Голубой горизонт - Уилбур Смит

Джим чувствовал, что люди в лагере расслабляются, и делал все, чтобы сохранить их бдительность и настороженность. По утрам он тренировал вооруженных мушкетеров, доводя до совершенства тактику боевого отступления, на которую сам натолкнулся случайно.

Потом он укреплял оборону лагеря. Каждый мушкетер получил свой пост на границе лагеря, к каждому прикрепили двух мальчиков, которые перезаряжали мушкеты. Джим и Луиза учили подпасков и погонщиков перезаряжать. К откидной доске своего фургона Джим прикрепил золотой гульден.

– В воскресенье утром, после того как Веланга почитает вам Библию, мы устроим соревнование – кто самая быстрая ружейная команда, – пообещал он и достал из кармана большие золотые часы с репетицией, которые на прощание подарили ему Том и Сара. – По этим часам я засеку время, и победитель получит золотой гульден.

Золотая монета – огромное состояние, какого мальчишки и представить себе не могли, и обещание так их подгоняло, что скоро они в проворстве не отставали от Луизы. Хотя некоторые были так малы, что вставали на цыпочки, загоняя шомполом заряд в длинный ствол, они приспособились наклонять оружие, чтобы легче доставать жерло. Они отмеряли порох из бочонков – это легче, чем из фляжки, брали в рот и так насыпали в ствол. И через несколько дней могли поддерживать постоянный огонь вдоль всей баррикады, подавая перезаряженные мушкеты почти с такой же скоростью, с какой мушкетеры из них стреляли. Джим считал, что стоит на это потратить порох и пули. Мальчики взволнованно ждали дня соревнования, а мужчины заключали пари на его исход.

Воскресным утром Джим проснулся еще затемно. Он сразу почувствовал: что-то не так. Не мог понять, в чем дело, но услышал, как в лагере тревожно переступают лошади и беспокоится скот.

«Львы?» – подумал он и сел. В этот миг залаяла собака, сразу к ней присоединились остальные. Джим вскочил с кровати и потянулся за штанами.

– В чем дело, Джим? – спросила Луиза. Судя по голосу, она еще не вполне проснулась.

– Собаки. Лошади. Не понимаю.

Он натянул сапоги, вышел из фургона и увидел, что лагерь уже не спит. Смоллбой подбрасывал дров в костер, а Баккат и Зама словом и лаской пытались успокоить встревоженных лошадей. Джим прошел к баррикаде и поговорил с двумя мальчиками, которые сидели там, дрожа от утреннего холода.

– Видели или слышали что-нибудь?

Они покачали головами, всматриваясь в темноту. Было еще слишком темно, чтобы различить вершины деревьев на фоне неба. Джим прислушался, но услышал только шелест ветра в траве. Тем не менее он встревожился не меньше лошадей и был рад, что приказал накануне вечером привести весь скот в лагерь. Лагерь был закрыт и защищен баррикадой.

Вышла Луиза и остановилась возле него. Она была полностью одета и куталась в шаль, а на волосы набросила покрывало. Они в ожидании стояли рядом, прислушиваясь. Трухарт заржала, другие лошади топали и звенели упряжью. Теперь в лагере никто не спал, но голоса звучали напряженно и приглушенно.

Неожиданно Луиза схватила Джима за руку и крепко сжала. Она раньше его услышала пение. Голоса, которые доносил мягкий утренний ветер, звучали негромко, но гортанно и низко.

От костра подошел Тегване, все еще хромая. Он остановился с другой стороны от Джима и послушал пение.

– Это песня смерти, – тихо сказал он. – Нгуни просят духов предков приготовить для них пир, когда они придут в землю теней. Они поют, что сегодня погибнут в бою или принесут великую честь своему племени.

Все молча слушали.

– Они поют, что сегодня вечером их женщины будут плакать или радоваться, а сыновья гордиться.

– Когда они придут? – спросила Луиза.

– С рассветом, – ответил Тегване.

Луиза по-прежнему сжимала руку Джима. Теперь она подняла голову и посмотрела ему в лицо.

– Я говорила это много раз, но должна сказать сейчас. Я люблю тебя, мой мужчина.

– Я говорил это много раз, но скажу снова, – ответил он. – Я люблю тебя, мой маленький Ежик.

– Поцелуй меня, – сказала она. Их объятие было долгим и страстным. Потом они оторвались друг от друга.

– Теперь иди на свое место.

Джим обратился ко всем:

– Манатаси пришла.

Пастушки принесли от костров завтрак, и все поели в темноте соленой свинины, стоя у ружей. Светало очень быстро. Вначале на светлеющем небе обрисовались вершины деревьев, потом стали видны очертания холмов. Неожиданно Джим резко выдохнул, а Луиза вздрогнула.

– Холмы черны, – прошептала она.

Свет прибывал, и пение превратилось в могучий хор. Стали видны бесчисленные отряды, как глубокая тень на траве. Джим разглядывал их в подзорную трубу.

– Сколько их? – тихо спросила Луиза.

– Тегване сказал, много. Пересчитать невозможно.

– А нас только восемь человек.

Голос ее дрогнул.

– Ты не считала мальчиков, – рассмеялся Джим. – Не забывай о них.

Джим прошел туда, где мальчики ждали у ружей, и поговорил с каждым. Щеки их оттопыривались от дроби, и они держали наготове шомполы, но улыбались и кивали. «Из детей получаются отличные солдаты, – подумал Джим. – Они не боятся, потому что считают это игрой, и подчиняются приказам».

Потом он прошел вдоль ряда мужчин, стоявших за баррикадой. Баккату он сказал:

– Нгуни увидят тебя издалека, потому что ты стоишь у них на пути, как гранитный холм, и внушаешь страх.

– Держите наготове свои длинные хлысты, – сказал он Смоллбою и остальным возчикам. – После этого боя вам придется гнать к побережью тысячи голов скота.

Он сжал плечо Замы.

– Я рад, что ты рядом со мной, как всегда. Ты моя правая рука, старый друг.

Когда он возвращался к Луизе, пение усилилось, взвилось крещендо, и к нему присоединилось топанье тысяч мозолистых ног, звучавшее как артиллерийский залп. Наступившая после этого тишина ошеломляла.

– Начинается, – сказал Джим и поднял подзорную трубу.

Черные ряды стояли как окаменевший лес. Единственным движением было шевеление перьев их головных уборов. Потом Джим увидел, как линия в центре раскрылась, как лепестки ночной орхидеи, и через этот проход выдвинулась колонна. Извиваясь, как змея, она направилась по травянистой равнине к лагерю. В отличие от массы воинов на этих были набедренные повязки из белой бычьей шкуры, а на головах белоснежные перья цапель. Колонну вели двадцать человек. У каждого них на бедре висел боевой барабан из выдолбленного обрубка ствола дерева. Ряды за ними несли трубы из рогов куду. В центре колонны несли массивные носилки, скрытые плотными занавесями. Носилки тащили на плечах двадцать мужчин, они шли покачиваясь и поворачиваясь.

Один из барабанщиков забил в басовом ритме, звучавшем как биение сердца самой земли, и воины начали раскачиваться, вторя ему. К первому барабанщику постепенно присоединялись другие, и звук все усиливался. Подняли свои инструменты трубачи, прогремели воинственные голоса рогов. Колонна растянулась в линию, в середине которой находились носилки, и остановилась как раз за пределами досягаемости с баррикады. Снова прозвучали трубы, эхом отразившись от холмов, и наступила сверхъестественная тишина.