Оборотный город - Андрей Олегович Белянин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ей-богу, казалось, если животные в реальности могут перенимать черты своих хозяев, что эти горбоносые коняги ритмично притоптывали копытцами, широко улыбались, скаля крупные зубы, подмигивали и разве что не предлагали: «Позолоти копытце, молодой! Ай, давай погадаю!» Даже мой араб покрепче закусил удила и напряжённо глядел себе под ноги, словно боясь, что его здесь без подков оставят.
— Ну, что скажешь, брат мой галопирующий? — Я успокаивающе потрепал жеребца по крутой шее, магическим зрением окидывая табун.
Дядюшкин араб повернул голову, типа нашёл двуногого родственника, и выразительно повернулся всем корпусом влево. Там, у деревца, потерянно стояли пять стреноженных колченогих кляч с впалыми боками и в парше. Если бы в своё время ведьма бабка Фрося не плюнула мне в глаз, я нипочём не опознал бы наших украденных скакунов… Личины были безупречны! Думаю, даже сами кони пялились друг на друга в немом отупении, где-то в глубине мозга искренне считая, что сошли с и так небольшого ума…
— Полдела сделано, — удовлетворённо шепнул я арабу. — Осталось малое: найти того, кто это сотворил, заставить расколдовать, обязать не заколдовывать впредь, забрать лошадей, дружески попрощаться с цыганами, вернуться живыми в расположение полка, сдать коней в табун, и всё! Свобода! Вечером могу удрать на свидание!
Жеребец заинтересованно навострил уши.
— Нет, тебе со мной нельзя, даже не уговаривай. Забыл, как в прошлый раз напугал Катеньку всем своим здоровым… энтузиазмом?! Ну и что с того, что в тот момент она была кобылой! Она — Хозяйка, её право, кем быть, хоть умницей-раскрасавицей, хоть домашней скотиной. Женщины, брат, существа непредсказуемые…
Дядюшкин араб разочарованно повесил хвост.
— Интересно, а чем там наш храбрый Прохор занимается? Неужели развлекает местное население своей версией текста цыганочки, — продолжал вслух размышлять я. — Стишки забавные, но мата много, детям слушать не рекомендуется, слишком много вопросов потом задают и спят нервно…
Араб, любопытствуя, поднял правое ухо.
— Цыганочка Аза-Аза, повернись ко мне два раза… — постучав себя кулаком в грудь и прокашлявшись, пропел я, сознательно выбирая самую невинную строчку.
Со стороны табора раздался пистолетный выстрел. Значит, стихи всё-таки не прокатили, нынешние цыгане — публика привередливая, в народной поэзии разбирается, тоже знатоки фольклора…
Дядюшкин жеребец сделал эффектную свечку, больше рисуясь перед местными лошадками, и со всех ног понёс меня на выручку другу. Цыганские кони, злобно оскалив неровные жёлтые зубы, демонически ржали нам вслед, но в погоню не ударились. Может, потому что и так знали, чего нас там ждет, и коварно не вмешивались? А может, я просто на них наговариваю. Магическое зрение делает человека подозрительным ко всему. Мне вот, в частности, уже и родного дядю порой подозревать доводилось, да и того же Прохора временами… Я не слишком много болтаю?
— А ну рассыпься, неверные! Прекратить кашеварить моего денщика! — Араб врезался грудью в плотную толпу цыган, пытавшихся запихнуть старого казака в котёл с супом. — Не сметь варить из казачьего сотника непонятно что с сапогами всмятку!
Недовольно ворча, плечистые цыгане отпустили повязанного в сложный узел Прохора и рассосались по сторонам, пряча за голенища короткие, бритвенно-острые ножи. На меня смотрели неприязненно, но с улыбкой во всё лицо — всё-таки эполеты хорунжего имеют вес: хоть и младший, да офицерский чин. За нападение на офицера можно всем табором на каторгу загреметь, под Магаданом белым медведям за тюлений жир на ладонях гадать, а оно кому надо? Ни цыганам, ни медведям, да и те же тюлени тем более не обрадуются, они вообще флегматичные…
— Ай, молодой, красивый, зачем сюда пришёл, чего ищешь — не найдёшь, а туча чёрная над головой твоей уже крылья раскрыла… — привычно загнусавила самая старая бабка, страшная как грех, с горбом, в дичайших пёстрых юбках, трёх кофтах, драном платке на разбойничий манер и с кривой трубкой в щербатой пасти. — Злой человек тебя сюда направил, нечестное дело сотворить приказал, смерти твоей хочет…
«Кто, дядя?!» — чуть было не вырвалось у меня, но, прикрыв правый глаз, я мигом прикусил язычок и сменил тон:
— Не может быть! И откуда вы только всё это знаете, лично у меня давно есть такие подозрения, но…
— А ты слезай с седла, сокол ясный, я тебе погадаю, всё как есть расскажу, поведаю!
— Всегда мечтал! — не убирая ладонь с рукояти дедовой сабли, признался я. — Слышите топот ног? Уже бегу на заветное гадание! Только денщика моего отправлю подальше с военным заданием, и тогда весь ваш, идёт?
По мимолётному движению седых бровей старухи красному от ярости Прохору быстро вернули отобранное оружие и едва ли не силой посадили на старого верного мерина…
Я пальцем подманил денщика поближе и прошептал ему на ухо:
— Беги! Забирай от табуна пятерых невзрачных лошадок и гони их к селу. Меня не жди. Бог даст, сам выберусь. А если нет… Заряди ствол серебряной пулей и пали между глаз!
— Старухе?! — сразу догадался он.
— Птицерухову, — кивнул я.
Старый казак не стал задавать лишних вопросов, но быстро сунул мне за пояс один из пистолетов. Как я помню по грохоту выстрела, палил он из второго турецкого, значит, второй ствол оставил заряженным.
— Всё. Поехал, пусть оно и не к спеху… Но ты, паря, гляди — зазря не блуди! Целься в волос, стреляй на голос, а будет туго — так надейся на друга!
Друг был один, подо мной. Бдительный арабский скакун зорко следил за дружелюбным табором, никому не веря на слово. И, по совести говоря, если б не он… если бы я всё-таки поехал на той вреднючей кобыле… было бы вообще продолжение этой таинственной истории? Как знать…
— Уехал твой соглядатай, — щербато улыбнулась старуха-цыганка. — Так уж слезай с коня, соколик, я тебе всю правду расскажу! Что было, что будет, чем сердце успокоится…
— Ох, до чего же интересно, милая бабушка, — с преувеличенной радостью откликнулся я, спрыгивая с седла. То, что на левую руку по-прежнему намотаны поводья, с первоначалу никто внимания не обратил. Как и на рукоять тульского пистолета за поясом…
— Правую ладонь давай, брильянтовый, — деловито ухмыльнулась старуха за миг до того, как холодный гранёный ствол упёрся ей в переносицу.
— С такого расстояния не промахнусь, — честно предупредил я. — А хоть
