"Я" - Константин Щемелинин

— Как так?! — удивился я тому, что меня совершенно не удивляло, ибо я уже знал об этом из его мыслей.

— Уничтожить, — пояснил он, — но так, чтобы никто ничего не знал и не подозревал. Это легче всего сделать во время боевых действий, — наконец-таки прямо, без всяких виляний из стороны в сторону, сказал он.

Да, люди говорят о том, что они стали лучше, однако их дела опровергают их слова — а на что еще можно надеяться, если вид «человек разумный» в звездную эпоху остался точно таким же, каким и был в каменном веке! Биологическая основа вида осталась той же самой, а значит…

— Это же преступление против человечества! — воскликнул я.

— Да, я знаю все это. Но нам — я говорю от имени всех государств нашего блока — хотелось бы твоего совета — делать нам это или же нет? — спросил он; и я знал, что это и было целью всего нашего разговора.

Да, злодеи хитро придумали — переложить ответственность за свои кровавые дела на меня, а самим остаться с «чистой» совестью!

— Ответ «нет»! — резко подчеркнул я. — Но если предположить ответ «да», то каким образом вы собираетесь это делать? — спросил я.

— Всем этим людям мы скажем, что отправляем их на переселение — оно, естественно, будет происходить через тоннели. Обреченные по системе туннелей будут доставлены к основному туннелю, который выйдет прямо на звезду. В результате, люди сядут, как обычно, в вагончики и, пройдя через тоннели, сгорят в звезде — ни криков, ни слез, ни трупов. Со звездой же не случится ничего, ибо суммарная масса уничтожаемых людей хоть и будет достаточно велика, но все же она будет многократно меньше массы самой звезды.

Строителям, которые будут делать главный тоннель, и транспортникам, которые будут перевозить людей, необходимо объяснить, что в вагонах, предназначенных для перевозки населения и имеющих соответствующее клеймо — «Для людей», будут перевозиться человеческие трупы с планетарных систем, население которых полностью погибло во время войны, и на самом деле в некоторых вагончиках действительно будут погибшие люди, но в остальных… — там будут пока еще живые люди, сдавшиеся нам в плен, и ради уничтожения которых все это и будет затеяно.

Сбор разлагающейся биомассы с погибших планетарных систем будет осуществляться следующим образом: специальные роботы, управляемые квалифицированными операторами, будут собирать мертвых людей и тела крупных животных на этих планетах и перемещать их в вагоны. Трупы нужно уничтожать для того, чтобы погасить разыгравшиеся эпидемии; при этом должны быть использованы вагоны «Для людей», а не грузовые потому, что грузовые вагоны нужны нашей промышленности для обеспечения потребностей в военных перевозках.

Получается все очень логично — останки уничтожаются для улучшения экологии (в противном случае эти планеты еще многие десятилетия будут непригодны для жизни), а пленные перемещаются в специальные лагеря; а то, что из-за неразберихи с вагончиками и те, и другие будут сожжены — не наша вина. Никаких документов нигде не останется — мы будем отдавать только устные приказания, чего вполне достаточно для исполнения во время войны и для того, чтобы не оставлять никаких следов. Часть пленных, порядка 10-20%, конечно же, останется в живых и благополучно прибудет туда, куда и переселялись — они в действительности будут помещены в лагеря, где их будут кормить и лечить, а после войны выпустят, так что все получается достаточно чисто и логично, поэтому ни о каком преступлении речь в принципе не должна возникнуть — речь может идти только лишь о технических ошибках и накладках, вызванных войной — только и всего. Победителей судить будет некому — это не суд над проигравшей стороной, а для суда истории останется больше вопросов и троеточий, нежели ответов; но в чем заключается главная проблема, так это в моральной стороне вопроса — и мы бы хотели, чтобы ты помог нам разобраться с этим.

— Наши союзники знают обо всем этом? — уточнил я, выделив интонацией слово «всем».

— Да, и они согласны, — ответил собеседник. — Мы все ждем от тебя решения этого вопроса.

— Я буду думать, — решил я. — Отвезите меня домой — когда я решу эту проблему, тогда я свяжусь с вами.

— Вот тебе номер, набери его и назови себя, — глава государства дал мне бумажку, — и тебя сразу же соединят со мной. И поторопись — тебя ждут, да и война заканчивается!

— Всему свое время.

Меня отвезли домой — да, они задали мне серьезную задачу, но я был уверен в том, что успешно решу ее.

Я долго думал над этой проблемой, пока не нашел решение, но мне мало было встречи только лишь с главой нашего государства — мне нужны были все они, все лидеры государств нашего блока, поэтому я позвонил и сообщил нашему главе, что мне нужна личная встреча со всеми руководителями союзных государств, которые в курсе этого вопроса, плюс он сам, и он с удивлением пообещал.

