Полудемон. Месть принцессы - Галина Гончарова

Немочь бледная.

Во всяком случае, я так выгляжу. Народ смотрит, качает головами… да, до Рудольфа мне далеко. Ничего, переживут.

Плачут женщины, некоторые — искренне.

Да, вот такая ирония судьбы — честнее всего плачут по дяде те, кого он брал в свою постель на пару ночей, отсылал в провинцию… одним словом, те — кто шел к нему по любви. А его возлюбленная жена комкает платочек — и из-под него летят злобные взгляды. Как же она меня сейчас ненавидит!

И плачет она о потере власти, даже временной.

Карли тоже присутствует на похоронах. Опирается на руку мужа, который идет за гробом с видом недоеного оленя, время от времени откидывает с лица рыжие пряди…

Интересно, Абигейль сделала ей честное предложение — или собирается разыграть втемную? Надо узнать…

Вот и храм, наконец. Самое забавное то, что хоронят Раденоров в склепе под дворцом — там еще много места. Дворец стоит фактически на крови и костях. А вот отпевают в Храме — и для этого приходится идти по городу. Главный Храм — так главный Храм.

Ну что ж. Народу тоже нужно развлечение.

Служитель входит первый и зажигает свечи. Потом вносят гроб и ставят перед алтарем. Входят люди.

По строгой очереди, сначала Абигейль, потом я, потом Шартрезы… В данном случае герцог Шартрез пролез раньше меня, якобы поддерживая дочку. Ну, пусть…

Недолго им уже осталось.

Придворные занимают свои места — и начинается служба. Красивая, надо сказать, петь они умеют. Служитель молится, певчие поют, горят свечи, плывут облака благовоний, кое-кому становится дурно…

Я не теряю времени, я оглядываю Храм.

А ведь пользуются они силой, еще как пользуются. Просто не на виду, но маги тут есть. Точно говорю. И мне придется с ними разбираться. Им не нужны конкуренты? Так ведь и мне они тоже не нужны.

Цирк начинается после похорон.

Оказывается, до… меня беспокоить не посмели, а вот после…

— Ваше высочество… ваша жена…

— А что с ней? — вскидываюсь я на начальника дворцовой стражи. Кстати, тоже родственника Абигейли. Второго младшего брата.

— Ее нигде нет!

— Как — нет?!

Я в полном шоке оглядываюсь и принимаю важное решение:

— Пойдемте, покажете мне, где она содержалась. Дядя ведь взял ее под стражу… О, мой бедный дядюшка! Кстати, вы уже нашли убийц?!

— Нет, ваше высочество.

— Как — нет?! А чем вы все это время занимались?! Костюм к похоронам подбирали?! Волосы завивали?! Нос пудрили?!

Я разношу маркиза на весь дворец, так, что тот бледнеет, краснеет и зеленеет неспелым яблоком. А как это еще назвать?

Раздяйство!

Мало того, что убийцу не поймали, так и подставить до сих пор никого не озаботились! О сбежавшей жене — и то не доложили!

При осмотре покоев обнаруживается, что Лавинии там точно нет.

Но ведь улететь она не могла?

Никак не могла! Остаться — тоже. Мог ее кто-то выпустить? Мог. Но не сознается. Тогда остается единственный выход.

Разглядываем покои — и вот «обнаруживаем» потайной ход. Начинаем обследовать уже его и выходим за стену дворца. Я устраиваю Шартрезу разнос, и мы вместе задаемся вопросом — а дальше-то куда?

А дальше — некуда.

Это что же — у нас принцесса сбежала?! Почти королева? А что у нас за такое разгильдяйство полагается?

Шартрезу, понятное дело, отвечать неохота, потому как за побег узника особой важности полагается усекновение ненужного, то есть маркизовой головы. А куда он без нее есть будет?

И маркиз начинает вилять.

Вот, ваше величество… наверное, помог ей кто!

А кто мог ей помочь? Кто у нас все ходы и выходы мог знать во дворце?

Мы этак многозначительно переглядываемся. И топаем еще раз в дядюшкины покои, где быстро выясняется, что есть — УЛИКИ!

А именно — заколка, найденная под кроватью и принадлежавшая Лавинии. Почему? Да по гербу, который выгравирован на драгоценной игрушке. Не может ведь почти королева носить всякую дешевку? Никак не может! Вот и эта заколка в виде букетика фиалок представляет собой настоящее произведение искусства — золото, аметисты, бриллианты и даже изумруды. Только что она делала в дядюшкиной кровати?

Шартрез — молодец, мальчик! — всего лишь полчаса мямлил, экал и мекал, а потом-таки понял, что произошло! Его величество решил лично допросить ее высочество. А кто, кроме него, мог знать все потайные ходы?

Только он!

А что произошло потом?

Разумеется, принцесса из враждующего королевства, понимая, что добра ждать не приходится, убила его величество и скрылась, аки тать в ночи.

Я только пальцем у виска покрутил.

— Хрупкая девушка? Такое сотворить? Со здоровенным мужчиной?!

Шартрез и сам понимает, что чего-то не того ляпнул, и затихает минуты на три. А потом его глаза проясняются.

— А вдруг она — ведьма?!

Я пожимаю плечами. Все, конечно, может быть, но…

— А почему она с меня не начала?

Переглядки продолжаются, потом Шартрез соображает:

— Так вы ж, ваше высочество, после дядюшки королем бы стали, а до того ей и выгоды никакой не было! Ей вас беречь надо было!

— Думаете, маркиз, еще одна провокация теваррцев?

Маркиз так и думает. И активно кивает.

— Ладно. Тогда подумайте, кто должен был помогать Лавинии, чтобы нанести такие увечья? Или кем она должна была быть?

Шартрез обещает поразмыслить, читай — допросить весь наличный теваррский состав, который после моего письма тоже поместили под замок. В том числе и папеньку Лавинии, который не успел вовремя удрать! Далее я могу не беспокоиться ни о чем.

На то, чтобы допросить папашу Лавинии — палачи у нас хорошие, — узнать, что доченька немного — наполовину, притом лучшую, — вампир, и расспросить о его гениальном плане, Шартрезу суток хватит. А меня тем временем коронуют.

Пойти пока отоспаться? А то ведь ночь перед коронацией опять надо проводить в храме, молиться о судьбе страны и о даровании просветления…

А там занавесок на окнах нет, по ногам дует и скамейки жесткие… Плащ, что ли, взять? Завернусь да попробую хоть пару часов придавить ушко…

Впрочем, вечер пред коронацией мне испортили. По очереди. Карли, Абигейль, наемные убийцы.

Карли является первой и героически принимается прорываться через Томми и Рене, пока я отсыпаюсь. Друзья стоят насмерть, девушка верещит, в итоге я просыпаюсь на два часа раньше задуманного и вылезаю на свет божий.

— Что угодно, виконтесса?

— Алекс! Нам надо поговорить! Обязательно!

Спросонок я всегда бываю добрее, а потому киваю на дверь.

— Ладно. Проходи.

Карли повинуется — и выстреливает в меня с порога: