Таких не убивают - Кир Булычев

Ольга увидела дачников и выпрямилась.

— Здравствуйте, Евгений Александрович, — сказала она. — Не забыли, что обещали в нашей библиотеке провести беседу?

— Приду, — ответил Женя, непроизвольно ускоряя шаг.

Когда они отошли подальше, он с чувством воскликнул:

— Кто меня за язык тянул? В прошлый раз она пришла к Сергею по какому-то соседскому делу, а тот сказал, что я работаю в Институте Африки. Она и вцепилась. Неужели кого-то в этом поселке интересует положение в Нигерии?

В магазине была небольшая очередь.

— Они давно развелись? — спросил Женя.

— Лет семь назад. — Лидочка догадалась, что он имеет в виду Сергея.

— Почему, если не секрет?

— Из-за Лизы Корф.

— Чудесное сочетание! Графиня?

— Она работала препаратором в институте ботаники. Сережа тогда еще там числился. Потом ему пришлось уйти на вольные хлеба.

— Он изменил Нине Абрамовне с Лизой Корф? Как я его понимаю! — воскликнул Глущенко.

— Чудак, — сказала Лидочка. — Тебе свойственна мужская категоричность. Не все так просто.

— Погоди, расскажешь.

Подошла их очередь. Они взяли бутылку водки «Белый орел», буханку хлеба и кило «Одесской» колбасы, чтобы поджарить, без этого условия Лидочка отказалась санкционировать покупку, полагая, что летом в поселковом магазине часто ломается холодильник.

Затем вышли на улицу.

Наступило то чудесное завершение летнего дня, когда солнце уже скатилось к верхушкам елок, ветер стих, из-за заборов пахнет флоксами и спелой зеленью. Образ подмосковного рая нарушали лишь вороны, которые носились невысоко, деля добычу либо территории и оглушительно крича. Поселок девятиэтажных домов, принадлежавших институту усовершенствования, наступал на дачи. Было ясно, что, когда наступление города станет слишком чувствительным, дачники отъедут в другие края.

— Доскажи, Лидочка, — попросил Женя.

— Ты о Сергее?

— Да. Мне он понравился, по-моему, достойный человек. Значит, Нина Абрамовна узнала о его романе с благородной Елизаветой Корф…

Женя чуть улыбнулся, поправив очки. Он принадлежал девятнадцатому веку и сам ощущал порой свою неприспособленность к веку нынешнему. Все у него было в порядке, но душа к нашему времени не лежала. Лидочке куда легче было представить его в строгом вицмундире с расшитой золотом шляпой в руке, стоящего, чуть выгнув назад спину, в осознании дворянской гордыни.

— Я сама удивилась, что Нина приехала к нему на дачу. Наверное, какое-нибудь важное дело. Насколько я знаю, их отношения давно уже утряслись на нулевой температуре. Тем более что и на Лизе Корф Сергей не женился.

— Почему?

— Потому что к тому времени все уже перегорело. Роману Сергея с Лизой, наверное, уже лет пятнадцать. Надо было принимать решение сразу. Нина хлопнула дверью, когда роман был на излете. Вернее всего, у нее самой в то время возникла надежда на новый союз.

— Они не любили друг друга?

— Не любили.

— А с Лизой Корф? Что было дальше с Лизой Корф?

— Лиза Корф где-то существует. Если хочешь, я спрошу о ней Сережу.

— Нет, не надо.

— У Лизы должна быть совсем взрослая дочь, ей больше двадцати. Даша Корф. К Сергею она отношения не имеет.

— Но почему Корф?

— Ее когда-то звали в институте барышней-крестьянкой. Она Иванова, но недолгое время была замужем за неизвестным нам Корфом и даже успела родить ему наследницу. Корф исчез без следа, никто его не видел.

— Я покорен твоей информированностью, — сказал Женя. — Ты могла бы работать в отделе светской хроники. Познакомь меня с Лизой Корф.

— С мужчиной надо быть настороже, — сказала Лидочка. — Он использует твою откровенность тебе же во вред. Это дискриминация по принципу пола.

— Лидочка, — заметил Женя, — прекрати смотреть американские сериалы. Ты на глазах превращаешься из милой и покорной российской дамы в американское чудовище равноправия.

Их обогнал на гоночном велосипеде маленький сухой старичок в больших очках. Ехал он быстро, был пьян, его ноги неравномерно нажимали на педали, и чуткая машина совершала неверные движения, катилась по синусоиде.

Неожиданно выдержанный и хладнокровный Глущенко возопил:

— Николай! Стой, я тебе говорю!

И кинулся под велосипед. Велосипед постарался его раздавить, врезался в забор, и Глущенко легко подхватил вылетевшего из седла старичка.

— Николай, — сказал он, успокаиваясь. — Я тебя жду уже четыре дня. Ты взял аванс и дал мне слово — так или нет?

Старичок вяло, как заморенный сом, бился у Жени в руках.

— Это электрик, — сообщил Женя Лидочке. — Ты иди, я тебя догоню, только поговорю с ним как мужчина с мужчиной.

— Ты мне щенок, а еще не мужчина, — гордо ответил старичок.

Опасаясь, что беседа может выйти из цивилизованных рамок, Лидочка поспешила по улице. Не успела она пройти и ста шагов, как натолкнулась на стоявшего в неуверенности очень толстого краснощекого мужчину. Мужчина был одет в гигантский обвисший свитер, серые шорты до колен и самодельные сандалии — последнее было понятно, так как ступни мужчины были настолько велики, что трудно было бы подобрать для них обувь в магазине.

Пегие, немытые волосы мужчины были собраны на затылке черной резинкой и падали на спину. Тонкие пряди, выбившиеся из-под резинки, пересекали лоб и щеки. На вид мужчине было лет двадцать пять. Его было трудно назвать юношей или молодым человеком. Для себя Лидочка окрестила его слонопотамом.

Слонопотам спросил высоким, почти женским голосом:

— Где здесь Школьная улица?

— За вашей спиной, до конца дорожки и налево.

Не поблагодарив, толстяк затопал прочь. Лидочка обернулась. Оставив старичка в живых, к ней спешил Женя Глущенко.

— Он обещал, — сказала Женя. — Завтра с утра придет с инструментом.

— И ты ему поверил?

— В качестве альтернативы — придется его убить, — сказал Женя. — Но я к этому не готов.

— Нет, — согласилась Лидочка, — такие, как ты, не убивают. Такие, как ты, подвергают остракизму.

— А такие, как он, плевать хотели на мой остракизм, — признался Женя. — Ты тоже электрика встретила?

— Ты имеешь в виду толстяка?

— Черт его знает, я не разглядел. Только обратил внимание на то, что он одет для исполнения арии обжорства в опере нищих.

— Мальчики склонны к беспорядку в одежде, — заметила отличница Лидочка.

— Между нами существенная разница в возрасте, — ответил Глущенко, — я провел детство в серо-синем тюремном мундирчике советской гимназии. Это меня мобилизовало на достижение высоких результатов в учебе и общественной деятельности.