Обязалово - В Бирюк

Слава о её уме и красоте уже распространилась широко, от женихов — нет отбоя. Девочка уже созрела, и отец выбирает ей самого достойного.

Предислава — сверстница Бунинской Лолите. Но здесь не педофилия, а аристократия.

Не скажу «святорусская» — всемирная. В этом 12 веке мне попался только один случай, когда невесте было 19 лет. Король-отец выдал её за своего вассала — слишком уж… неудачно сложились обстоятельства.

Бургундская принцесса в 9 лет с крыльца кафедрального собора собирает горожан и объявляет о своём отказе выйти замуж. Не потому, что слишком юна, а потому, что жених стар. Прямое обращение к бургундской нации, перешедшее в массовые беспорядки, помогло — её свадьбу отложили. На 2 года.

На Руси проблемы слишком юных невест решаются… «гастрономически»: «Достаточно яблока и немного сахару, чтобы она оставалась спокойной», — записал свои впечатления «немец-опричник» Г. фон Штаден (середина XVI века) о более чем юной (зато «очень хорошенькой»!) дочери князя Владимира Андреевича Старицкого — Марии, выданной замуж в девять лет за двадцатитрехлетнего герцога Магнуса.

Понятно, что характеристика — «оставалась спокойной» — относится не к сидению на свадебном пиру.

Множество моих современниц-«попаданок» не понимают, что в любом средневековом обществе они — дамы 20–25 лет — являются на «брачном рынке» некондицией, вторым сортом.

Прозвище «вековуша» в отношении незамужних «дев» существовало издавна: в народе считалось, что не выходят замуж лишь физические и моральные уроды.

«Перестарок», «старая дева»… Уже в начале 20 века в России девушка вполне прогрессивных взглядов приглашает своих подруг на своё восемнадцатилетние:

— Отпразднуем мой переход в старые девы.

Пушкин, описывая героиню первой половины 19 века, говорит:

«С 13 лет её родители начали, в поисках жениха, вывозить её на балы, выдавая за семнадцатилетнюю. Так продолжалось десять лет».

Предислава «вошла в возраст», яблоко с сахаром ей уже не требовалась, пора выходить замуж. Исполнить своё предназначение, свой долг перед семьёй. Иначе — зачем кормили?

Не берусь судить — что именно «достало» Предиславу. По простоте своей могу предположить — женишок сильно противный оказался…

Рогнеда сватов прогнала, осталось в родительском доме. И — погубила его.

Предислава находит иное решение. Двенадцатилетняя девочка бежит из родительского дома к тётке — вдове одного из старших «рогволдов», игуменье женского монастыря, и принимает постриг. В 12 лет. Первая из русских княжон.

Да что может ребёнок в этом возрасте вообще понимать?! Принимать какие-то решения? Ни ума, ни понимания жизни… нормальные дети не могут справиться ни с чувствами, ни с мыслями, ни с членами своими.

Идти против воли родителя своего? — Пороть. В холодную, на хлеб, на воду. Пока блажь не пройдёт.

Не тот случай: Предислава сумела, подобно деду Чародею, очаровать, убедить свою тётушку.

Игуменья «увидела юность Предславы, ее цветущий возраст, пришла в смятение и начала телом терзаться и сердцем ужасаться. Надолго поникла она, лицо свое к земле приклонив, а затем, воззрев на юность княжны, вздохнула, и прослезилась, и молвила ей: «Чадо мое, как я могу сие сотворить? Отец твой, когда узнает, обрушит на главу мою гнев свой. Ты же еще слишком юна и не сможешь понести тяготы монашеского жития. Как ты сможешь оставить княжение и славу мира сего?».»

Ответ девицы… исчерпывающий: «Госпожа и мать, все видимое в мире сем прекрасно и славно, но вскоре минует, как сон, и, как цвет, увядает. Вечное же невидимое пребывает вовеки… Или ты ради отца моего не хочешь меня постричь? Не бойся, госпожа моя, побойся Господа, владеющего всяким творением, и не отлучи меня от ангельского чина».

Действия княжны граничат с государственной изменой: дочери аристократов — важный политический инструмент. Их телами и душами вяжутся долговременные межгосударственные союзы. От их поведения, добронравия, ума, умения вести себя на постели, в собрании, в церкви, в поварне… — зависит их влияние на мужей. Которые — государи. Которые и делают «Святую Русь».

Обиды, нанесённые дочерям и сёстрам — основание для войны. Возвращение их на супружеское ложе — подтверждение мира.

Мономах, например, никогда, за двумя исключениями, не прощал таких обид.

Одно… зятя прирезали через год. Как и было задумано.

Второе… там изначально было понятно, что жених — стар и психически ненормален. Пришлось пожертвовать девочкой ради «Святой Руси».

Предислава понимает, что нанесла удар по планам отца, что её должны счесть неразумной дитятей. И пишет письмо сестре Грядиславе. Родителям можно писать только «с молением о прощении». А так… всё равно — читают все.

«Как это будет, если отец мой думает выдать меня замуж? И если так будет, то мирской печали мне никак не избежать. Что свершили прежде нас жившие предки наши? Женились, выходили замуж, княжили, но не жили вечно — жизнь их прошла, и слава их исчезла, как прах, хуже паутины. А преподобные жены мужественно пошли вслед за Христом, Женихом своим, предали тела свои на раны и головы свои под мечи; другие же, хотя под железо выи свои не приклонили, но мечом духовным отсекли от себя плотские сласти, предав тела свои посту, бдению, коленопреклонениям, на земле лежанию, — и имена их написаны на небесах, где они с Ангелами беспрестанно славят Бога. А земная слава — прах и пепел, она, словно дым, рассеивается и, как пар водяной, погибает. Не лучше было бы мне вместо жизни мирской постричься в черницы и, живя в послушании у игумении и повинуясь сестрам, поучаться, как страх Божий утвердить в душе своей и как течение дней своих скончать».

«По ночам в тишиЯ пишу стихиПусть твердят, что пишет каждыйВ девятнадцать летВ каждой строчкеТолько точкиПосле буквы «л»…».

У княжны «л» — любовь к себе, «лучше было бы мне…». Чёткая декларация собственной особенности, избранности: «Что свершили прежде нас жившие…?». Не хочет она «как все» — «выходили замуж, княжили…».

Однако вокруг — реальная жизнь. С вполне реальными людьми и проблемами. А новообращённая Предислава-Евфросиния отнюдь не уходит в отшельничество.

«Отец блаженной Евфросинии вскоре пришел в монастырь. Увидев же дочь свою, стал он нежно целовать ее и, терзая власы главы своей, говорить: «Горе мне, чадо мое, что же ты сделала? Зачем печаль душе моей принесла? Почему мне прежде не открыла намерение свое? Тяжко мне, чадо мое сладкое, печаль сердца моего. О, горе мне, чадо мое милое! Как избежит красота твоя вражиих козней? Надлежит мне печалиться острупленной душой к Богу моему, да войдешь ты в чертог Царствия Его».