Рубикон - Наталья Султан-Гирей

Скрепя сердца и успокоив совесть вескими доводами сенатора, отцы города продали свой залив.

После легкой трапезы, разделенной с местными нобилями, сенатор пожелал осмотреть вновь приобретенные владения. Смуглый раб вырос как из-под земли. Он уже велел от имени своего господина приготовить гребную лодочку и приказал гребцам захватить линь в двадцать локтей, грузила и острый черпачок, чтобы брать грунт со дна.

— Надеюсь, — насмешливо бросил юноша, — местные жители нырять умеют!

Пологие ступени мраморного причала, следы былого великолепия Кум, вели к самой воде. Зеленовато-синее беспокойное море, все в белых барашках, морщилось от мелких и острых волн. Ветер дул с севера, и над Апеннинами уже начинали собираться дождевые тучи.

Сенатор с опаской сошел в утлую лодочку. Он не был моряком, хотя и провел свыше двадцати лет в непрестанных походах. Молодой раб лихо спрыгнул вслед за своим господином и уселся на корме, отстранив крепким плечом кормчего: "Сам поведу!"

Сопровождавший сенатора магистрат[45] недовольно кашлянул. Его злила бесцеремонность этого невольника. Видно, даже раб римского сенатора важней местных отцов отечества!

Отъехав шагов десять от берега, молодой раб скомандовал одному из гребцов:

— Прыгай и достань грунт со дна!

Гребец возмущенно пожал плечами. Он был свободнорожденным рыбаком и вовсе не желал повиноваться варвару.

— Кому сказал? — повысил голос сенаторский раб и, подняв строптивого, швырнул за борт.

Затем принялся замерять глубину.

Куминец, видя, что шутки плохи, покорно нырнул и, вынырнув, показал сенатору на острие черпачка ил и глинистую массу.

— Делать промеры и брать грунт через каждые десять шагов, — распорядился раб сенатора. —  Сперва прочешем залив вдоль, а потом и поперек.

Сенатор удовлетворенно кивнул, но местный магистрат нахмурился и гневно сжал свой посох.

А когда они закончили объезд залива, молодой наглец как бы мимоходом заметил своему господину, что уж слишком дорого запросили отцы города за эту грязную лужу.

— Не твое дело. — Рассерженный магистрат ткнул юношу посохом. — Может, у вас в Риме другие порядки, а у нас дерзких рабов бьют палками!

Молодой раб в ответ лишь весело блеснул зубами.

VI

Отцы города Кумы решили вечером дать пир в честь знатного гостя. Сопровождавший сенатора в прогулке по заливу. Куриаций Руф отправился просить благородного Сильвия Сильвана почтить своим присутствием их празднество.

Сенатор отдыхал в отведенных ему покоях. Подкравшись на цыпочках, чтобы не обеспокоить столь высокопоставленное лицо, Руф, заглянув в дверную щелку, в изумлении опустился на пол.

Молодой раб лежал, развалясь, на златотканом ложе, а пожилой сенатор, с висками, уже покрытыми первым инеем седины, стоя навытяжку перед этим наглецом, почтительно докладывал что-то. Руф напряг слух.

— Придется тебе, Сильвий, самому наблюдать за работами. Выпишешь из Рима лучших строителей. Залив очистите от ила и углубите. А чтобы не заносило песком — вымостить широкие аллеи вокруг и обсадить деревьями.

— Пиниями?

— Нет, лучше высоким кустарником. — Юноша задумался. — Начнете с дамбы. Стройте разом с двух берегов навстречу, а проход оставите такой, чтобы мой "ворон" под всеми парусами легко прошел, но не шире. Это значит, в полторы обычных лигуры, нет, лучше в ширину двух лигур. На берегу вокруг гавани построите мастерские, а вот тут сделаете как бы искусственные водоемчики, но соединенные с морем. К весне должно быть все готово!

— Много народу понадобится, Непобедимый!

Руф от ужаса упал на четвереньки. О великие боги! Вот в кого он ткнул палкой! О, если б в тот миг его святотатственная рука отсохла!

Уже ничего не соображая, перепуганный насмерть магистрат ворвался в комнату и рухнул на колени перед Марком Агриппой.

—  Прости, Непобедимый! Смилуйся над безумным слепцом, Любимец Марса и Нике!

— Встань! — Агриппа жестом велел Сильвию поднять обезумевшего от страха отца города. — Ты не знал, кто перед тобой, и я охотно прощаю, но болтливость не прощу!

Непобедимый сдвинул брови, и Сильвий поспешил выпроводить подобострастного магистрата.

Но волнение вредно пожилым людям. Ночью, едва успев добраться с пира домой, благородный Куриаций Руф покинул бренный мир.

