Сталь и пепел. На острие меча - Вадим Львов

— Нет, генерал, — было слышно, что Миллер волнуется.

— Миллер, черт возьми, речь идет о десятках тысяч жизней. Если мы не остановим русских в ближайшие часы, новому главкому некем будет командовать. Нужно спасать положение. Как в Исландии.

— Вы не поняли, Уолт? Нет значит нет. Вы многого не знаете. Не знаете, чем несколько секунд назад русские нам ответили. Базы на Гуаме больше не существует. Уничтожена ядерным ударом с подводной лодки. «Иваны» не стали размениваться на воздушный ядерный взрыв.

У генерала перехватило дыхание, рука нервно рванула пуговицы на форменной рубахе.

— Это еще не все, генерал, — безжалостно продолжил Миллер. — У нас «Радуга». Захват ядерных боеприпасов и нападение на штаб Глобального ударного командования.

— Русские, сэр?

— Да вот хрен! Похоже, что мексиканцы. Или еще какие-то недорезанные поклонники Кастро или Уго Гомеса. У нас образовался еще один фронт. Про Европу надо забыть. Пусть кувыркаются как хотят.

Двадцатая танковая бригада пробилась к Эльбе через отступающие колонны союзников и, ощетинившись орудийными стволами, намертво встала на берегу, полностью блокировав возможность отхода. Осталась одна возможность — уходить налегке. На бегущих людей русские обращали мало внимания, охотились за дорогостоящей техникой. В Генштабе никто не верил в массовое движение «окруженцев» среди западных военнослужащих.

Тяжелая бригадная группа Warhorse рвалась на запад, подобно волку, угодившему в капкан. Серый хищник откусывает себе лапу, стремясь к свободе, обреченный вырваться или погибнуть.

Остатки роты «Альфа» были на острие удара, когда попали под прицельный огонь «Барсов», ждущих их в лесополосе. Танку Глисона не повезло сразу. В его «Абрамс», идущий во главе колонны, подряд угодило два БОПС. Один угодил в борт, другой — в заднюю часть огромной квадратной башни. Издалека это, наверно, было похоже на полет скоростных светлячков.

Каждый такой светлячок развивал скорость больше тысяча семисот метров в секунду, прошивая практически любую бронезащиту на дистанции до двух километров. Механизмы заряжания «Т-80» исправно дослали очередной снаряд, но «Абрамсу» Глисона было уже достаточно.

Раздался оглушительный хлопок, и Глисона обдало раскаленным воздухом и какой-то горячей жидкостью. В наушниках слышалось шуршание и треск помех, дышать было совершенно нечем. С трудом отвалив люк, сержант вывалился на крышу башни, с жадностью вдыхая кислород. Затем оглянулся. Танк, отчаянно дымя, словно пароход, продолжал ползти прямо на русских. Обернувшись, заглянул обратно в люк. Экипажа больше не было. Их просто размазало внутри бронированного корпуса. Кто-то из них непроизвольно послужил щитом, который принял основной удар на себя, спасая Глисона.

«Надо сваливать», — подумал сержант, спрыгивая с башни танка. И через секунду в танк врезался еще один бронебойный «светлячок», пробив корпус по диагонали.

Очнулся Глисон от воды, что текла ему на лицо, и от разговоров на чужом языке. Рядом стояли трое, один поливал ему на лицо воду тонкой струйкой из пластиковой бутылки.

«Русские! Плен!» — сразу понял Глисон, отмахиваясь от лившейся на лицо воды. Русский усмехнулся, убрал бутылку и сделал движение стволом автомата. Вставай, мол…

Через полчаса Глисон давал показания тощему очкарику, сносно говорившему по-английски, на маленьком стадионе, превращенном русскими в фильтрационный пункт для военнопленных. Здесь были врачи и полевая кухня. Выслушав Глисона, забив данные в ноутбук и сфотографировав его на цифровую камеру, очкарик протянул ему пачку гигиенических влажных салфеток и сказал:

— Оботритесь, сержант, вы весь в крови… Должен вам сообщить, что вы находитесь под защитой международного права, согласно Женевским конвенциям. Все, проходите на футбольное поле и возьмите памятку.

