Учение Оригена о Святой Троице - Василий Болотов

308

ВЕДЕНИЕ И ВОЛЯ СЫНА

Сын как Премудрость Отца (309); тождество хотения Отца и Сына (309). Превосходство самопознания Отца над позна­нием о Нем Сына (311) и область абсолютного ведения Сына (314); толкования Редепеннинга (316) и Дорнера (318). Толкование Оригена на Мф. 24, 36 (320) и Мф. 26, 39 (321); воля Отца выше воли Сына (324).

Совершенства ведения Сына, казалось бы, представляют такую область, где не имеет места никакое ограничение. Оно, по–видимому, безусловно устраняется тем фактом, что премудрость есть центральнейшее определение Сына, и отношение Его к Отцу по этой стороне — самое тесное. Сын есть как бы реализующаяся мысль Отца, «ипостасная система Его умопредставлений о всем». По своему содержанию и интенсивности ведение Сына должно бы поэтому быть совершенно равно ведению Отца: содержание мысли Отца есть истина, а высочайшая истина и есть Сын: Он — ипостасное существо истины. Как абсолютная Премудрость и абсолютная истина, Сын есть мышление Отца в его форме и содержании.

Полнейшую аналогию этому отношению Отца и Сына со стороны ведения представляет Их отношение по воле. Сын есть ипостасное актуальное хотение Отца. «Приличная для Сына Божия пища, — рассуждает Ориген в одном месте, — творить волю Отца, производя в Самом Себе то самое хотение, какое было и в Отце, так что воля Божия, как она существует в воле Сына, — неотлична от воли Отца, так что в Них уже не две воли, но одна. По причине этого единства Сын и говорит: „Я и Отец — одно", и потому видевший Сына видел также и пославшего Его. И более прилично нам мыслить, что именно таким образом Сын творит волю Отца, и что именно вследствие этого единства ноли прекрасно сотворено и то, что вне хотящего, — нежели, не расследовав вопроса о воле, думать, что творить волю пославшего значит только творить то или это вне себя. Ибо это последнее — говорю о совершаемом вне хотящего — без вышесказанного хотения не было бы исполнением всей воли Отца; тогда как вся воля Отца совершается Сыном, когда Божие хотение становится хотением Сына, и творит в Нем то, чего желает воля Отца, и только один Сын может вместить всю волю Отца, почему Он и есть образ Его» 1).

1) in Joh. t. 13, 36 p. 245. 246; 461. πρέπουσα βρῶσις τῶ Υἱῶ τοῦ Θεοῦ, ὅτε ποιητὴς γίνεται τοῦ πατρικοῦ θελήματος, τοῦτο τὸ θέλειν ἐν ἐαυτῶ ποιῶν, ὅπερ ἦν καὶ ἐν τῶ Πατρί, ὥστε εἶναι τὸ θέλημα τοῦ Θεοῦ ἐν τῶ θελήματι τοῦ Υἱοῦ ἀπάραλλακτω τοῦ θελήματος τοῦ Πατρὸς, εἰς τὸ μηκέτι εἶναι δύο θελήματα, ἀλλά

309

Это представление, которое, может быть, не отказались бы признать одним из прекраснейших опытов уяснения тайны бытия единого триипостасного Бога даже и те великие представители богословской мысли, которые стояли на всей высоте верования в единосущие трех Лиц, — Ориген поясняет наглядным примером в толковании на слова: «Премудрость есть чистое зеркало действия (ἐνεργείας) Божия» 1). «Энергия Божия есть некоторая мощь (vigor), которою действует Отец, когда Он творит или управляет… И так как всякое движение, производимое тем, кто смотрит в зеркало, до совершенного тождества воспроизводит и отражающийся в зеркале образ, решительно ни в чем не уклоняясь от первообраза, то и Премудрость желает дать о Себе именно такое понятие, когда называет Себя чистым зеркалом действия и силы Отца, как и Иисус Христос, Премудрость Божия, возвещает о Себе, что дела, которые творит Отец, и Сын творит, и что „Сын ничего не может творить от Себя, если не увидит Отца творящего". А так как по силе действий Сын решительно ни в чем не разнится и не отличается от Отца, и дело Сына не иное, чем дело Отца, но — так сказать — исамое движение одно и то же во всех отношениях; то Премудрость и назвала Себя чистым зеркалом, чтобы дать понять, что вовсе нет никакого несходства между Отцом и Сыном».

