Последний еврей Багдада - Макс Кратер

Царский посланник направил перст прямо в зенит и уставился в небо так, будто ожидал увидеть там божественное сияние. Выдержав паузу, перс вновь взглянул на греков. Однако им, судя по всему, не было никакого дела ни до восторженных речей упивающегося своей победой щитомордника, ни до самой перспективы быть казненными на столбе. Леон отвернулся, а Элай смотрел не на Ферзана, а мимо него — в сторону храма.

Обугленные балки перекрытий опасно нависали сверху, напоминая обнаженные ребра гигантского животного. От груд, куда были свалены переломанные лавки и покореженная храмовая утварь, поднимался дым. Одна из створок ворот была сорвана с петель, а вторая едва держалась.

Среди руин одиноко бродила женщина. Ее высокая стройная фигура изящно изогнулась, когда она наклонилась к очередному обезображенному телу. Не узнав убитого, несчастная покачала головой и направилась к следующему бесформенному трупу.

Элай, не отрываясь, глядел на женщину. Это была Аэрия.

— Ты знаешь ее? — вопрос Ферзана заставил грека вздрогнуть.

— Видел пару раз. В том числе и на площади Живота, где ты устроил облаву. Я решил, что она работает на тебя. Как только эта египтянка запела, твои люди набросились на нас. Но теперь вижу, что ошибался.

— Это было совпадение.

— Говорили, что она ищет свою дочь, — Элай постарался, чтобы его голос звучал буднично.

— Тебе твою, грек, разыскивать уже не придется, — ухмыльнулся царский посланник.

— После того, как она снюхалась с одним из ваших, я и не стал бы. Ненавижу вас всех.

— Кайс, кстати, не явился сегодня утром в казарму. Похоже, любовные чувства все-таки взяли в нем верх над чувством долга. Если так, то его объявят дезертиром.

— Какое мне до этого дело?

— А такое, что в тебе, эллин, преданность к родине и предкам, похоже, возобладала даже над отцовскими чувствами. Мне нравится это. Обрати внимание — я уже второй раз делаю тебе комплимент. Мне жаль будет видеть, как ты умираешь на столбе.

— Оставь эти слюни для своих солдат, которым скоро предстоит стать кормом для ворон и шакалов.

Произнося эти слова, Элай еще раз, мельком, взглянул в сторону Аэрии. Макута, который все это время пристально наблюдал за греком, приблизился к хозяину и шепнул ему что-то на ухо. Ферзан кивнул.

— Схватить ее! — крикнул Макута и протянул руку в сторону египтянки.

Солдаты бросились исполнять приказ, и Элай тут же изменился в лице. Шквал информации обрушился на него. Аэрию арестуют. Это ужасно, но это далеко не все. Макута! Слуга Ферзана, самый преданный ему человек, его телохранитель, он произнес всего лишь два слова, но сделал это с легким понтийским акцентом!

— Вот видишь, и тебе чувства не чужды, — довольно произнес царский посланник, — похоже, мой телохранитель не ошибся. Эта женщина что-то значит для тебя.

— Твой телохранитель глуп, — опомнился Элай.

Губы Элая скривились в улыбке, полной одновременно и презрения, и безразличия.

— Возможно. Но на досуге мы все же потолкуем с ней. Вдруг откроются новые, ранее скрытые от нас грани твоей жизни. Ты ведь не будешь возражать?

Ферзан поскакал вперед, и вся свита устремилась вслед за командиром. Прежде чем храм исчез из вида, грек успел разглядеть, как двое солдат тащат к дороге упирающуюся, рвущуюся назад к дымящимся руинам Аэрию.

— Не повезло, — прокомментировал увиденное Леон, — ты-то чего на нее так пялился?

— По крайней мере она теперь не погибнет от рук погромщиков.

— Ага. Она погибнет от рук этого упыря и его сумасшедшего телохранителя.

— Оставаться теперь в Вавилоне равносильно смерти, — Элай смотрел в сторону города, в разных концах которого вспыхивали все новые пожары.

— Ее все равно казнят, — пожал плечами Рыжий Грек, — также как и нас. Ты же слышал, что он сказал.

— Мы оба слышали. Только каждый услышал то, что хотел. Ты про столб, а я про Мекона, Атрея и Фаона. Раз Ферзан планирует казнить их вместе с нами, значит они где-то поблизости. Их, наверняка, также везут в колонне. Нас разделили только по соображениям безопасности.

— И что с того? Мы здесь заперты, как звери в том дворцовом зоопарке. А эти персидские обезьяны не спускают с нас глаз.

— Мы выберемся отсюда, и очень скоро.

Глава LI. Погром

«Так бей! И да брызнет тебе на рубаху

Кровь старцев и отроков, — красные реки,

И пусть не сотрётся — вовеки! Вовеки!»

