Версия Барни - Мордехай Рихлер

— Ну ты и мудак, О'Хирн.

На этот раз он огорошил меня молниеносным ударом под дых. Я пошатнулся, стал ловить ртом воздух и опять завалился на пол. Лучше бы я там и оставался, потому что, едва я встал и попытался дать ему сдачи, как он сильно ударил меня по лицу левой, а потом влепил по другой щеке еще и правой. Я стал водить языком по зубам, проверяя, все ли на месте.

— Я тоже не принимаю ее утверждения за чистую монету. Но ведь не все это буба-майса, а? Я немножко знаю идиш. Вырос на улице Мейн. Перед вами профессиональный шабес гой[331]. Бывало, я зарабатывал кое-какие крохи, растапливая в пятницу вечером печки в домах ортодоксальных евреев, и никогда я не видывал более приличных, законопослушных граждан. По-моему, вам опять надо вытереть подбородок.

— К чему вы все это говорите?

— Послушайте, ведь это должно было вас черт знает как разозлить. Ваша жена и ваш лучший дружок валяются в обнимку.

— Ну, скажем, меня это не порадовало.

— И я не виню вас. И никто не винит. Кстати, а где мистер Москович спал?

— Наверху.

— Ничего, если я гляну? Работа у меня такая, а?

— У вас есть ордер на обыск?

— Да ну, бросьте вы. Не надо так. Вы же говорили, вам нечего скрывать.

— Первая комната направо.

Борясь со злобой пополам со страхом, я подошел к кухонному окну, смотрю, один из полицейских пошел в сторону леса. Другой выворотил содержимое мусорного бака и роется в куче отбросов. Тут вернулся О'Хирн, держа руку за спиной.

— Странное дело. Он забыл там всю свою одежду. Бумажник. Паспорт. Похоже, этот Москович и впрямь заядлый путешественник.

— Он за своими вещами вернется.

О'Хирн достал что-то из кармана пиджака.

— Вы со мной что — шутки шутить вздумали, Панофски? Когда не знаешь, что это, вполне можно принять за марихуану.

— Но это не мое.

— Да, совсем забыл, — сказал он и вынул наконец из-за спины другую руку. — Смотрите, что я нашел.

Черт! Черт! Черт! Это был отцовский табельный револьвер.

— У вас есть разрешение?

В эту минуту паника затмила мне разум, и я выпалил:

— Первый раз вижу! Он, наверное, Букин.

— Так же, как эта марихуана?

— Да.

— Однако я нашел его у вас в комнате, на тумбочке рядом с кроватью.

— Не знаю, как он туда попал.

— Да вы что, специально напрашиваетесь или как? — сказал он и ударил меня с такой силой, что я опять потерял равновесие. — А теперь отвечайте серьезно.

— А, я вспомнил. Это отцовский. Как-то раз он приезжал на уик-энд и оставил его. Он был инспектором следственного отдела полиции Монреаля.

— Ах ты, черт побери! Вы сын старого Израиля Панофски!

— Да.

— Нну-дык! Тогда мы тут в каком-то смысле вроде как мишпуха. Так, кажется, звучит у вас слово «семья» — шутники, ей-богу! А в барабане-то — пустая гильза.

— Он так и не научился толком заряжать.

— Ваш отец?

— Да.

— Сейчас я вам открою один маленький секрет. Я ведь точно как ваш отец. Скольких подозреваемых я отправил в больницу — это ужас! «Оказывали сопротивление» — вы ж понимаете.

— Я стрелял из него.

— Ну вот, это уже лучше. И насколько недавно?

— Когда жена уехала, мы с Букой много выпили.

— Ну естественно. Вы, надо полагать, были вне себя от негодования. Я бы весь кипел, это точно. За вашей спиной он трахал вашу жену. Ну и — пиф-паф. Да еще и при вашей-то вспыльчивости!

— Какой такой моей вспыльчивости?

— За вами числится привод в Десятый отдел, вот, здесь у меня и дата записана — за драку в баре. А еще на вас поступало заявление от официанта из «Руби Фу» — он обвинял вас в оскорблении действием. Надеюсь, вы не считаете меня предвзятым гоишер хазером. У нас, знаете ли, может, и нет таких шикарных поместий прямо на озере, но домашние задания мы выполняем, а?

— Я заклинал Буку не ходить купаться в таком состоянии. И когда он стал спускаться к воде, я сделал предупреждающий выстрел в воздух.

— А револьвер оказался у вас в руках случайно?

— К этому времени мы вовсю валяли дурака, — сказал я, весь под рубашкой покрываясь потом.

— Значит, выстрелили поверх его головы смеха ради? Вы гнусный лжец, — сказал он и пнул меня. — Ну-ка, давайте серьезно.

— Я вам правду говорю.

— Вы лжете, изо всех сил сцепив зубы, благо они у вас еще есть. Потому что хрен знает, как будет нехорошо, если вы упадете и выбьете себе парочку, не правда ли?

— Мне наплевать, как это выглядит. Именно так все и было.

— Стало быть, он пошел поплавать, и что потом?

— Я сам был пьян вдрезину. Ну, пошел на диван прилечь, а проснулся от кошмара — мне казалось, всего через несколько минут. Приснилось, будто мой самолет падает в Атлантику.

— Ах вы бедняжечка.

— А на самом деле я проспал что-нибудь около трех часов. Пошел искать Буку, но в доме его нигде не обнаружил. Я испугался, не утонул ли он, и позвонил в полицию, попросил их приехать как можно скорее, чего я никогда бы не сделал, если бы мне было что скрывать.

— Или если бы вы начали заметать следы слишком рьяно. Знаете что? Я обожаю Агату Кристи. Могу поспорить, опиши она этот случай, она бы назвала его «Делом пропавшего пловца». После смерти вашего отца вы должны были сдать оружие.

— Да я забыл о нем напрочь!

— Вы забыли о нем напрочь, но держали в руке и хохмы ради произвели выстрел в воздух.

— Нет, я попал ему прямо в сердце, а потом закопал в лесу, где ваши придурки как раз сейчас рыщут.

— Ну вот, это уже лучше.

— О'Хирн, вы что, шуток вообще не понимаете?

— Если меня не подводит слух, вы только что сказали: «Я попал ему прямо в сердце, а потом…»

— Fuck you, О'Хирн! Если тебе есть в чем меня обвинить, то давай, говори в чем! Если нет — вся ваша троица может ухерачивать отсюда сию же минуту!

— Ух, какой злой, какой вспыльчивый! Бить-то меня хоть не будешь? Похоже, мне сильно повезло, что это не я вам попался с вашей женой в обнимку.

— И можете еще кое-что записать себе в книжечку, но, боюсь, это вашу позицию не усилит. Я не был ни капельки зол на Буку. Я был рад. Счастлив как никогда. Потому что мне нужен развод, и теперь у меня появились для него основания. Бука согласился быть моим соответчиком. Он нужен мне как свидетель. Так зачем же мне его убивать?

— Стой-стой-стой. Куда погнал! Я этого слова не говорил, — нахмурился О'Хирн. Потом он лизнул палец и стал листать записную книжку. — По словам вашей жены, перед тем как она уехала, а уехала она потому, что имела все основания вас опасаться — при вашей-то склонности к насилию…

— У меня нет склонности к насилию.

— Я просто цитирую ее слова. Она спросила: «Что ты сделаешь с Букой?» А вы ответили — цитата: «Я убью его», и далее стали угрожать ей и ее недавно овдовевшей матери.

— Это была фигура речи.

— Так вы не отрицаете, что сказали это?

— Да вы, я смотрю, полный идиот. У меня не было намерения причинять вред Буке. Он мне нужен.

— У вас есть девушка в Торонто?

— Это не ваше дело.

— Этакая сдобненькая телочка по имени Мириам Как-ее-там.

— Не пытайтесь еще и ее к этому припутать, хамская ваша рожа! Ее здесь и вовсе не было. Она-то тут при чем?

— О'кей. Усвоил. Значит, так: этот незаконный револьвер я забираю с собой, но я вам оставлю расписку.

— Возникнут трудности с правописанием — обращайтесь.

— Ну вы и тип!

— Ну так как — я в чем-нибудь обвиняюсь?

— Да разве что в дурных манерах.

— Тогда на прощание я желаю вам приятного времяпрепровождения на поле для гольфа. И пусть тебе кто-нибудь там треснет клюшкой по твоей дурной башке, хотя она и после этого умней не станет, — сказал я и, схватив его за лацканы пиджака, принялся трясти. Он не сопротивлялся. Только улыбался. — Буба-майса! Шабес-гой! Мишпуха! Не смей меня подначивать этим своим ломаным идиш — ты, напыщенный малограмотный мудак! Агата Кристи! «Дело пропавшего пловца»! Готов поспорить, что последней книжкой, которую ты прочитал, были «Приключения Винни-Пуха» в детском переложении, да и то ты до сих пор силишься понять, о чем там речь. Где тебя учили допрашивать подозреваемых? Или ты «Звездных войн» насмотрелся? Начитался комиксов? Нет, это я бы прочухал. У тебя бы тогда пузырь изо рта торчал!

Ухмыльнувшись, О'Хирн освободился от моего захвата, коротко рубанув рукой — так ловко, что я только моргнуть успел. Другой рукой он ухватил меня сзади за шею, рванул мне голову вперед и двинул коленом в пах. Разинув рот, я согнулся пополам, но ненадолго, потому что тут же он двумя соединенными вместе руками, словно кувалдой, поддел меня под подбородок, и опять я, беспорядочно махая руками, рухнул спиной на пол.

— Панофски, сделай самому себе милость, — сказал он. — Мы знаем, что это твоя работа, и рано или поздно найдем, где ты зарыл его, жалкий ты мерзавец. Грядку под спаржу он копал, щ-щас! Так что сбереги наше время и силы. Поимей немножко рахмонес к бедным служителям закона. Это значит «жалость» на вашем жаргончике, которым я — спорим? — владею лучше тебя. Сознавайся. И показывай, где труп. Мы за это скидку даем. Я поклянусь в суде, что ты был настоящим душкой, помогал следствию и рыдал от раскаяния. Наймешь себе хитрого еврея адвоката, и все, в чем тебя обвинят, — это убийство по неосторожности или что-нибудь в таком духе, потому что была борьба и револьвер выстрелил случайно. Или это вообще была самозащита. Или — господи боже мой — может, ты даже не знал, что он заряжен! И судья, и присяжные будут тебе сочувствовать. Ну как же: жена! И лучший друг! Да чтоб мне сдохнуть, если тут не было состояния временной невменяемости. В худшем случае ты получишь три года и вернешься домой через полтора. Слушай, да ведь тут можно даже и условного добиться — для такого бедного обманутого мужа, как ты.