Имперская гвардия: Омнибус - Стив Лайонс

И он повернулся и ушел, исчезнув за кафедрой, но его повелительный голос раздался через плечо:

— Службы начнутся завтра с рассвета.

ЛЕКТОРУМ был освобожден от столов и стульев. Широкое окно выходило на заново оборудованный храм, и послышался удивленный шепот, когда другие рабы заметили серебряный череп, сияющий в лунном свете.

Арикс испытывала лишь облегчение, сбросив со спины тяжелый матрас, который упал на деревянный пол, подняв тучу пыли. Еще больше она обрадовалась, когда Тилар нашел ее здесь. Двое надсмотрщиков стояли на посту у дверей — это было самое дальнее расстояние, на которое они отходили от Арикс за всю ночь, и сейчас, наконец, она могла свободно поговорить со своим новым другом.

— Амарет безумец, — заявила она. — Полностью и абсолютно. Он думает, что может торговаться со своими Железными Богами, и ради этого он готов предать самого Императора.

— Похоже, мы все-таки были правы, — сказал Тилар, в отчаянии встряхнув головой. — Амарет говорит нам, что может слышать эти голоса, а мы… мы настолько отчаялись, что ради малейшей надежды, чтобы кто-то указал нам путь к спасению, мы готовы верить ему. Мы обманываем себя.

— Он увидел, что наступают перемены, — сказала Арикс, — и ухватился за шанс — мечту — стать чем-то большим, чем он был раньше. Я слышала, как надсмотрщики говорили. В городе есть и другие группы вроде этой — другие секты, я имею в виду.

Тилар кивнул.

— Они хвастались, что эта секта самая большая, более сотни рабов, словно они соперничают в этом.

— Они действительно соперничают, — сказала Арикс. — Амарет хочет, чтобы его церковь была единственной, а он был бы верховным жрецом, и думает…

— Он думает, что теперь у него есть что-то, чего хотят его боги, и думает, что сможет обменять это на их признание — на этот раз настоящее.

— Он не понимает, не видит, что мы ничто для них!

Арикс опустилась на матрас, прижав колени к груди. В комнате стало тихо, когда другие рабы, разложив свои скудные пожитки, улеглись на отдых. Арикс подумала о дяде Хенрике. Все эти годы он пытался защитить ее, и его опека казалась ей удушающей.

И за ту жизнь, которую он ей давал, она отплатила черной неблагодарностью. Если бы она не искала, подобно Амарету, чего-то большего, она не оказалась бы в таком положении. Она хотела приключений, и нашла их — и ничего хорошего в них не было. Хуже того, оказавшись в когтях Железных Богов, она подвергла бы опасности не только свою жизнь, но и жизни других, и возможно, Хенрик это предвидел.

Он служил в Имперской Гвардии, вспомнила Арикс. Он послал на войну трех своих сыновей. Несомненно, он знал гораздо лучше нее, что таилось во мраке за пределами сияющего света Бога-Императора.

Тилар, склонившись ближе к ней, прошептал ей на ухо:

— Ты все еще хранишь веру?

— В Императора? Конечно, но я знаю, что разочаровала Его. В своем страхе и смятении, я преклонила колени перед пророком ложных богов. Я помогала Его врагам.

— Мы еще можем послужить Ему, — сказал Тилар. — Он указал нам путь.

— Что ты имеешь в виду?

— Нельзя позволить Амарету исполнить его план. Империум все еще сражается за нас, и если решимость губернатора ослабеет…

— Но что мы можем сделать?

— Мы можем сбежать, — сказал Тилар. — Увести тебя отсюда.

— Но город, — возразила Арикс, — город закрыт. Как мы сможем…?

— Есть множество мест, где мы можем спрятаться. Главное сейчас — спасти тебя от Амарета. А потом нам остается только ждать, пока эти Железные Боги не будут побеждены, что, несомненно, произойдет, и мы вернем наш мир.

— Если бы это было так легко, — жалобно сказала Арикс, — но Амарет не позволит мне уйти. Ты знаешь, его люди следят за мной, и даже если мы сможем как-то скрыться от них, они никогда не прекратят искать меня. Было бы куда лучше, если бы я не попала сюда, если бы меня убили эти железные насекомые. В самом деле, было бы гораздо лучше, если бы я сейчас была мертва.

— Ты не должна так думать, — прошептал Тилар, сильной рукой обняв ее за плечи. — После всего через что ты прошла и выжила, у тебя не должно остаться сомнений, что Император хочет, чтобы ты жила. Он хочет, чтобы ты — мы вместе — сражались во имя Его, и мы будем сражаться… как можем.

ГЛАВА 15

ГЮНТЕРУ наконец выдали бритвенные принадлежности.