ἓν θέλημα· ὅπερ ἐν θέλημα αἴτιον ἦν τοῦ λέγειν τὸν Υἱὸν «Ἐγώ καὶ Πατὴρ ἕν ἐσμεν»· καὶ διὰ τοῦτο τὸ θέλημα ὁ ίδών αὐτὸν ἑώρακε τὸν Υἱόν, ἑώρα δὲ καὶ τὸν πέμψαντα αὐτὸν (Joh. 10, 30. 12, 45). Καὶ πρέπον γε μᾶλλον οὒτω νοεῖν ἡμᾶς ποιεῖσθαι ὑπὸ τοῦ Υἱοῦ τὸ θέλημα τοῦ Πατρός, ἀφ' οὗ θελήματος καὶ τὰ ἔξω τοῦ θέλοντος καλῶς ἐγένετο, ἤπερ μὴ περιεργασαμένους ἡμᾶς τὰ περὶ τοῦ θελήματος νομίζειν εἶναι τὸ ποιεῖν τὸ θέλημα τοῦ πέμψαντος, ἐν τῶ τάδε τινὰ τὰ ἔξω ποιεῖν έκεῖνο γὰρ (λέγω δὲ τὸ ἔξω τοῦ θέλοντος), γινόμενον χωρὶς τοῦ προειρημένου θελήματος, οὐχ ὅλον μὲν τὸ θέλημα τοῦ Πατρός· πᾶν δὲ ἐστι τὸ θέλημα Πατρός, ὑπὸ τοῦ Υἱοῦ γινόμενον, ὅτε τὸ θέλειν τοῦ Θεοῦ γενόμενον ἐν τῶ Υἱῶ ποιεῖ ταῦτα, ἅπερ βούλεται τὸ θέλημα τοῦ Θεοῦ μόνος δὲ ὁ Υἱὸς πᾶν τὸ θέλημα ποιεῖ χωρῆσαι τοῦ Πατρὸς· διόπερ καὶ εἰκὼν αὑτοῦ. Έπισκεπτέον δὲ καὶ περὶ τοῦ ἀγίου Πνεύματος.

1) de princ. 1, 2, 12 p. 59; 143. ergo inoperatio etc. ( стр. 221 пр. 1). Sicut ergo in speculo omnibus motibus quibus is qui speculum intuetur, movetur vel agit, iisdem ipsis etiam ea imago quae per speculum deformatur, actibus et motibus commovetui vel agit, in nullo prorsus declinans; ita etiam Sapientia de se vult intelligi, cum speculum immaculatum paternae virtutis inoperationisque nominatur… Quoniam ergo eti (стр. 298 пр. 2).

310

Сущность этого воззрения в следующем:

В божественной воле, — при представлении которой человек не может отрешиться от мысли о процессе, — следует различать два момента — предшествующий, или самый акт хотения, и заключительный, или определение воли, изволение на совершение чего‑либо. Святые в ряде своих поступков более или менее полно осуществляют определения божественной воли; но всей воли Отца они не вмещают в себе, потому что они не всегда могут повторить в себе и, конечно, никогда не могут пережить со всею полнотою первого момента божественной воли, самого хотения. Несомненно, что божественная воля является и их духе как веление; но сообразные с ним внешние действия не всегда исходят из глубины их собственного хотения: нередко это — подвиг покорности, при котором особность их воли чувствуется весьма живо. Не так вмещает в Себе волю Отца Сын. В Егосознании воля Отца является не в форме только завершительного момента, определения, но непременно и в логически предшествующем ему моменте хотения. Как чистое зеркало, Сын отражает в Себе мановение Отца во всех подробностях. Каждый оттенок хотения Отца воспроизводится и в воле Сына. Сын вполне переживает в Себе акт хотения, и потому определение воли Отца составляет завершительный момент хотения столько же Самого Сына, сколько и Отца. Сын определяет Себя к известному действию не только потому, что этого хочет Отец, но непременно и потому, что Он и Сам хочет этого, как и Отец Его. Здесь уже нет сколько‑нибудь представимого различия (по содержанию) двух воль, нет, следовательно, места и для идеи о повиновении в собственном смысле этого слова: творя волю Отца, Сын творит в сущности и Свою нолю, и каждое Его действие есть непременно продолжение внутреннего акта Его хотения.

