Сборник " " - Александр Громов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Бей!..
Лодка накренилась рывком – слон атаковал снизу. Большое, нечеловеческое, прозрачное, скрывающее в себе серые, как пищевая паста, мутные комки, ворочалось под килем, пучилось, выдавливая лодку из воды. Потеряв равновесие, коротко вскрикнула Вера, ударившаяся о шпангоут больной рукой. Взвизгнул Йорис. Опасно перегнувшись через борт, Питер пырнул пикой взбаламученную воду – раз, другой… На третьем ударе рвануло так, что пику едва не выдернуло из рук, но слон все же отступил, ушел на дно, лишь вода рябила и пузырилась там, где он погрузился – на целую минуту, а если очень повезет, то и на две.
– Весло!.. – скомандовал Питер.
21
– Потри-ка мне спину, – сказал Илья.
Дэйв шлепнул его мочалкой по спине и начал тереть.
– Легче! Легче! Озверел?
Дэйв выругался.
– Хорош банный день, – сказал Маркус. – Мыла нет, горячей воды нет. Песочком потереть кого-нибудь?
Людвиг опрокинул на себя ушат воды.
– Все-таки чуть теплая… Что ты хочешь от сырого торфа? Я еще когда говорил: нужно от котла трубы провести, чтобы теплообменник был в башне. Тогда была бы горячая. И синтезатор работает все хуже. Откуда мыло?
– У Лоренца небось есть. Только он не моется.
Кто-то прыснул.
– Он моется по ночам, – возразил Уве. – За «махер» свой дрожит. Так при кобуре и стоит под душем – себя трет и кобуру надраивает…
– Хе-е…
– Кто полотенце взял? Здесь висело.
– И из пасти у него воняет, как из…
– Зубы гнилые, оттого и бесится. Все болезни от зубов.
– Кстати, о душе. Моя очередь.
– Моя!
– Протри глаза. За Дэйвом я занимал, потом Киро. А тебя здесь вообще не было.
– Чего-о?
– Ничего. Давно в глаз не получал?
– Эй! Эй! Этого не хватало!
– У кого мое полотенце?
– Людвиг, ты правильный тевтон. Чья сейчас очередь?
– Запереть Лоренца снаружи, пускай в обнимку с кобурой посидит здесь суток двое-трое, умнее станет…
– Да он дверь прожжет!
– А ты откуда знаешь, сколько у него зарядов? Может, правда ни одного? А если два, так и на дверь хватит, и на тебя, умника, останется. В который раз об этом говорим. Надоело.
– Ладно вам, куда полотенце дели? Холодно же.
– Что?
– Да вот Пупырь полотенцем интересуется.
– Его вытереть никакого полотенца не хватит. Так высохнет.
– Совсем холодная пошла…
– А канючил-то как: с Питером, мол, хочу уйти! Сидел бы сейчас, деточка, в грязи по маковку и лапу сосал.
– Я не канючил!
– Нет, серьезно. Я сегодня целый день думаю, где они могут быть. Если разбили лодку, значит, идут берегом.
– Ха, берегом! Там болота бездонные!
– Положим, бездонных здесь не бывает. Вот за кряжем на юге – там да… Островки опять-таки, переночевать есть где. Мокроступы сделают, пройдут. От червей Питер отобьется. Он мне сам говорил, что дней за десять пройти можно. И потом, у них просто нет другого выхода.
– Это если лодку разбили… Ладно, ты не мели, ты предлагай. Что ты предлагаешь? Встречную экспедицию?
– Догадливый…
– Лоренц тебе устроит экспедицию! Торфа давно не нюхал – соскучился? Нужна его превосходительству экспедиция, как же! Он и Веру и Йориса спишет со спокойной душой, лишь бы Питер не вернулся…
– А ты ему это в лицо скажи.
– Умный, да? Вот интересно: каждый ждет, что другой себя подставит, а не он. Только зря надеешься: все мы здесь такие умные.
– Заткнись, шкет, надоел. Нет, в самом деле, что вы все его боитесь? царь он вам? бог?
– Люди вы или нет? Полотенце отдайте!
– Нет у него двух зарядов. Один – максимум…
ИНТЕРМЕЦЦО
Что-то давно меня не беспокоили.
С чего бы?
То, что он хулиган, я понял уже давно. Бывают радиохулиганы, бывают телефонные и всякие другие прочие, а этот – темпоральный. Прогрессируют потомки…
Не беспокоит пока – и хорошо.
Их у меня двадцать семь – двадцать семь маленьких уродцев, взрослых детей, с которыми я могу сделать все, что захочу. Например, один раз ошибется Диего, и все потравятся. Или на лагерь нападет цалькат. Или Анджей-Пупырь со временем найдет способ экранироваться от излучения странного солнца, и тогда жизнь пойдет своим чередом и Стефан спустя несколько лет женится на Маргарет…
Почему бы нет?
Мне делается страшно оттого, что я хочу им помочь, всем вместе и каждому в отдельности, а особенно Джекобу – ему в первую очередь. Они ТАМ живут своей жизнью, и чем дальше, тем меньше у меня власти над ними, если не резать по живому тупым скальпелем. Что им от того, что они придуманы? Вся штука в том, что они уже давно ВЕДУТ себя сами, вдобавок я подозреваю, что некоторые из них умнее меня, автора. Как я это допустил – не знаю. Им теперь лучше видно, и они, как мне кажется, хорошо знают, что делают, а я все чаще ловлю себя на том, что не всегда ясно понимаю глубинную суть их поступков и слов. И мне, автору, страшно им помогать, потому что может выйти еще хуже…
Кого мне выслушать, если они попросят помощи: Питера? Стефана? Анджея?
Найдутся и такие, кто попросит себе еще одно пирожное. Не мне их осуждать.
Предоставить их самим себе? Придется…
Одно мне известно точно, а значит, быть посему: Питер, Йорис и Вера так или иначе доберутся до «Декарта» – а вот что случится после? Что-то ведь должно случиться. Какие события посыпятся на головы двадцати семи? Кто из двоих возьмет верх – Стефан или Питер? А может быть, они помирятся? Хм… Что-то говорит мне, что нет. Ни за что. Напротив, очень может случиться так, что один из них убьет другого, сам или не сам, несмотря на мое обещание беречь героев. О, мои ребята могут многое! Если потребуется создать на планете ад, они обойдутся своими силами, без всяких цалькатов. Стоит лишь начать – и они примутся уничтожать друг друга с упоением, все более ощущая вкус к этому занятию. А может статься – во всяком случае, я на это надеюсь, – что за детьми прилетит спасательная экспедиция и, вывезенные на Землю, они будут жить и стареть долго и счастливо.
22
Очередную атаку отбили легко – судя по всему, водяной слон лишь примеривался, как лучше взять добычу, и отступил, едва Питер уколол его. На этот раз он не ушел на глубину, а лишь отплыл на десяток шагов и сделал медленный-медленный круг вокруг лодки. Поверхность торчащего над водою горба быстро меняла цвет и странно волновалась, хлюпая и рябя воду.
– Сейчас опять кинется, – сказал Питер, перехватывая пику поудобнее.
– Может, ты его ранил? – с надеждой спросил Йорис. – Корежится-то как… Отвяжется, а?
– Жди, – процедил Питер, не отрывая взгляда от воды. – Это только поклевка была. Я ему и мембрану не пробил.
– Какую мембрану?
– Ну шкуру, – объяснила Вера. – Ее и стрелометом не возьмешь, разве что бластером…
– А я не тебя спрашиваю…
– Радуйся, что с тобой вообще разговаривают!
– Тихо, вы оба!
– А чего он такой дурак…
Желток солнца висел низко, угрожая задеть краем диска дальние холмы, чертил по воде дрожащую огненную дорожку. Как и предполагал Питер, перед закатом с запада повеяло слабым ветерком. В такое время в лагере и на болоте происходит оживление, люди работают больше для виду, нетерпеливо дожидаясь зеленого луча – сигнала к концу работы, если только Стефан не прикажет работать после заката. Скука смертная. Впрочем, сегодня праздник…
– Поставить парус? – спросила Вера.
– Без толку. Лучше проверь мешки – может, что осталось?
– Нет. Нож вот и фляжка.
Восточный берег был близко – простым глазом уже различалась неровная линия частокола вокруг башни. Вера кусала губы. Приступ восхищения Питером угас, хотя придумка была его, и придумка великолепная. Им удалось выиграть несколько минут отчаянной гребли – водяной слон позволил себя обмануть. Даже Йорис греб почти как надо, а Вера, развязав мешки, швыряла в воду все, что в них было, стараясь закинуть драгоценные вещи подальше от лодки, – теплую одежду, запасную обувь, котелок… Дольше всего слон возился с одним из спальных мешков, никак не мог понять, что это такое. А на два других мешка не обратил внимания.
– Ну иди сюда, иди, – цедил Питер сквозь зубы. – Получил – и еще получишь…
Накренившись, лодка черпнула воду – водяной слон шел тараном в борт. И снова отступил, встретив удар пикой, и нехотя, почти лениво ушел под лодку. Вера тоже ударила ножом, но промахнулась.
– Сволочь…
– Опять на дно не ушел, – объявил Йорис, следя за водой. Его одолевала икота. – Он теперь не уйдет…
– Заткнись!
Лодку покачивало – движение в мертвой глубине выдавала зыбь, и медленно кружились ленивые водовороты. Диск светила расплющился о западный берег, поджег редколесье на двугорбом холме, плеснул по воде желтым огнем. Солнце напоследок смеялось над детьми, и смеялась вода.
– А что мы теряем? – гаркнул вдруг Питер. – В бога, в дьявола! Надоело! Йорис, весло! Йо-хо-о…
