Хроники Реликта. Том 1 - Василий Головачев

— Я, — пожал плечами Грехов. — Вот только не знаю, успеем ли мы. — Он подошел к пульту монитора, тронул алый сенсор и негромко, но так, что у каждого в зале побежал озноб по спине, сказал:

— Тревога по форме А на все базы патруля! Экстренный вызов руководства Управления! Готовность центрам пояса энергостанций Марса и всей зоны к перебросу энергии на полигон Эллады! Повторяю…

Вход в ад

Из-за горизонта доносился глухой рокот, мелко-мелко тряслась почва, иногда вздрагивая более ощутимо. Над северным горизонтом вставало в фиолетовое небо удивительное цветное зарево: шатер, сотканный из радужных нитей, полос и шарфов света, над которым изредка вспыхивали, расплываясь, зонты чистого голубого пламени.

— Пора, — сказал Грехов, с трудом отрывая взгляд от феерии.

Диего Вирт молча кивнул. Постояв с минуту, он повернулся, быстро прошел к «Мастиффу», помахал рукой и скрылся в куполе башни. Громада танка дрогнула, звенящий гул двигателей тугой волной ударил в уши.

Головной «Мастифф» разогнался и скрылся в пелене взвихренного песка. За ним поползли остальные машины, веером расходясь по пустыне. Рев двигателей постепенно стих, вал гонимых танками пыли и песка уползал к световому шатру на горизонте и вскоре скрылся в ночном пространстве, высвечиваемый полосами прожекторного света. Остался лишь далекий, не стихающий рокот, там, где люди вступили в титаническую битву с выползающим из бутылки джинном — прорастающим из споры сверхоборотня Конструктором.

— Заградители не помогут, — помолчав, сказал Грехов.

— Знаю, — зло сказал Пинегин. — Но если ничего не предпринимать…

— Боишься, что обвинят в бездействии?

Петр пошевелил губами, черными в сине-зеленом освещении грандиозного пожара, хотел ответить резкостью и сник.

— Не боюсь. Я боюсь другого — что мы окажемся бессильными.

— Сергиенко сейчас рассчитывает свою зону активного поглощения энергии. Сверхоборотню для роста нужна энергия, и все наши экраны ему ее поставляют. Вот если вокруг него создать вакуум-зону, которая со своей стороны будет отнимать у него самого… Возможно, это и в самом деле остановит его рост.

— Ты уверен? Сергиенко в этом уверен? Вот то-то же…

— Если не поможет вакуум-зона — не поможет ничто.

— ТФ-эмиттер? — пробормотал Пинегин.

Грехов некоторое время разглядывал цветное зарево взбунтовавшегося исполина, до которого было около двадцати пяти километров, потом сказал:

— А кто нам позволит привести его в действие? Даже не так: кто из нас способен привести его в действие, зная, что этим он убивает величайшее из существ, живших когда-либо на свете?

Грехов не ждал ответа. Пинегин не ждал продолжения. Ночь плыла над марсианской Элладой, тряслась почва, далекий глухой рокот рождающегося Конструктора будил отголоски в пустыне; казалось, каменистый шар Марса, раскачиваясь и кренясь, летит в бездну, и ничто не может остановить этот его ужасный, гремящий полет…

— Две тысячи квадратных километров! — тихо произнес Пинегин. — За десять суток!.. И расширяется… Кто его остановит? Ведь если он не остановится сам, он сожрет весь Марс! Это же катастрофа, Габриэль! Катастрофа!! Нет, ты неправ, я не буду ждать. Пусть я буду трижды убийцей неведомого мне Конструктора, чем стану убийцей тысяч, может быть, миллионов людей! Я включу ТФ-эмиттер! И даже если не миллионов, не тысяч, а единиц! — Пинегин уже почти кричал, и Грехов его не останавливал. Десятые сутки без отдыха, бесконечные попытки остановить экспансию сверхоборотня, рискованные эволюции заградительных отрядов вблизи его расширяющейся границы измотали руководителей Управления вконец. Пинегин мог позволить себе сорваться… пока они были одни, вдвоем. Слишком велика была нервная нагрузка этих десяти дней, слишком велико бремя обязанностей, тысячекратно возросших после первых неудачных попыток преградить путь жуткому явлению. Ответственность… жестокое испытание человеческого бесстрашия, мужества и ума, умения правильно и быстро решать, ориентироваться в обстановке.

Проблему не выразить двумя словами: победа или гибель, она гораздо сложнее, потому что на этот раз перед человеком не просто слепая стихия, перед ним разумная стихия, понять которую он не успел, и успеет ли — неизвестно.

— Ирония судьбы, — грустно сказал Грехов. — Бороться с врагом, разум которого настолько отличен от твоего, что тебя не видит и не понимает. Да и можно ли назвать оборотня врагом? Разве годятся человеческие мерки для подобного случая? В который раз убеждаюсь, насколько некорректно применение наших этических формул к поведению негуманоида…

Пинегин уже остыл, сгорбившись смотрел на далекий переливающийся костер, имеющий неповторимый и ужасный смысл. Он ни о чем не думал, просто смотрел, зная, что скоро, может, уже через минуту, придется окунуться в океан спешки, новых распоряжений, тревоги и муки управления человеческой метелью и ожидания неумолимого прихода того часа, когда ты начинаешь расплачиваться сединой и сердцем за свое и чужое решение и за гибель друзей.

Из общего ровного гула вдруг выделился басовый удар, ощутимо дернулась земля; снова удар и снова толчок.

— Что там еще?

Грехов обернулся. В стоящем сзади в полусотне шагов триере открылась дверца, высунулся Нагорин и крикнул:

— Планетологи сообщают, что корень достиг второго обращающего слоя! Это около сорока километров!

— Пошли, — буркнул Пинегин.

В кабине Грехов потеснил пилота, сам сел за управление и поднял машину в воздух. В виоме связи молодой ученый из центра наблюдения продолжал комментировать событие:

— …электростатический прокол. Уже сейчас заметны изменения общего магнитного поля Марса, активизировались древние сейсмические и вулканические зоны в районах Хриса, Тарсис, Элизиум, Аргир и других. В экваториальном поясе начались пылевые бури, сопровождаемые вихрями и смерчами…

Грехов выключил связь и увеличил скорость аппарата. Внизу промелькнули расходящиеся цепочкой огни танковой группы, выходящей на позицию для силового заграждения.

По мере приближения к световому куполу рев усиливался, к нему добавился тонкий вой и грохот взрывов, и наконец шум стал настолько непереносим, что пришлось надеть звуконепроницаемые шлемы. Триер стало болтать в воздухе, Грехов повел его в небо, держа курс на эпицентр светопреставления. С высоты в три километра перед глазами предстала грандиозная панорама гигантской строительной площадки, которую представлял сейчас растущий Конструктор.