Агния умоляла Шани отказаться от идеи пробраться сейчас, во время погрома в Миср, умоляла пойти с ней на поиски отца, он сильный и умный и сможет их защитить. Девчушка твердила лишь одно: ей надо найти мать. Впопыхах обняв и поцеловав гречанку, она припустила напрямик через некошеное поле туда, где бесчинствовала толпа и, где, судя по доносящемуся звону металла о металл, все еще сохранялись очаги сопротивления.

— Когда все закончится, я разыщу тебя, обещаю! — крикнула Агния вслед сверкающим светлым пяткам египтянки.

— Мы обязательно увидимся. Будь осторожна! — прокричала в ответ Шани.

Высокая трава уже до половины скрывала тонкую фигурку, и оставалась надежда, что ползком египтянке удастся добраться незамеченной до окраины родного селения.

Ворота Иштар никто не охранял, и Агния беспрепятственно прошла через них. Улица Процессий, обычно многолюдная в это время суток, была пуста. Город, казалось, вымер. Двери и ставни домов были наглухо замурованы. В полной тишине еле слышно поскрипывала на ветру вывеска башмачника. Из-за скамьи выглянула рыжая кошка, опасливо осмотрела проезжую часть и замерла, заметив Агнию. Гречанка встряхнула головой, как бы отгоняя наваждение, и решительно двинулась дальше. Кошка юркнула в подворотню.

Где-то вдалеке и справа раздался истошный женский вопль. Превозмогая боль в лодыжке, девушка побежала. Она старалась не смотреть по сторонам, но все равно боковым зрением заметила группу людей в переулке. Дюжина молодчиков с разбега лупила ногами по воротам хлебной лавки.

— Открывай, трусливый хряк, у нас твоя баба, — орал один из них, — вавилонянин лет двадцати со спутанными волосами, заячьей губой и перекошенной алчной физиономией.

Два человека за косы по тротуару тащили женщину. Агния узнала ее. Это была жена пекаря — болтливого перса, который развлекал покупателей байками о своих похождениях в молодости и часто отпускал им лепешки в кредит.

— Мы ведь все равно сломаем дверь, — продолжал бесноваться юнец, — и тогда я намотаю твою требуху на жернова.

Пекарь открыл задвижку. Погромщики вытолкали его на улицу и стали бить ногами. При каждом ударе толстяк всхлипывал. Он глядел в сторону жены, которая издавала какие-то скулящие, похожие больше на собачий вой, звуки. Из дома доносился грохот. Там ломали мебель и били посуду.

— Постой, Гарум, — сквозь выбитые передние зубы булькающим голосом выговорил пекарь, когда люди, избивавшие его, сделали паузу, чтобы перевести дух, — я ведь знаю твоего отца. Мы даже дружили.

— Что ты несешь, грязная персидская свинья!

Тот, кого пекарь назвал Гарумом, сильнее обычного замахнулся и ударил лежащего носком деревянного башмака по лицу. Брызнула кровь.

Агния стояла на коленях не в силах оторвать взгляд от ужасной сцены. От налетчиков ее почти целиком скрывал росший рядом со стеной колючий кустарник. Сзади раздались торопливые шаги. Пятеро стражников в полном облачении с обоюдоострыми топориками быстро шли в ту сторону, откуда только что прибежала сама Агния. Девушка бросилась к ним.

— Туда! Скорее туда! Помогите, — вцепилась она в рукав старшего.

Караульный вырвал полу одежды из рук гречанки. Не произнеся ни слова, вся пятерка зашагала прочь.

— Вы не понимаете, их же всех убьют, — бросилась им вслед девушка.

Со стороны улицы Процессий появилось десятка два горожан. В стражников тут же полетели камни, и они, даже не попытавшись оказать сопротивление, бросились в ближайший переулок и побежали. Улюлюкающая, орущая и свистящая толпа устремились вперед, но не свернула за вооруженным караулом, а бросились за Агнией.

Расстояние быстро сокращалось.

Гречанка мчалась изо всех сил. На ближайшем перекрестке повернула налево. Погромщики на какое-то время потеряли ее из виду, но очевидно было, что они вот-вот добегут до поворота, и тогда ей уже точно не скрыться. Каждый шаг, каждый прыжок отдавался резкой болью в лодыжке. Агния остановилась и оперлась о стену. На расстоянии поднятой руки был выступ: небольшой, но достаточный, чтобы вцепиться в него кончиками пальцев. Если бы кто-то позже спросил дочь Элая, как смогла она это сделать, девушка вряд ли бы нашла, что ответить. Словно кто-то вдохнул в нее силы. Она резко подтянулась на обеих руках и правой схватилась за парапет, затем снова подтянулась и перевалилась через невысокую преграду на крышу дома буквально за долю секунды до того, как первые из преследователей достигли перекрестка.