Император, который знал свою судьбу. И Россия, которая не знала… - Борис Романов

Единственным случаем, когда попавший под следствие коррупционер был защищен из личных (по одной из версий) интересов Царской семьи (Александры Феодоровны) было дело банкира Д. Л. Рубинштейна [55]: он занимался финансовыми махинациями, пытаясь использовать свою близость к Г. Е. Распутину. Знакомство их длилось всего несколько месяцев, и в феврале или в марте 1916 года Распутин запретил принимать Рубинштейна, после чего (10 июля 1916 года) последний был арестован по подозрению в пособничестве неприятелю и выслан в Псков. Его деятельность стала предметом расследования специально созданной для этого комиссии генерала Н. С. Батюшина. Рубинштейну инкриминировались: продажа русских процентных ценных бумаг, находившихся в Германии, через нейтральные страны во Францию; продажа акций общества «Якорь» германским предпринимателям; взимание высоких комиссионных за сделки по русским заказам, выполнявшимся за границей, и прочее — неизвестно, что из этих обвинений было доказано следствием. По утверждению генерал-лейтенанта П. Г. Курлова, Рубинштейн вообще просидел пять месяцев в тюрьме «без всяких оснований» [57]. В сентябре 1916 года Александра Федоровна настаивала на ссылке Рубинштейна в Сибирь; и только позднее Императрица ходатайствовала перед супругом о смягчении участи Рубинштейна — ввиду его тяжелой болезни [84, с. 619]. По настоянию Александры Федоровны он был освобожден 6 декабря 1916 года. По одной из версий, ее заступничество объяснялось тем, что через Рубинштейна она тайно передавала в Германию деньги своим обнищавшим немецким родственникам [103, с. 395–396], которые были лишены Вильгельмом II с начала войны всех источников дохода. Версия передачи Императорицей денег немецким родственникам осталась недоказанной ни Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства, ни впоследствии большевиками [65]. По некоторым сведениям, после Октябрьской революции Рубинштейн перебрался в Стокгольм и стал финансовым агентом большевиков. В 1922 году Рубинштейн проходил в делах немецкой полиции, которая зарегистрировала его контакты с большевистской делегацией в Германии. Причем его имя проходило рядом с именем бывшего заводчика А. И. Путилова и большевика Л. Б. Красина [83].

Многочисленные обвинения в коррупции членов царского правительства в дальнейшем не нашли никакого документального подтверждения, хотя Временное правительство приложило немало усилий для поиска доказательств, и именно этим занималась Чрезвычайная следственная комиссия (ЧСК) Временного правительства. К лету 1917 года члены комиссии констатировали, что не находят в действиях подследственных никакого состава преступления, а когда председатель комиссии (Муравьев) пытался их заставить изменить свое мнение, некоторые из них — в частности Руднев — подали в отставку. Летом 1917 года Керенский был вынужден признать, что «в действиях Николая II и его супруги не нашлось состава преступления». То же самое Керенский подтвердил английскому послу Бьюкенену. Не смогла ЧСК предъявить обвинений в коррупции и бывшим царским министрам, главноуправляющим и прочим высшим должностным лицам как гражданского, так и военного и морского ведомств [51, 65].

Итоговые данные по росту главного рассадника коррупции, чиновничества в Российской империи таковы: на 1 тысячу жителей страны чиновников было: в конце XVII века — 0,39; XVIII — 0,57; в 1857 году — 2; в 1880 — 1,4; в 1897 — 1,24; в 1913 — 1,63 [56].

В СССР чиновников стало больше по сравнению с дореволюционными временами во много раз, с самого начала образования СССР: на 1 тыс. жителей в 1922 году их было 5,2 (для сравнения — в 1913. — 1,63); в 1928 — 6,9; в 1940 — 9,5; в 1950 — 10,2; в 1985 — 8,7 [57].

В последние годы, когда коррупция в России стала системной, когда объем «откатов» и взяток сравним с бюджетом страны (!), и в коррупционном рейтинге из 180 стран Россия скатилась почти на самое дно (где-то около 140-го места), нередко можно услышать, что в России так было всегда: мол, корни коррупции и взяток идут из царской России, и только при Сталине она была почти изжита. На самом деле это лукавые мифы, выгодные нынешним властям. О коррупции, пронизавшей всю сталинскую судебную систему по уголовным делам, и о трех закрытых судебных процессах 1948–1949 гг. дважды писал журнал «Коммерсантъ-Власть» [58]. Ниже привожу выдержки из этих статей.

Один из мифов сталинизма — миф о честных судах. На самом деле взятки и коррупция в милиции, в судах и даже в ЧК были с самого начала советской власти по всей системе, снизу доверху.

Итак, что можно сказать о 1920-х годах…

Коррупция, о борьбе с которой так много говорили большевики, никуда не делась. Буквально в первые же дни после создания чрезвычайной комиссии Дзержинского выяснилось, что два ее следователя брали взятки за прекращение дел и освобождение арестованных. Что после этого можно было говорить об обычных, не облеченных высоким политическим доверием милиционерах, следователях и членах трибуналов? Например, в Петрограде член следственной комиссии ревтрибунала Алексеевский практически открыто вымогал взятки. <…>

Как водится, больше всего жалоб было на милицию, сотрудники которой вымогали взятки, продукты, самогон, «крышевали» подпольные притоны и бордели, а то и просто грабили мелких торговцев и зажиточных крестьян. Благо конфискации производились так часто, что вряд ли кто-нибудь мог отличить государственную выемку ценностей от частной. Не отставали от милиционеров и трибунальские следователи с чекистами, среди которых наблюдались массовые злоупотребления с арестами и освобождениями задержанных на протяжении всей Гражданской войны. На общем фоне судьи смотрелись едва ли не ангелами. Но истина заключалась в том, что самые денежные клиенты до трибуналов просто не добирались. Их обирали еще во время задержания и следствия.

Вся эта вакханалия, казалось бы, должна была прекратиться с окончанием Гражданской войны. Но военно-революционное время сменилось разрухой, во время которой милиционерам в глубинке перестали выдавать пайки и выплачивать зарплату. Не в лучшем положении оказались чекисты, следователи и судьи. И тут вдруг оказалось, что у судей есть огромное преимущество перед другими представителями правоохранительно-карательного сообщества. Они могли налагать штрафы за действительную или мнимую вину. А многие торговцы и самогонщики готовы были кормить и поить судей, чтобы избежать разного рода неприятностей. Причем картина не изменилась даже после введения НЭПа и появления в стране относительной финансовой стабильности.

<…> Никакие меры наказания не помогали. Судьи продолжали пить и брать подношения.

А что же было при Сталине?

Во время войны поток писем о судейских и прокурорских злоупотреблениях не уменьшился. Однако по большей части, если проступок не вызывал у населения сильного озлобления, опытному судье давали выговор и новую должность, поскольку более или менее квалифицированные судьи были на вес золота. Ведь в те годы отнюдь не редкостью были председатели судов, имевшие за плечами лишь неполное среднее образование и краткосрочные судейские курсы. Те же, кого все-таки увольняли из суда и прокуратуры, в скором времени приходили в адвокатуру. Так что люди, умевшие давать и брать при решении правовых вопросов, стали задавать тон в советской судебной системе. И вскоре после окончания войны поток жалоб настолько увеличился, что в ЦК решили приструнить зарвавшихся юристов. Начали с главного канала передачи взяток от подсудимых к судьям — адвокатов.

«В Московский городской коллегии адвокатов, — говорилось в докладе о проведенной в 1946 году проверке заявлений граждан, — выявлены факты вымогательства взяток со стороны ряда адвокатов, грубого попирательства ими права обвиняемых на защиту в суде и использования этих прав в корыстных целях. <…>»

Но наказание нескольких взяточников-адвокатов не произвело на юридическую общественность почти никакого впечатления. Ведь те, кто брал взятки в 1920–1930-х гг., уже заняли в судебной системе руководящие посты и, видимо, считали, что по-другому она функционировать уже не может.

Никого не напугали и аресты некоторых зарвавшихся взяточников из прокуратуры.

А вот еще показательный пример:

«Предоставляли квартиры для встреч с преступным элементом и пьянок»