VII

— Читаешь? — Скрибоний Либон неодобрительно посмотрел на свою хорошенькую сестру. — Я никогда не вижу, чтобы ты была занята делом. Возьми прялку...

— Я не умею прясть. — Скрибония оторвалась от чтения. — Как прекрасно описана любовь Хлои и Дафниса...

— Ты бросила двух мужей! — Либон возвысил голос. — О чем ты думаешь?

— Захочу — найду третьего. — Скрибония снова взяла книгу. — А сейчас не мешай...

— Вот благодарность за мои заботы. — Либон сел возле сестры. — А я отыскал тебе Дафниса...

— Мне надоели легкие победы. —  Скрибония закинула полные руки за голову. — Дафнис живет лишь в песне...

Либон встал и приосанился.

— Сестра моя, благородная Скрибония, твоей руки просит император Рима!

— Октавиан? — Скрибония расхохоталась. — Я его хорошо помню, препротивный был малыш...

— Сын Цезаря посетит нас, — строго перебил Либон. — Приоденься и постарайся понравиться. Этот брак — счастье всей семьи! Для всего Рима!

Октавиан с тяжелым сердцем собирался на виллу Либона.

Все формальности были закончены. О приданом и желательности поддержки Либона в переговорах с Секстом Помпеем Меценат уже условился. Оставалось разыгрывать влюбленного. Октавиан достал из-за пояса письмо друга. Агриппа дал свое согласие, но несколько раз в коротком письме напомнил, что он вполне полагается на благоразумие своего карино.

Скрибония ела черешни. Ее розовые губы, маленькие и полные, лениво приоткрывались. Она сидела среди густой зелени, легкая и светлая, как рисунок на эгейской вазе. Октавиан залюбовался. Особенно ему понравился грациозный наклон головки. Солнце играло в темно-каштановых волосах матроны и бросало сквозь листву на ее белый пеплум золотые кружева. Октавиан, затаив дыхание, следил за ней. Ему было жаль разговором, таким обыденным при любом новом знакомстве, нарушить очарование. Будь Скрибония нарисована на тонкой глине или стекле Мурены, он полюбил бы ее.

Молодая женщина неожиданно подняла голову. В ее глазах мелькнуло чуть насмешливое удивление.

— Мой охотник за орлами! — Она протянула гостю обе руки. — Как же ты вырос, настоящий аркадский пастушок!

Октавиан хотел обидеться, но ее быстрая живая речь, смешливые искорки в золотисто-карих глазах обескуражили его.

— Я не надеялся, что ты меня помнишь!

Скрибония шутливо обняла его:

— Гляди, мы оба одного роста. Мне теперь не подбросить тебя. Ты не будешь строгим супругом и господином? — Она поворачивала остолбеневшего Октавиана, тормошила его, как некогда в Нарбоне.

Они бегали по лугу, догоняли друг друга, играли в "выкуп" Октавиан, поймав пленницу, просил каждый раз цветов.

— Хватит! Целый сад набрал! — Скрибония шутя ударила его по рукам. — Теперь я буду разбойником! Беги!

Она быстро догнала юношу и, поймав за плечи, поцеловала прямо в губы. Октавиан испуганно взглянул на нее и притих.

Солнце садилось, от озера тянуло вечерней сыростью. В его зеркально-тихой глади отражались огоньки в домах на другой стороне, большие светло-серые стволы и черные кроны старых деревьев, росших где-то на самом берегу.

Сумерки сгущались, и воздух казался темней воды. Откуда-то сверху упал мертвый листок. Пробегали струйки верхового ветерка и слегка шевелили челку Октавиана.

Он сидел на мостках, свесив ноги над водой, и по оставшейся с детства привычке болтал ими. Скрибония стояла рядом. Вечерняя тишина и таинственный сумрак захватили и ее. Она молчала. Юноша осторожно коснулся одежды своей нареченной.

— Прости меня...

— За что, Бамбино?

— Я не должен был бы делать тебя такой несчастной, — серьезно проговорил Октавиан. — Со мной очень тяжело... Клодия не смогла, и я благодарен ей, что она поняла...

— А я ничего не пойму, мой Дафнис. — Скрибония опустилась рядом и обняла его. — Я тебе не по вкусу? Нам не обязательно разыгрывать влюбленную пару. Не знаю, нравлюсь ли я тебе, но мне с тобой так легко!

Она прижалась щекой, пушистой и нежной, к его лицу Октавиан вздрогнул. Неведомое проснулось где-то в самой глубине его крови. Он закусил губы и закрыл лицо руками.

— Ты будешь со мной несчастна... я... я не знаю...

Скрибония с мягкой настойчивостью отвела ладони от лица и, держа его слабые, хрупкие пальцы в своих маленьких сильных руках, стала целовать побледневшего мальчика... Октавиан потянулся к ней.