…Мы встретились в большой комнате. Разговор с ними я начал так:

— Вы все представляете государства и можете говорить от имени своих народов. Я знаю, что вы хотите уничтожить пленных, — это преступно, и поэтому я спрашиваю всех вас: «Хотите ли вы это сделать или же вам это надо?»

Они посовещались, и один из них ответил за всех:

— Мы не уверены, что нам это именно «надо», скорее, мы просто «хотим».

— В таком случае вы хотите переложить всю моральную ответственность за принятие решения на меня — что ж, я согласен, но я должен до конца понять ситуацию. Для этого сделаем так — я разрешаю уничтожить пленных, но каждый из присутствующих здесь должен назвать мне имя одного своего родственника, который умрет вместе с ними, и я лично проконтролирую то, чтобы он действительно умер без обмана.

Они задумались надолго и всерьез. Чтобы им не мешать, я вышел в соседнюю комнату и стал ждать, — от их решения зависели не только судьбы каких-то далеких и потому абстрактных людей, а и, что еще более важно, судьбы их близких — это и было одной из моих целей — слить воедино далекое и близкое, чужое и родное…

Ожидание затянулось, я уже был близок к тому, чтобы заглянуть в их души и их мысли, но решил не делать этого — пусть то, что там происходит, будет тайной для меня — так даже интереснее, ведь я всегда могу восстановить все эти их разговоры в полном объеме, переместившись в прошлое.

Наконец, они приняли решение, и пригласили меня выслушать его. Мужчины явно постарели за это время — решение далось им очень нелегко.

— Мы согласны, — сказал один из них. — Мы уже наметили родственников — вот список, — и протянул мне лист бумаги.

— Итак, — начал говорить я, взяв в руки бумажку и скомкав ее, — вы согласны пожертвовать жизнями ваших родных во имя интересов народов… — и после этого вы утверждаете, что вы «хотите», а не вам «надо»?! Так «хотеть» нельзя! Следовательно, я делаю вывод о том, что уничтожение пленных в вашем понимании является необходимым и отказаться от него вы не в силах, а раз вы не можете иначе, то значит незачем спрашивать моего совета, а также незачем подставлять под удар своих родственников — делайте то, без чего вы не не можете обойтись!

Вы сами нашли ответ на поставленный вами же вопрос — я только помог вам в этом.

— Значит, мы можем сделать это? — спросил один из них, пристально глядя на смятую бумагу у меня в руках.

— Не «можем», а «должны», исходя из вашей логики; а раз «должны» — значит делайте и несите за это ответственность перед собственной совестью!

У них полегчало на душе прямо моих на глазах:

— Да будет так! Спасибо тебе! — говорили они мне.

Теперь, по-моему мнению, настал психологический момент для того, чтобы узнать от них все: они должны рассказать мне то, о чем я уже знаю из их мыслей — они должны знать свое место, ибо как ни крути, а все они — пыль под ногами таких, как я.

— Не за что, — отвечал им я на благодарности, — вы все сделали сами — я лишь немного помог вам. А теперь вы можете рассказать мне о том, что вы собираетесь сделать с некоторыми народами, которые живут в ваших государствах.

Учитывая то, о чем мы только что говорили, намек был абсолютно ясен всем присутствующим — они несказанно удивились, а затем один из них не выдержал и спросил:

— Откуда ты узнал об этом?

— Объясните мне все — это приказ! — отрезал я.

Они не могли противиться моей воле, особенно после того, что только что произошло, и поэтому быстро сдались, признав мое превосходство.

— Хорошо, я расскажу тебе все, — сказал мне глава нашего государства. — Ты ведь сам знаешь, что большинство государств многонациональные и практически в каждом из их есть один или несколько народов, которых лучше бы не было для окружающих… — и современная война предоставляет нам шанс для этого!

Никто не говорит о том, что «народ виноват», ибо народ не может быть виноват; и никто не говорит о том, что «народ надо уничтожить», ибо никто его уничтожать не собирается. Полностью уничтожать народы нельзя не столько потому, что это является преступлением с точки зрения морали и закона (хотя на мораль вполне можно наплевать, а закон обойти, обмануть или же принять другой, более удобный), а для того, чтобы когда с течением времени ситуация поменяется (а она век за веком все-таки меняется!), то самим не быть уничтоженными. Объявлять целые народы «хорошими», «плохими», «прогрессивными», «дикими», «расово полноценными» или же «расово неполноценными», а также «цивилизованными» или же «нецивилизованными» нельзя, во-первых, потому что приклеенный к народу ярлык клеймит все без исключения его представителей, а это неправильно, ибо люди, слагающие его, различны — среди них есть и гении тоже! — а во-вторых, потому что этот ярлык проводит грань между народами, подвигая одних на агрессивные действия по отношению к другим, а эта межнациональная рознь является обоюдоострым оружием — победитель в сегодняшнем противостоянии через несколько веков — да что там веков! — уже он в следующей войне вполне может стать проигравшим… — и тогда горе ему!