Убийство императора. Александр II и тайная Россия - Эдвард Радзинский

И тогда Англия пригрозила войной, если русские войска займут Стамбул. Чтобы ситуация стала совсем ясной, английское правительство послало к Дарданеллам флот, и султан разрешил судам войти в Мраморное море. Одновременно главные силы английского флота стали концентрироваться у острова Мальта. Королева Виктория заявила, что «скорее отречется от престола, чем позволит русским войти в Стамбул».

Но вся русская армия требовала освободить священный для России город.

Умолял занять Константинополь великий князь Николай Николаевич и все генералы. Говорили царю, что угрозы Англии – пустая риторика… Англия предпочитает воевать чужими руками. А желающих начать войну с Россией сейчас нет. Но старый Горчаков чувствовал совсем иное. Англия начнет войну, ибо мы сейчас слишком истощены войной прошедшей. И, понимая это (как в Крымскую войну), к Лондону присоединятся другие. И в первую голову – Австрия.

Горчаков заклинал царя остановиться – не брать опасной столицы.

Александр понимал, что Горчаков прав. Когда приходит решающий час, Англия действует своими руками. И доблесть ее солдат узнал Наполеон при Ватерлоо и его отец в Крымскую войну.

Против Горчакова яростно выступил воевавший вместе с отцом наследник. Впервые его Саша был воистину самостоятелен. Впервые посмел настаивать, зная, что отец решил иное. И как бывает с очень занятыми родителями, Александр вдруг осознал, что сыну пошел уже четвертый десяток, что он уже приблизился к тому возрасту, когда он сам вступил на трон…

Наследник выступил с любимой им славянофильской речью – там были и Константинополь, и братья-славяне, и великая славянская империя – все, что стало царю постылым после пролитой крови, гибели десятков тысяч его солдат.

Наследник и воспитатель

Император знал, что ретрограды давно уже группируются вокруг Саши. Усмиритель Польши Муравьев имел огромное влияние на сына. И Саша радостно слушал погромные речи ненавистника Запада. К счастью, Вешатель скоро умер. Знал, что наследник открыто позволяет себе вздыхать о доброй крепостной старине. Знал, как легко поддается чужому влиянию его упрямый Саша. Знал, что в последнее время главным советчиком сына стал его вчерашний воспитатель Константин Победоносцев, с которым наследник был теперь неразлучен.

Константин Победоносцев окажет огромное влияние на русскую историю.

Сын университетского профессора и сам бывший профессор-правовед, Победоносцев с энтузиазмом участвовал в судебной реформе, был одним из творцов Судебных уставов 1864 года. Но последующие события – пожары, прокламации, студенческие волнения, покушение на царя – совершенно изменили его. «Страх ушел – оттого и гибнет Россия», – записал как-то в дневнике известный нам Никитенко. И это же становится главной мыслью Победоносцева. Вчерашний участник реформ сделался непримиримым врагом реформ. С тех пор вся энергия, блестящая эрудиция этого человека были направлены на подавление всего нового.

Но Александр оставил его воспитателем Саши. И позволил стать властителем дум сына. Что было за этим? Вечное родительское: не заметил – был занят делами, романами, потом второй семьей? Или? Или где-то в подсознании ему нравились взгляды сына? Ибо вторая часть души нашего двуликого Януса разделяла нынешние мысли Победоносцева.

Мир

Но Александр мучительно устал на войне. Призрак новой крови в европейском масштабе страшил. Для новой войны у него не было сил, а у страны не было средств. И он объявил наследнику, что мир будет заключен, ибо так решил он – Государь. Артуров меч русских самодержцев был поднят: «Я так повелеваю, я так хочу». И наследник тотчас отступил. Но для престижа император грозно приказал: в случае высадки англичан в Константинополе немедленно занять великий город. Но коли турки предложат выгодный мир, столь же немедленно его заключить…

Он знал, что англичане не высадятся, а турки мир предложат. И турки предложили. Теперь он мог возвращаться в Петербург. Он не мог более без нее. Недаром эти умные восточные старики клали в постель юных красавиц. Она была его жизнью, только ее молодость давала силы.

И объяснив на прощанье брату-главнокомандующему: «Константинополь – это новая война», император повелел заключать мир. Он отбыл в Петербург, к восторгу последовавших за ним придворных.

Небольшому городку Сан-Стефано (совсем недалеко от невзятого Стамбула-Константинополя) суждено было стать местом подписания договора.

И вскоре тихая жизнь маленького городка была нарушена появлением множества важных лиц – военных и гражданских. Следом за ними потянулись актеры, певички с многоязыким репертуаром. Теперь по городу ездили великолепные экипажи. В короткий срок Сан-Стефано превратился в этакий маленький Париж.

3 марта 1878 года Сан-Стефанский договор был подписан.

Сербия, Черногория и Румыния признавались независимыми государствами.

В Сербии начала править династия князя Милана – династия Обреновичей.

Босния и Герцеговина получали автономию. Болгария после пятивекового турецкого господства становилась фактически независимым государством. Единственное ограничение – она обязывалась платить дань Турции.

Россия получила триста десять миллионов рублей контрибуции, южную часть Бессарабии, потерянную во время Крымской войны. На Кавказе к России присоединялись крепости Ардаган, Карс, Батум и Баязет.

Фельдмаршал

Стоять у Константинополя и не взять его! Конечно, это было великим разочарованием для русского общества.

И все-таки война окончилась победой, и мирный договор в Сан-Стефано был успешным, и царь победил вместе со своей армией. Вернувшись домой, Александр захотел отпраздновать это. Оба воевавших брата – великий князь Николай Николаевич и великий князь Михаил Николаевич – были произведены в генералы-фельдмаршалы. Но не они одни.

Как доказал исследователь А. Вилков, высшее воинское звание возложил на себя и сам царь. В памятной книжке Александра II за 30 апреля 1878 года Вилков нашел запись самого Александра II: «Отрадно, братья просили меня носить фельдмар[шальские] отличия… я укреп[ил] фельд[маршальские] погон[ы] на генер[альский] сюрт[ук]…».

И как положено в рыцарских романах, прекрасная возлюбленная дарит ему новые знаки отличия.

Александр пишет ей той же ночью: «Маршальское отличие, которое мои братья упросили меня принять от имени армии, признаюсь, доставило мне удовольствие, и я заранее благодарю тебя за погоны, которые ты хочешь мне подарить».

Но по существующему обычаю, царь не должен был присуждать звания самому себе. И подобное производство – «по просьбе братьев» «от имени армии» – вызвало смущение у ближайшего окружения государя. Военный министр Дмитрий Милютин записал в дневнике: