Звездный дракон - Нил Эшер

— Тут вокруг муфты все оплавлено, придется резать, — проговорил обладатель ворчливого голоса.

— Значит, режь, — ответил ему женский голос. — У нее, наверное, кровь до сих пор хлещет.

Почти сразу послышалось жужжание, похожее на звук бормашины. Джарвеллис почувствовала, что космоадапт тянет к себе ее скафандр. Боль потеряла остроту, но для полной блокады боли пластыря маловато. Ее дела были плохи, и для того, чтобы узнать, насколько они плохи, вовсе не обязательно видеть собственные травмы.

— Есть контакт. Пусть Сэм подойдет.

Захрустели места герметичных соединений скафандра, послышалось гудение моторчиков, с помощью которых он раскрывался.

Джарвеллис вскрикнула, ощутив резкую боль в бедре.

— Черт, тут кусок чейнгласса. Прости, милочка. Зашей-ка эту артерию, Сэм.

Джарвеллис удержалась от крика — на этот раз в ее бедро словно бы вонзилось что-то жутко холодное. Стали доноситься влажные режущие звуки, боль стала сильнее. Следующий пластырь прилип к ее животу, еще один — к колену, и только женщине показалось, что боль стала окончательно невыносимой — она стала понемногу стихать. Что-то прикоснулось к ее груди — благословенное холодное онемение, волны анальгетиков заполняли ее кровеносные сосуды. Но узкая рука с голубоватой кожей не дала ей насладиться этим состоянием и похлопала Джарвеллис по щеке.

— He уходи. Хочу, чтобы подняла голову и посмотрела, — прозвучал ворчливый голос.

У нее не было никакого желания шевелиться. Джон погиб. «Лирика» больше не существовало. Все было кончено. Похлопывание сменилось пощечиной, голос прозвучал сердито:

— Очнись, черт подери!

После всего случившегося такое обращение показалось ей жестоким. Почему эти люди просто не могут оставить ее в покое? Джарвеллис открыла глаза и приподняла голову, чтобы обратиться к ним с гневной речью, но это у нее в итоге не получилось.

Она лежала на керамалевом полу в шлюзе переходного люка. Слева от нее разместился маленький робот, похожий на морскую двустворчатую ракушку. У робота было два суставчатых манипулятора, и когда Джарвеллис увидела, как он располосовал ее ногу для того, чтобы зашить артерию, только что вернувшаяся жизнь едва не покинула ее. В бедренной мышце торчало окровавленное чейнглассовое лезвие. Что было под повязкой на груди, женщине совсем не хотелось видеть. Она перевела взгляд на тех, кто находился рядом с ней в шлюзовой камере кроме робота.

Это были космоадапты — старик и старуха в мешковатых комбинезонах, но даже эта свободная одежда не могла скрыть их худобы. Предки этих людей когда-то подверглись радикальной адаптации. Они идеально подходили для жизни на орбитальной станции, для условий невесомости. Стоило бы им оказаться на планете, где сила притяжения была бы более или менее близкой к земной, и они бы сломались, точнее, смялись, как куклы из бумаги. Джарвеллис заметила, что у мужчины вокруг губ запеклась короста, а на голубоватой коже выступили пятнышки крови. Точно, космоадапты способны в течение короткого времени выдержать космический вакуум. Наверное, это старик втащил ее в люк.

— Станция все еще вращается, — сообщил он ей.

Она попыталась понять, к чему он клонит. Старуха, стоявшая рядом с ним, держала в руке нейроблокатор. Почему, интересно знать, она его не использовала?

Старик продолжал:

— Слушай внимательно. Без надлежащей медицинской помощи ты погибнешь. Здесь, на самом краю кольца, гравитация составляет около одной четвертой G. Я тебя сюда подтащил с помощью лебедки. В одиночку мне тебя в глубь станции не дотащить, а нужное оборудование не работает. Короче, получится слишком долго.

Джарвеллис опустила голову. Вот оно что! Здесь, для этих людей, ее вес был неподъемен. Наверное, они с большим трудом стояли вертикально.

Она облизнула пересохшие губы и заговорила надтреснутым голосом:

— Моя нога.

— Сэм поставит зажим на артерию, но больше мы сейчас ничего не сможем сделать.

— Проклятье, — вырвалось у Джарвеллис, и она уставилась на стену за головой.

От задней части ее скафандра тянулся кабель к лебедке, поспешно прикрепленной к стене. Правой рукой она ухватилась за кабель и не стала опускать глаза и смотреть на свое бедро, ощутив резкую боль. Маленький робот по имени Сэм все-таки поставил зажим.

Дюйм за дюймом, переживая адские муки, Джарвеллис подтягивалась и подтягивалась, держась за кабель, пока не высвободила из штанин скафандра ноги. С правой ногой никаких проблем не было. А вот левая словно отнялась. Освободив ее, Джарвеллис вскрикнула от боли, но не оставила попыток выбраться из скафандра. Космоадапты попятились назад. Случайный удар — ну, мало ли, оступится, поскользнется, — и их кости сломались бы, как леденцы. Наконец ей удалось боком вылезти из скафандра. Встать на ноги — об этом не могло быть и речи.

Старик отступил еще на шаг и нажал на кнопку у внутреннего люка. Диафрагмальный люк открылся, издав весьма немелодичный скрежет — тут все было старое.

— В пятидесяти метрах отсюда — подъемник. Мы пойдем впереди тебя. Я даже не спрашиваю, сможешь ли ты добраться, потому что других вариантов у тебя просто нет.

Джарвеллис казалось, что другой вариант у нее есть, но она молча, терпя сильнейшую боль, поползла на боку. Маленький робот выгнулся буквой U и покатился чуть позади Джарвеллис. Похоже, он радовался возможности проявить себя в роли пастушьей собаки.

23

Скайдон был гением. Когда ему было шесть лет, он прошел один из тестов на определение коэффициента интеллекта по старой системе и набрал сто восемьдесят баллов. Говорят, что будто бы после того, как его поздравили с этим успехом, он сказал: «Если хотите, теперь я могу набрать сто девяносто, потому что знаю секрет этого теста». Всю свою жизнь Скайдон смеялся над теми, кого он называл «свинцовыми задницами с неполным приводом». Если хотите побольше узнать об этом, обратитесь к его многочисленным биографиям. Эта книга — о рансиблях. Теперь мы знаем об опасностях прямого интерфейса между человеческим разумом и компьютером (не путать с более опосредованными методами, такими как модулирование и подключение к глобальной системе). Скайдон первым сделал это и погиб, оставив человечеству в наследство напоминание о том, чем все может закончиться.

Он соединился с компьютером на двадцать три минуты, за это время он и компьютер «Крейштейн» превратились в самый блестящий разум, какой только когда-либо знало человечество. Он оставил нам технологию, ставшую основой для мгновенных перемещений в пространстве, для эффекта антигравитации и многих аспектов теории и практики применения силовых полей.