Инверсия праймери - Кэтрин Азаро

Я нажала на угол стола, и его блестящая поверхность с жужжанием вспухла посередине, образовав сферу около полуметра в диаметре, которая превратилась, в свою очередь, в пульт Сети. Плоская часть столешницы засветилась, превратившись в голоэкран.

— Мне нужен пароль и коды безопасности твоего доступа к «горячей линии», — сказала я.

— Пароль — «Валдор». Коды — имена всех вас, моих детей, зашифрованные в блоке безопасности четвертого уровня ЕМ16.

Я кивнула, сделав вид, будто то, что он сейчас сделал — назвал сверхсекретные коды «горячей линии»в присутствии наследника хайтонов, — в порядке вещей, а не измена, как — и мы оба это прекрасно понимали — расценил бы это Кердж.

Существовало три компьютера «горячей связи»— по одному на каждого члена Триады, — действовавших независимо друг от друга. Пока я ждала подтверждения верности пароля, я услышала шаги. Я оглянулась; за моей спиной стоял Джейбриол. Но его не интересовало то, что делаю я. Он смотрел на моего отца.

Отец нахмурился:

— Да?

— Я не понимаю, зачем вам врачи, — сказал Джейбриол. — Вы кажетесь совершенно здоровым.

— Я страдаю эпилепсией.

— Как это возможно? В наших досье об этом ни слова.

— С чего я должен вам все рассказывать?

— Мне просто странно, что наша разведка не обнаружила этого.

Мой отец, казалось, не слышал. Он снова сконцентрировался, пытаясь коснуться разума Джейбриола. Потом тихо заговорил:

— Мои родители погибли под горной лавиной, когда я был еще ребенком.

Тогда со мной случился первый приступ. Врачи полагают, что мой разум не до конца еще оторвался от разума моей матери, так что шок от ее смерти повредил мне мозг.

Я не верила своим ушам. Что побудило его рассказать об этом? Он и с нами-то редко говорил на эту тему. Если клетки его головного мозга перевозбуждались, они посылали необычно сильный электрический импульс, заставляющий его стискивать челюсти, сводящий все тело. Потом он синел и прекращал дышать. Когда его нейроны уставали, его тело сотрясалось в судорогах, постепенно слабевших до тех пор, пока он не терял сознания.

Придя в себя, он всегда чувствовал себя усталым и разбитым.

Впервые, когда я видела это — еще ребенком, — я ужасно боялась, что он умрет или что его дикие судороги означают невыносимую боль. Врачи объяснили мне потом, что он синел оттого, что кровеносные сосуды кожи сужались, чтобы большая часть крови подавалась к мозгу. Отец утверждал, что не помнит ни самих припадков, ни боли.

Чего врачи мне не говорили и что я сама узнала, только повзрослев, — так это то, что им не приходилось наблюдать более жестоких припадков.

Дополнительные нервные образования в его мозгу — те самые замечательные парацентры, что сообщали ему необычайные телепатические свойства, — делали его одновременно более уязвимым к нервным перегрузкам во время приступа.

Когда его парацентры развились окончательно, припадки стали настолько мучительными, что без медицинского вмешательства он мог бы умереть. Он смог достичь восемнадцатилетия только благодаря постоянному присмотру своего опекуна. Но оба они понимали, что до двадцати лет ему скорее всего не дожить.

Матери достаточно было увидеть один припадок, чтобы понять: то, что он считал «помрачением духа», на самом деле разновидность нервного приступа.

Но даже сейчас, зная, что эпилепсия — при надлежащем лечении — почти не мешает ему вести нормальный образ жизни, он говорил о ней только с членами семьи или с немногими врачами, которым доверял. То, что он заговорил об этом с Джейбриолом, поразило меня. Что-то происходило между ними двумя, что-то, за чем я не могла уследить.

— Это не передается по наследству, лорд Куокс, — сказал отец.

— Это не изменило бы мои чувства к Соскони, — тихо ответил Джейбриол. — Но если нам с ней предстоит изгнание, наши дети вряд ли смогут получать такую медицинскую помощь, которой вы пользуетесь здесь. Нам надо знать, не опасно ли это для них.

С ума сойти. Мы на волосок от смерти, а Джейбриол заботится о здоровье наших еще не существующих отпрысков. Впрочем, эта мысль тоже отрезвляла.

Наши дети, если нам удастся их завести, будут ронами и Куоксами одновременно. Одни боги знают, какие наследственные права может означать такое сочетание.

На пульте загорелся огонек, сопровождаемый писком зуммера. Отец оглянулся на меня.

— Линия готова?

— Нет еще. — Черт! — Это Кердж. Он ищет тебя. — Я включила связь, но только звук, оставив отключенными голокамеры. Потом взяла отца за руку и показала ему на клавишу «прием».

Он нажал на клавишу.

— Да?

В комнате послышался резкий голос Керджа:

— Элдри, ты не знаешь, где Соз?

Отец напрягся. Его полное имя было Элдринсон Эльтор Валдория. Элдри — его детским прозвищем — его звали теперь только моя мать, бывший опекун и Кердж. Отец с удовольствием слышал его от матери и равнодушно — от опекуна. И уж совсем другое дело — от Керджа.

— Да, она здесь, — спокойно ответил отец.

Джейбриол посмотрел на него так, словно его предали. Но не успел он раскрыть рот, как я схватила его за руку, приложив палец к губам. Пилоты, перехватившие наш флайер, наверняка доложили об этом. Отцу не было смысла отрицать, что я здесь.

— Дай ее мне, — попросил Кердж.

Я наклонилась к микрофону:

— Да, сир?

— Я хочу, чтобы ты оставалась с отцом, — сказал Кердж. — Пока мы не найдем Куокса.

Ага. Значит, он думает, что я здесь для того, чтобы оберегать отца.

Вполне логичное заключение, вернее, было бы логичным, если бы я знала, что отец находится здесь. Даже с учетом мощной охраны вокруг дворца Кердж вряд ли хотел, чтобы один из членов Триады оставался в одиночестве. А кто будет для отца лучшим телохранителем, чем Демон-праймери, имеющая более чем просто служебную заинтересованность в его безопасности?

— Слушаюсь, сир, — ответила я.

— Хорошо. Отключаюсь. — Кердж оборвал связь так же резко, как начал ее.

Я посмотрела на отца:

— Кажется, он верит в то, что я знала о твоем присутствии здесь.

— А ты не знала? Ты же сама посылала вчера сообщение во дворец.

А я и забыла.

— Это была уловка. Я хотела дать понять Керджу, что я прилетела на Дьешу.

Он улыбнулся:

— Ну, я как раз хотел послать тебе ответ. Я собирался пригласить тебя на обед после того, как Кердж объявит о своем решении.

— Каком решении?

— Соскони, не прикидывайся, будто не знаешь.

— Не знаю чего?

— Так он с тобой еще не говорил?

— О чем?

Отец вздохнул: