Девять королев - Пол Андерсон

– Только после Совета и празднества, – поспешно вставила Дахилис. – И ведь мы дали на то согласие!

– Разве у нас был выбор?

– Осенью в его присутствии нет особой необходимости, – напомнила Бодилис. – На время священных празднеств король всегда освобождался от ожидания в лесу – и так же поступали во время войны. Ему виднее, есть ли в том необходимость сейчас. Поединщик едва ли появится в ближайшее время, а если и объявится кто-нибудь, так что ж – мы можем поселить его в Красном Крове, в ожидании возвращения Грациллония. Он обещал вернуться до солнцестояния.

– И все же мне неспокойно, – призналась Ланарвилис. – Что, если в пути его подстережет гибель?

– И прежде случалось такое, – возразила Бодилис. – Ключ останется здесь. Да и наш король не станет рисковать безрассудно.

– Как бы то ни было, предстоящий отъезд – не единственное его насилие над обычаем древности, – настаивала Фенналис. – Нам известно, хотя о том и не говорится открыто, об осквернении ручья, посвященного Белисаме. И все знают, что он зарыл труп в месте, где гниение плоти может осквернить воды Лера. И… – она покраснела… – он насмехается над священным браком.

– Нет! – выкрикнула Дахилис.

– Это… исправлено… – прошептала Иннилис. – Не так ли? – Она опустила взгляд на свой живот. Не оставалось сомнения, что она беременна.

– Правда, он исправляется, – довольно заметила Малдунилис.

Фенналис стала густо-пунцовой.

– Вот как?

– Мы с тобой слишком стары, чтобы рожать, – напомнила Квинипилис.

– И все же… – Фенналис осеклась.

Бодилис потрепала ее по ладони.

– Понятно. Мы сочувствуем твоей обиде и знаем, как одиноки твои ночи. Но, Сестра моя, вспомни Вулфгара, которого убило мое рождение, – моя мать была его дочерью, и он не смог пережить этого брака. А ведь Вулфгар был язычник, приносивший коней в жертву Тору. Насколько же более тяжким грехом должно казаться кровосмешение Грациллонию – человеку высокой цивилизации и твердому в вере. Он помнит несчастного грека Эдипа, навлекшего чуму на свое царство, хотя согрешил он в неведении. Да и в Исе такой брак запретен.

Фенналис изменилась в лице.

– Священный брак – не брак смертных. Галликен избирают сами боги. Они знают, что делают! Но признаю, поскольку я более не под властью луны, то, что он избегает меня, может быть оправданно, – она натянуто улыбнулась. – Надеюсь, вы согласитесь, что я не тщеславна. Я всегда была дурнушкой и давно смирилась с этим, – она помолчала. – Но что, если в будущем, когда покинет нас одна из присутствующих здесь Сестер, боги поставят его перед выбором, лишив оправдания?

– Они не сделают такого! – вскрикнула Дахилис.

Остальные содрогнулись.

– А если?… – прошептала Иннилис. – Неужто он так прогневил Их?

– Он уже бросил Им вызов, – сказала Фенналис. В ее голосе прозвучало сожаление, словно она должна была сказать одному из бедных семейств, которых опекала, что болезнь кормильца семьи – смертельна. – Не потому ли мы собрались здесь, Сестры мои? Мы вспомнили о запретном погребении на мысу, и об осквернении ручья, и о предстоящем отъезде. Не слишком ли мы торопимся простить? – она добавила еще мягче: – Дахилис, милая, не сердись. Я не виню тебя – ты молода и полна любви. Но ведь он месяцами пренебрегал другими женами. И если теперь он и исполняет свои обязанности более исправно, то раскаяния за прошлое в нем не видно, – и вопросила громче: – Потерпят ли боги?!

– Да, – сказала Квинипилис. – В том-то и вопрос. Ты хорошо поступила, Фенналис, высказав все без утайки. Что же делать нам? Низложить короля?

Не одна Дахилис негодующе вскрикнула в ответ – семь уст повторили отрицание, а чуть помедлив, к ним присоединились и восьмые.

Квинипилис кивнула.

– Хорошо, – но продолжала строго: – Если он не желает искупить грехи – мы должны сделать это за него. Но выслушайте меня, галликены. Мы сами не безвинны! Вы – не безвинны!

Иннилис ахнула. Виндилис выпустила ее руку, обняла за талию и вскинула свободную ладонь, призывая ко вниманию. Ее орлиное лицо гордо застыло под взглядами Сестер.

– Все вы слышали, что связывает нас, – произнесла она. – Мы не откажемся от этого. Не можем. И я не верю, что должны!

– Я надеюсь, что вчера все мы поняли вас, – отозвалась Бодилис, вспоминая обряд очищения Девятерых, когда Сестры признавались друг другу во всем, что могло встать между ними и богиней. Так велела Форсквилис. – Мы сохраним ваше признание в тайне. Но честно ли это по отношению к королю, нашему супругу?

– Кроме того, я хотела бы знать, многие ли из вас, кроме Иннилис, открыли ему свои лона? – продолжала Квинипилис. – Да, травы – дар богини, и вам решать, когда обращаться к ним. Но отказываться от детей Грациллония, как от исчадий ужасного Колконора…

– Я не трогала трав, – поспешила оправдаться Малдунилис. – Просто он слишком редко меня…

Общий смех не дал ей договорить.

– Я тоже не прибегала к травам, – сказала Бодилис. – Да, воля богини – выше нашего желания. Пока только Дахилис и Иннилис… – Она вздохнула. – Заглянем в свои души… А между тем – как исправить содеянное зло?

Воцарилось молчание, и взгляды всех королев один за другим обратились к Форсквилис.

Провидица поднялась и сквозь сгустившиеся сумерки прошла к возвышению. Прежде чем взойти на него, она помогла спуститься старой Квинипилис и усадила ее. Поднявшись же, постояла перед «Возрождением Тараниса», словно перед кумиром, и размеренно, негромко заговорила:

– Вам известно, что в нашей беде я решилась проникнуть в гробницу Бреннилис и провести ночь с ее костями. Вам известно, что до сего дня я хранила молчание об открывшихся мне видениях, ибо они смутны и внушают страх. Но вот как я истолковываю их значение: боги встревожены, подобно нам, смертным. И потому Они удержат свой гнев и примирятся с нами, чтобы дать нам время покаяться и сохранить в святости Их имена. Вот жертва, которой они требуют. В ночь Возвращения Солнца одна из нас должна покинуть город, где мы все обычно собираемся в это время, и нести Бдение на Сене. Ей предстоит тяжкое испытание. Если она вынесет его, то очистится сама и принесет очищение всей Святой Семье: королевам, королю и дочерям. Так услышала я Слово.

Никто не успел заговорить, как вызвалась Виндилис:

– Я готова!

Форсквилис покачала головой.

– Боюсь, что нет. Слово повелело отправиться той, что носит под сердцем плод. Я думаю, это значит, что галликена должна быть беременна.

Сестры в тревоге переглядывались между собой. До зимнего солнцеворота оставалось меньше трех месяцев, и большую часть этого срока Грациллоний пробудет в отъезде.