Годолфин, — в данных обстоятельствах я считаю, доктора Сэчверела нужно арестовать и содержать в тюрьме до тех пор, пока не представится возможность отдать его под суд, где выяснится, повинен ли он в измене.
— По-моему, за чтение проповеди это слишком сурово.
— Такой проповеди! О ней говорят в тавернах и кофейнях. Как премьер-министр вашего величества, должен просить вас передать это дело в мои руки. Если суд оправдает его, он выйдет на свободу. Но эта проповедь вызвала большие волнения, и повторяю, ради безопасности страны Сэчверела надо посадить в тюрьму.
Анна сказала, что хотела бы подумать. Больше Годолфин не мог добиться ничего, он ушел в сильном беспокойстве, но беспокоился бы еще больше, если б знал, что сразу же после его ухода Эбигейл привела к королеве Роберта Харли.
Харли был возбужден. В деле Сэчверела он видел возможность свергнуть правительство, которое возглавлял Годолфин. Ушки у него были на макушке. Вместе с Сент-Джоном он посещал кофейни и таверны, в доме на Эбмарл-стрит регулярно принимал Свифта, Эддисона, Стила и Дефо. Он любил говорить с ними, их разговоры, мысли были блестящими, высказывания — яркими, познавательными. Эти люди уже дали ему общее представление о том, как воспринимают эту историю на улицах. Они стояли за Сэчверела, были преданы королеве, но с каждым днем все больше отворачивались от Мальборо, потому что устали от войны, именуемой теперь «война Мальборо».
Страна созрела для перемен. Это событие могло явиться поводом для них.
Роберт Харли посоветовал королеве согласиться на арест доктора Сэчверела. Заверил ее, что с ним ничего дурного не случится, а когда над ним начнется суд, она увидит, как твердые люди стоят за нее и святую церковь.
— Потому что церковь и вы, мадам, должны быть нашей первой заботой. Годолфин повинуется Мальборо, а герцог хочет войны, потому что на ней может отличиться. Плохо, когда один человек может добыть себе славу только кровью других. Пусть люди увидят, как обходятся со служителями церкви. Это может окончиться свержением тех, кто действует против нее.
Анна доверяла мистеру Харли. Эбигейл тоже. Когда он ушел, они попили чаю — Анна с добавкой бренди, поговорили об уме мистера Харли, о том, что, если дать ему возможность, он избавит королеву и церковь от тех, кто из-за эгоистических интересов становится врагами обеих.
Мистер Харли оказался прав. По улицам ходили толпы, требуя отставки правительства. Сэчверел был героем дня, и большинство людей поддерживало его критику Годолфина. Многие вдовы и сироты ненавидели Мальборо и, не скрываясь, говорили об этом. Он любит играть в солдатики, используя для собственного развлечения людей и смертоносное оружие. Мало того, хотел стать диктатором. Прекрасное положение дел. Дай такому человеку власть, и он готов вести сражения хоть каждый день. Эта война унесла много людей и денег. «Долой Мальборо! — кричали люди. — Долой войну! И долой правительство!»
Когда королева ехала на открытие парламента, толпы неистово приветствовали ее.
— Да здравствует королева! Боже, храни Сэчверела!
Анна улыбалась подданным милостиво, любовно; они обратили внимание, что она не такая, как всегда, — обеспокоенная и печальная. Почему? Потому что она на стороне Сэчверела. Потому что, как и они сами, терпеть не может это вигское правительство.
Речь ее прозвучала вяло.
— Она дает нам понять, — говорили те, кто слушал, — что душой не с правительством и просто исполняет долг.
Писатели трудились в поте лица. Они ухватились за эту тему. Люди по всей стране напряженно следили за ходом событий. Перемены должны были произойти.
Мистер Харли с мистером Сент-Джоном и остальными друзьями подготовились к моменту, которого они так долго ждали.
Эбигейл обдумывала положение. Она не сомневалась, что правительство скоро падет, и Роберт Харли сменит лорда Годолфина на посту премьер-министра. Какой успех!
У нее все шло хорошо. Иногда, лежа в постели и нянча ребенка, Эбигейл убеждала себя, что в жизни она удачливее, чем Сара Черчилл. Сара никогда не будет довольна.
С войны вернулся Сэмюэл — изменившимся, возмужавшим. Эбигейл не знала, радует ли это ее. Будет ли он послушней? Но сомнение это быстро прошло. Он был предан ей и очень радовался ребенку. Сказал, что в следующий раз у них непременно будет мальчик.
Ее брат Джек, уже испытанный солдат, был с ним дружен; Эбигейл радовалась, видя их вместе, особенно если приходила еще и Алиса.
Они часто бывали у нее в апартаментах. Алиса, разумеется, прислуживала при рождении маленькой Анны. «Прислуживала! — усмехнулась Эбигейл. — Выражаюсь, как королева».
Но, разумеется, быть любимицей королевы лишь немногим хуже, чем королевой.
Любимица королевы! Маленькая Эбигейл Хилл — служанка у леди Риверс, бедная родственница в детской Черчиллов, — а теперь она способна решать судьбу Сары Черчилл… и, может, всей страны.