Таким образом, понятие о Сыне как Премудрости дает, по–видимому, право предполагать, что Сын знает все и с тем же совершенством, как и Отец; а учение о единстве воли в Отце и Сыне ведет к заключению, что содержание хотения Отца и Сына тождественно. Но и в первом и во втором отношении Ориген делает важные ограничения. Прежде всего он очень твердо ставит положение, что ведение Отца о Самом Себе превышает ве-

311

дение о Нем Сына. Это воззрение высказывается следующим образом: 1) «Сын знает Отца; и так как уже самое познание Его есть величайшее благо и тем более познание столь совершенное, как то, какое Сын имеет об Отце, то, обладая им, Сын прославился. Думаю, что и зная Самого Себя (что и само по себе не далеко отстоит от вышесказанного), Сын прославился вследствие познания Самого Себя… Но, спрашиваю, возможно ли, что Бог прославился и независимо от Своего прославления в Сыне? И должно сказать, что Он еще более прославляется Сам в Себе, когда пребывает в созерцании Самого Себя, которое, — как это и должно мыслить о Боге, — больше созерцания в Сыне. Созерцая Самого Себя, Он наслаждается неизреченным благоугождением, радостью и весельем, радуясь о Самом Себе. Впрочем, я употребляю эти слова не как такие, которые можно и в собственном смысле употребить, говоря о Боге, но потому, что не владею теми — так сказать — неизреченными глаголами, которые, как совершенно точные, может высказать или помыслить о Себе только Он Сам и, после Него, Единородный Его».

«Если Сын познает Отца, — рассуждает Ориген в другом месте 2), — то, кажется, по тому самому, что Он знает Его, Он может

1) in Joh. t. 32, 18 p. 449; 817. γινώσκει οὖν τὸν Πατέρα ὁ Υἱός, αὐτῶ τῶ γινώσκειν αὐτὸν ὄντι μέγιστω ἀγαθω, καὶ ὁποῖον ἄν ὁ ἐπὶ τελείαν γνῶσιν ὤν, ἦν γινώσκει ὁ Υἱὸς τὸν Πατέρα, ἐδοξάσθη· οἶμαι, ὅτι καὶ ἑαυτὸν γινώσκων (ὅπερ καὶ αὐτὸ οὐ μακρὰν ἀποδεῖ τοῦ προτέρου), ἐδοξάσθη ἐκ τοῦ αὐτὸν ἐγνωκέναι… Ζητῶ δὲ εἰ ἔνεστι δοξασθῆναι τὸν Θεόν, παρὰ τὸ δοξάζεσθαι ἐν Υἱῶ, ὡς ἀποδεδώκαμεν, μειξόνως αὐτὸν ἐν ἑαυτῶ δοξαζόμενον, ὅτε, ἐν τῆ ἑαυτοῦ γινόμενος περιωπή, ἐπὶ τῆ ἑαυτοῦ γνώσει, καὶ τῆ ἑαυτοῦ θεωρία οὄση μείζονι τῆς ἐν Υἱῶ θεωρίας, ὡς ἐπὶ Θεοῦ χρὴ νοεῖν τὰ τοιαῦτα, δεῖν λέγειν, ὅτι εὐφραίνεται ἄφατόν τινὰ εὐαρέστησιν, καὶ εὐφροσύνην, καὶ χαράν, ἐφ' ἐαυτῶ εὐαρεστούμενος καὶ χαίρων. Χρώμαι δὲ τοῦτοις ὀνόμασιν οὐχ ὡς κυρίως ἄν λεχθησομένοις ἐπὶ Θεοῦ, ἀλλὰ ἀπορῶν τών, ἵν’ οὕτως ὀνομάσω, ἀῤῥήτων ῥημάτων ἃ μόνος αὐτὸς δύναται, καὶ μετ' αὐτὸν ὁ Μονογενῆς αὐτού ἐν κυρία λέξει λέγειν, ἢ φρονεῖν περὶ αὐτού.