Авантюристы Просвещения - Александр Фёдорович Строев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он человек обходительный и одаренный, умный, острый, но с тех пор, как попал в Россию, ищет одних удовольствий; он принят в лучших домах […] Он молод, и у него нет иных средств, кроме тех, что приносит жизнь в обществе, а потому он залез в долги и уехать не может, не расплатившись. На жизнь он зарабатывает игрой, к которой русские питают непреодолимую страсть[670].
Добавим, что скупым он не был: когда поначалу деньги были, ссудил пятьсот рублей Джакомо Казанове. По свидетельству самого Тотта, он вел в Париже праздную жизнь и решил попытать счастья в стране, о которой шло столько разговоров. Во Франции он получил рекомендательное письмо к Беранже, поверенному в делах, а красавица Матрена Павловна Салтыкова, урожденная Балк, состоявшая в родстве и в свойстве со многими вельможами, ввела его в свет. Он стал своим человеком в дипломатических кругах, познакомился с Алексеем Орловым, графом Разумовским, графами Паниными и Чернышевыми, часто обедал у них; вице-канцлер представил его императрице. Летом 1765 г. Тотт, одетый во французский кавалерийский мундир, на правах волонтера участвовал в военных маневрах в Красном Селе. Он жил в палатке Алексея Орлова, Екатерина II удостоила его беседы[671]. Казанова уточняет, что Тотт «покинул пределы Франции, чтобы избежать дела чести с офицерами, своими сотоварищами, сражавшимися под Минденом […] Он проживал у нее [Салтыковой], был принят при дворе, всем пришелся по нраву. Был он весел, умен, хорош собой» (ИМЖ, 580). Обо всем, что с ним происходило, Андре Тотт сообщал в письмах к брату[672]. Перед отъездом маркиза де Боссе на родину Тотт предложил свои услуги, хвалясь своей осведомленностью. В августе 1768 г. Версаль рекомендовал Россиньолю завербовать Тотта, но русские дипломаты быстро разоблачили агента. В декабре 1768 г., после объявления войны Турции, Андре Тотт получил приказ покинуть Россию: ведь его брат находился в противоположном лагере. Россиньолю ничего более не оставалось, как уплатить его долги и дать денег на дорогу. Французский дипломат увеличил активность и весной 1769 г. накупил секретных документов на 9900 рублей: описание русской артиллерии и флота, состояние государственной казны, большие карты Молдавии и театра военных действий. С помощью графа Тотлебена, генерала русской службы, ранее сосланного в Сибирь за шпионаж в пользу Пруссии и только что помилованного Екатериной II[673], Россиньоль нашел осведомителей в армии и в коллегии иностранных дел (некий Штрубер предлагает текст русско-датского договора). Сведения посылаются одновременно министру иностранных дел герцогу де Шуазелю и руководителю Секрета Короля графу де Брольо. Но Версаль, сперва обрадованный, выразил затем недовольство высокой ценой, которую запросили агенты, и в итоге отказался от их услуг.
В феврале 1768 г. герцог де Шуазель посылает в Венецию инструкции Стефану де Сен-Марку, приглашенному в Россию для воспитания великого князя Павла. Министр предлагает соотечественнику внимательно наблюдать за императрицей и вельможами, понять их характеры и цели, сообщать о противоборстве партий Паниных и Орловых. Сен-Марк получает шифр для донесений, ему обещают вознаграждение и убежище во Франции на случай провала, заверяя при этом, что его деятельность послужит «укреплению дружбы между королем и императрицей»[674]. Письма он отправляет с дипломатической почтой, адресуя их своему родственнику-инженеру во Франции[675].
***
Успех приходит неожиданно, тогда, когда тактический просчет оборачивается стратегическим выигрышем. В первый приезд в Россию Гримм проводит по нескольку часов в день в беседах с императрицей: он появляется, едва уходит Дидро. Покинув Петербург, он уже в пути начинает об этом жалеть («Ты этого хотел, Жорж Данден», – твердит ему Екатерина II), разговоры превращаются в постоянную доверительную и деловую переписку – Гримм добросовестно выполняет все поручения. Во второй приезд в Петербург он отвергает министерский пост, а государыня не любит отказов. На государственной карьере в России можно поставить крест, но тем важнее оказывается его неофициальная парижская должность. В качестве автора «Литературной корреспонденции» он рассказывал о литературно-художественной жизни Франции, а в качестве приватного корреспондента он предлагал произведения и людей искусства, причем через руки его проходили огромные суммы. Когда в конце века Париж из культурного центра стал центром политическим, Гримм начал посылать в Россию политические бюллетени, рекомендовать эмигрантов на русскую службу и даже имел косвенное отношение к попытке организовать побег королевской семьи из Парижа. Он сообщал избранным монаршую волю и пользовался непререкаемым авторитетом; даже побочный сын Екатерины II Алексей Бобринский был вынужден слушаться его. В середине 1790‐х гг. его совета спрашивали германские князья.
Одним из сотрудников Гримма был римлянин Гаспаро Сантини (ум. 1794), который также добился успеха, покинув Северную Пальмиру. В России Сантини был учителем танцев, женился на Екатерине Сакетти, подал императрице мемуар о создании в Москве театра для представления русских и французских комедий и трагедий, а также балетов, но, кажется, успеха не снискал[676]. Летом 1768 г. он уехал из Петербурга вместе с женой, сопровождая в Италию капельмейстера Галуппи и будущего композитора Дмитрия Бортнянского[677]. В Риме он завел торговый дом, сделался банкиром и, разумеется, не упустил случай подольститься к прибывшему с флотилией Алексею Орлову, который, по его словам, в 1771 г. назначил его русским консулом. Когда Гримм с помощью римского коллекционера Иоганна Рейффенштейна сосредоточил в своих руках покупку статуй и картин для Эрмитажа, Сантини с 1778 г. обеспечивал финансовую сторону операций. Вначале у них возникали небольшие трения с Гриммом, который предпочитал единовластно распоряжаться кредитами российского двора, но потом все уладилось. В 1781 г. Сантини официально назначили консулом, и он пребывал в этой должности до самой смерти[678]. Исправно ведя денежные дела и сообщая политические новости, он среди прочего нашел в ватиканских архивах документы по истории России, в том числе о Лжедмитрии, заказал копии и преподнес их в 1782 г. приехавшему в Италию графу Северному (великому князю Павлу Петровичу). Тут он составил конкуренцию знакомцу Казановы, торговцу живописью барону Бодиссони, пожившему в Венеции (с 1738 г.), Берлине (1765), Варшаве (1768), Петербурге (1770), который