Они прибыли три дня назад, вместе с комплектом брони. В утро его встречи с губернатором и старшими офицерами, хотя он не сомневался, что это лишь совпадение. Он соскреб пену с подбородка, сполоснул лицо ледяной водой из потрескавшейся белой раковины в углу импровизированной казармы, и аккуратно вымыл и сложил бритву, чтобы сохранить острым ее лезвие.

Отвернувшись от раковины, он заметил, как в зеркале мелькнуло незнакомое ему лицо, и это зрелище заставило его остановиться. Подойдя ближе к зеркалу, Гюнтер стер оставшуюся пену, и всмотрелся внимательнее в лицо перед собой.

Свои черные лохматые волосы он потерял в первый день службы. Теперь у него была короткая армейская стрижка, изменившая, или точнее, открывшая форму его головы. Он также несколько сбросил вес, и его щеки казались впалыми. Яркий фиолетовый синяк под левым глазом делал лицо в зеркале еще более отличавшимся от привычного.

И не только это…

Он вспоминал:

Более круглое, свежее лицо, более наивное, отражавшееся в окулярах противогаза криговского вахмистра. Двигатели флаера СПО выли, сотрясая вибрациями десантный отсек, скамью, на которой сидел Гюнтер, и его кости. Вахмистр спросил его, что он знает о приблизительном местонахождении Арикс. Гюнтер сообщил только то, что рассказал ему Вебер, притворившись, что не знает ее, но боялся, что вахмистр распознает его ложь.

Он почти ожидал, что губернатор встретит его в космопорту, и думал, сможет ли он и ему солгать, но, узнав по воксу дурные новости, Хенрик скорбел о своей племяннице в одиночестве, и всем было не до Гюнтера, он был просто еще одним беженцем из многих тысяч.

Он вспоминал:

Он решил вступить в СПО. Точнее, он уже почти решил вступить, когда подтянутый лейтенант схватил его за шиворот и потребовал объяснить, почему он не в форме. Пришлось объяснять, что он только что выбрался из города и не знал о призыве, но как раз собирался идти добровольцем. Следующее, что он помнил — могучий сержант, заносивший бритву над его волосами, и что ему выдали ботинки слишком малого размера и форму слишком большого.

В тот день он перестал быть управляющим рудником Гюнтером Сорисоном, и стал солдатом Сорисоном, но он не сожалел о потере этой части себя, нет. Он помнил свою клятву вернуться в город, и чувствовал, что это — первый шаг на пути к этой цели. Он чувствовал себя сильнее.

Он вспоминал:

Бесконечные отжимания и подтягивания, четырехкилометровые кроссы и десятикилометровые марши. Сержанты-инструкторы, оравшие до хрипоты, но их ругань редко обрушивалась на него. Гюнтер чувствовал некую гордость от того факта, что, вопреки ожиданиям толстого сержанта-вербовщика шесть лет назад, он оказался одним из лучших новобранцев. Возможно, это было потому, что в отличие от большинства других, он точно знал, зачем он здесь.

Он изучал воинские уставы, технику и оружие, основные навыки первой помощи и выживания, и как убирать свою койку. Он тренировался с лазганом — хотя ему еще не выдали свой — пока не научился разбирать его и снова собирать меньше чем за две минуты. Стрелял он сначала плохо, но Гюнтер тренировался на импровизированном стрельбище у подножия холма, пока не научился попадать в мишень двумя выстрелами из трех.

Он вспоминал:

В первый раз офицер Корпуса Смерти наблюдал за строевой подготовкой новобранцев СПО на плацу, холодный, непроницаемый. Вскоре он развернулся и ушел, но на следующий день вернулся с товарищем. Через два дня после этого криговский вахмистр стал помогать в тренировке новобранцев, сначала лишь иногда делая какие-либо предложения, но к вечеру он уже отдавал приказы. Инструкторы СПО были явно возмущены этим вторжением на их территорию, но, похоже, ничего не могли с этим поделать.

На следующее утро вахмистр наблюдал за огневой подготовкой на стрельбище, потом последовала еще одна инспекция, и к концу недели криговских инструкторов было не меньше, чем местных.

Тогда десятикилометровые марши стали двадцатикилометровыми, вещмешки новобранцев наполнялись камнями, чтобы имитировать тяжесть снаряжения, которого у них еще не было. Подъем и построение были перенесены на час раньше, явно к удивлению некоторых сержантов СПО, которые явились на плац заспанными и опоздавшими. Тренировки часто продолжались и после захода солнца, и Гюнтер привык довольствоваться четырьмя часами сна. Он никогда не присоединялся к ропоту недовольных в казарме после отбоя, но даже он не всегда мог соответствовать тем суровым требованиям, которые теперь к ним предъявлялись.