Перемещенное лицо. 3. Не Квадра - Тамара Воронина

– Не стоит тебе напрягаться, раны несерьезные, однако могут и швы разойтись. Я не услужить тебе хочу, а помочь, если ты понимаешь разницу.

Дан тут же притих, а потом вспомнил, что здесь в ходу жесты, и погладил Ивина по щеке. Насколько Дан знал, у эльфов это тоже принято, во всяком случае, Аль употребляет – и не возражает, когда его гладят. Ивин понял правильно, слегка улыбнулся, и Дан возликовал, потому что улыбнулся эльф глазами. Это случалось так редко… что почти никогда не случалось.

– Ты сумеешь помочь Вину, – произнес он убежденно, – потому что слепой увидит: тебе есть до нас дело. Властитель к нам благоволит из-за тебя, Алир… ну, Алир свой, он эльф, он мог оказаться в той же ситуации, для Лиара важен только ты, Таулу на нас наплевать, а тебе – нет. Тебе почему-то очень важно, чтобы мы научились жить свободными.

Дана прорвало. Наверное, водка, наложившаяся на адреналин, позволила сойти с тормозов. Он битый час рассказывал эльфу о своих здешних проблемах, тогдашних и последующих, мифических и настоящих, путался, жестикулировал (а эльф ловил его руки и мягко прижимал их к кровати), сбивался… Так откровенен он был только с Квадрой, но Квадре ни в каком составе не надо было ничего объяснять, потому что все эти проблемы они своими глазами видели. В конце концов он охрип и заоглядывался в поисках воды. Ивин подал ему полный стакан и понимающе кивнул:

– Я думаю, что положение эльфов изменилось из-за тебя. Подожди. Дай мне закончить, пожалуйста. Возможно, оно изменилось бы и без тебя, но существенно позже. Мы уже не важны для равновесия Траитии, а значит, форсировать перемены для властителей было нецелесообразно. Властитель, думаю, именно потому говорил мне о своей специфической морали.

– Это он форсировал, а не я.

– Разумеется. У тебя нет влияния на законы империи. У тебя есть влияние на тех, кто устанавливает и регулирует эти законы. И властитель ускорил изменение ситуации даже не потому, что тебе этого просто хотелось. Он понимает, что настоящая основа империи – это не император и его министры, это даже не властители. Это ты. Усредненный человек с подобными взглядами. Ты симпатизируешь вампирам как расе, ты развил разум сторожевого дракона, тебя возмущает зависимое положение эльфов. Будь свободны мы, а зависимы, скажем, русалки, ты возмущался бы не меньше. Я не хвалю тебя, Дан, и тем более не восхищаюсь тобой. Я констатирую факт, который давным-давно осознали окружающие тебя, но не осознал ты. Ты – золотая середина.

Золотая посредственность, подумал Дан, не перебивая Ивина. Пусть высказывается. Это уже великое достижение. Пусть он ошибается – неважно. Ну или даже не ошибается – да, середина. Нормальный и не выдающийся экземпляр человеческой породы, полагающий, что все равны, хотя некоторые, конечно, равнее прочих.

Ивин помолчал, продолжая чуточку улыбаться глазами, потом все же закончил:

– Никогда бы, даже спьяну, мне не пришла бы в голову мысль о том, что я захочу назвать человека своим другом.

– А ты без мысли назови, – посоветовал Дан. – Еще один любитель обобщать на мою голову.

Ивин снова улыбнулся, но ничего говорить не стал и другом называть тоже не стал, с мыслью или без.

А радостно. Все-таки – радостно, что хотя бы одного удалось оживить, Может, со временем и Вин, юный эльф, прошедший через все круги ада, переживший столько, сколько иному старику – тоже эльфу! – даже не придумать. Дан боялся даже задумываться о том, что довелось испытать Вину. Эльф в двадцать с небольшим – сущий мальчик. Как человек в двенадцать, наверное. Природа распоряжается очень странно: давая эльфам долгую жизнь, она обсуловливает это долгим взрослением, но давая вампирам жизнь почти бесконечную, почему-то не заставляет их в девяносто лет быть подростками. У вампиров скорее наоборот: они психологически становятся взрослыми даже раньше, чем физически. В двадцать лет вампир юн, но в сорок – уже просто молод, уже взрослый, уже совершенно самостоятельный.

То, что знал об их жизни Дан, уже пугало, а ведь эльфы, наверное, и сотой доли не рассказали. Не потому что щадили ранимую душу Дана. Не вспомнили. Привыкли к обыденности унижения и боли. Испробовать новые пытки, устроить охоту, использовать юношу вместо тренажера при фехтовании, отдавать его на ночку – или на десять минут – на потеху Люму или десяткам других.

Лишить меча, лишить любого дела и бдительно следить, чтоб был здоров и благоденствовал и помер лет через тридцать дряхлой развалиной, глядя на свежие физиономии не только эльфов, но и Дана. Выбить из равнодушного равновесия. Заставить…

Заставить страдать. И посильнее.

* * *

Вин действительно всерьез принял приказ Дана и старательно поправлялся. Его отчаянно смущала забота. Или удивляла. Наверное, Фрика, проверив, как действует на эльфов новая пытка, просто велела перевязать – в лучшем случае, и забывала. Конечно, заложники наверняка заботились друг о друге, но уж точно вряд ли при них неотлучно был кто-то, а Вина обеспечили заботливой сиделкой. Дан и Аль заходили регулярно, и Вин, с одной стороны, и вправду удивлялся, а с другой – осторожно, опасливо радовался.

Что чувствовал сам Дан… Ну, он был бы очень благодарен тому, кто рассказал бы поподробнее. Он не понимал. Аль улыбался и не говорил, впрочем, Дан к нему и не приставал. Самому бы стоило разобраться. Пусть и не получалось.

Нирут смотался куда-то, не забыв отдать распоряжений насчет Люма, и тот сломался как-то подозрительно быстро: Дан нередко ловил на себе его ненавидящий взгляд. И никакого тебе привычного равнодушия. Ярость и ненависть, не имеющие выхода. Кидаться на Дана с голыми руками? Не такой же он идиот, без оружия Дан бы с ним справился и в очень-очень давние времена. Месяца не прошло – и Люм уже спекся. Дан отвечал ему сладенькой улыбочкой, и, глядя не него, остальные тоже взяли ее на вооружение. Даже Ивин, и вот это Дана обрадовало как нельзя больше. За Люмом следили очень бдительно, да и Нирут, должно быть, красиво разъяснил, что будет, если он рискнет нарушить запрет, а властитель порой выражался очень образно и убедительно, не хочешь, а поверишь. И понятно, что о смерти речь не шла. Наоборот. Ну, например, Нируту ничего не стоило сделать из Люма парализованного. То есть при полном здоровье он бы просто шевельнуться не сумел и попросту превратился бы в чистый разум: все понимаешь, но сделать не можешь вообще ничего. Абсолютно. А с разумом у него было средне. Кому-то, вероятно, хватило бы компании самого себя, но Люм был персоной весьма неприятной и неинтересной, даже ему с собой было бы скучно.