— Какую памятку?

— Поведения в плену. Вы не на курорте, здесь адвокатов нет. Соблюдайте правила, и все будет хорошо.

Еще через пару часов его в числе двухсот американцев построили в колонну и погнали на восток.

— По-моему, всё, господин генерал! — Начштаба Слепнев облегченно улыбнулся и снял тактический шлем, потирая рукой редкие, взопревшие от пота волосы. — Противник полностью дезорганизован и потерял большую часть техники. Французы, вместо того чтобы ударить нам в тыл, отходят без сопротивления.

Громов удивленно качнул головой:

— Ты что-нибудь понимаешь, Слепнев? Вся эта кампания с самого начала — сплошная авантюра. Французы вообще после недели боев только и знают что бегать.

— Думаю, надеялись на американцев. А у американцев — ж…

Диалог прервало сообщение из штаба корпуса. Пробежав его глазами, Громов вздохнул:

— Рано мы с тобой радуемся. Наши их авиабазу «Андерсен» на Гуаме с помощью ядреной бомбы с говном смешали. Сейчас штаб корпуса предупреждает о возможном ответном ударе.

Новый приказ по бригаде пришел чуть позже:

— Выдвигаться строго на юг. Занять район Лейпцига и Кемница.

— Ясно, господин генерал. Обеспечиваем фланги. Правильный ход.

До Лейпцига по прекрасным автобанам дошли за два часа вместе с колонной первой тактической группы. Дороги были пусты, не считая брошенных автомобилей беженцев. Громов оглядел внушительную колонну «Барсов», ползущих по автобану, и беспилотники, кружащие над головой, и расправил плечи.

«Не, господа хорошие. Болт вам в зубы, не остановите вы нас». Подтверждением его мыслей были белые флаги, встречающие русские танки на каждом аккуратном, добротном немецком доме.

Глава 24. Мексика. Окрестности Монтеррея. 24 августа

— Задачи такие: поддержать огнем третью HBCT Sledgehammer. Парни генерала Шеллмана собираются брать этот городок с ходу. Чиканос собираются драться до последнего, но это их мечты. Всем известно, какие они вояки.

Роджер Логан в другое время, может, и усмехнулся бы, но сейчас ему, как и другим пилотам «Апачей», было не до смеха. По двум причинам. Во-первых, в армии США служило много мексиканцев, и большинство из них совсем не стремилось воевать за звездно-полосатый флаг против своих соплеменников. Вот в русских или арабов стрелять — пожалуйста, в своих — упаси бог.

Поэтому испаноязычные стали из армии тикать. Причем хорошо, если тихо и без оружия. Но бывали и противоположные случаи. Вот в Калифорния местная Национальная гвардия, наполовину укомплектованная чиканос, разбежалась, порой переходя к боевикам целыми ротами, убивая офицеров и сержантов. Потом из армии побежали афроамериканцы. Также с оружием и боеприпасами, присоединяясь к бандам черных и мулатов, действующим в крупных городах. Следом побежали белые. Что удивительно, не только солдаты и матросы, но — сержанты и даже офицеры. Бежали южане, пробираясь домой и вливаясь в отряды менитменов. Если в армии и в Корпусе морской пехоты еще удавалось держать дисциплину на должном уровне, то резерв и Национальная гвардия стремительно превращались в недисциплинированную, вооруженную и буйную толпу, склонную к грабежу и межрасовым столкновениям. Например, в той же Калифорнии по сигналу в части явилось менее трети резервистов. В Юте — половина, в Небраске — менее сорока процентов. Предпочитали отсиживаться дома, защищая свою семью, чем воевать у Басры, драться с русскими на Эльбе или ловить талибов. Военная полиция сбилась с ног, разыскивая уклонистов и дезертиров.