Даниил Галицкий - Антон Хижняк

Вместе с епископом Кириллом Даниил ходил и к ремесленникам, которые изготовляли пергамент. Заходили и подолгу сидели в душных клетях. Даниил расспрашивал, какая кожа лучше всего подходит для пергамента. В предместье Владимира целая улица была занята домами ремесленников-пергаментщиков. Они выкапывали широкие, круглые ямы, выкладывали стены толстыми дубовыми бревнами и сбрасывали туда телячьи шкуры. Был в этом предместье старичок Андрон, который в молодости ходил в Киев, видел, как там в монастырях делали пергамент. От этого Андрона и пошли волынские пергаментщики. Даниил их поощрял, повелел не брать их в войско. С княжеских Земель для них привозили зерно, а монастырские лошади доставляли дрова из лесу. И пергаментщики старались — ровными листами вырезывали они пергамент, выравнивали. Знали — если монахи-писцы пожалуются, то князь не пощадит их.

Старший монах приходил к Даниилу и подробно рассказывал, как работают писцы, сколько книг написали, хорош ли пергамент. В монастыре уже лежало немало книг в отведенной для этого светлице. Сюда приезжали из Синеводского монастыря и из Выдубецкого, что под Киевом, за богослужебными книгами. Далеко разнесся слух о том, что Даниил к письму прилежен, наследует завет книголюба Ярослава Мудрого, умеет говорить и читать на немецком языке, на венгерском, на польском и на литовском. И с половцами он может толковать, а латинский и греческий языки еще с детства изучил в Венгрии. Славу эту о любви Даниила к языкам поддерживал епископ Кирилл. К нему приезжали монахи из монастырей, и он разговаривал с ними. Учил их, чтобы не только эти книги читали, но и у себя переписывали, да чтобы летопись вели — все записывали, что происходит в городах, в монастырях.

Даниил велел переписывать не только церковные книги — «Триоди», «Служебные минеи», «Требники». Писец-мних Борис угодил князю, переписав «Слово о полку Игореве».

Но больше всех уважал Даниил мниха Онисифора, прибывшего из Владимиро-Суздальской земли. Онисифор был славным умельцем, он старательно записывал все, что происходило вокруг. Приезд Онисифора был едва ли не самым большим подарком для Даниила после возвращения брата Василька из путешествия во Владимир. С женой Аленой, бывшей родом из Суздаля, Василько ездил туда на свадьбу шурина своего. Не раз беседовал он там с великим князем Юрием Всеволодовичем. «Разделяют нас леса и степи широкие, — степенно говаривал Юрий Всеволодович, — но сердца русского никогда надвое не разрежешь, едино оно, как и земля наша. Так и брату своему Даниилу скажи. Не приехал я в Киев, когда на Калку собирались. Пускай не гневается. Не к лицу великому князю ехать к кому-либо на поклон. Да и не там сила наша вырастет. А так мыслю, что в этих краях, по эту сторону Москвы-реки, будем силу русскую собирать. А вы хоть и далеко, но одна нас Русская земля породила, берегите ее. И вы дело великое делаете… Людей просишь грамоте уразумленных? Не знаю, кого дать, Видно, мних Онисифор поедет. Давно уж говорил он мне про то. «Хочу, глаголет, всю Русскую землю увидеть, читал я о ней в древних летописях». Ублаготворю желание Онисифора, вельми приятный к тому случай». А еще напомнил Юрий о том, что не один и не два раза обращались галичане во Владимир-Суздальский, чтобы умельцев ремесленников им дали, что многие суздальцы навсегда остались в Галичине. О соборе Осмомысла вспомнил, и еще больше заинтересовало Васильку то строение. Василько обошел владимирский собор, а по возвращении домой точно так же в галицком соборе побывал и убедился, что и впрямь-таки строили собор в Галиче по рисункам владимирского зодчего: и по величине галицкий собор такой же, как и владимирский, и по внешнему виду как близнец, словно перевезен сюда с берегов Клязьмы.

Василько передал брату слова Юрия Всеволодовича, и слова те заставили Даниила призадуматься. Поразмыслив, сказал он Васильке: «Верно говорит князь Юрий. Мудро сказал про сердце русское — не разрезать его надвое. Нам, галичанам, к своим тянуться надо, яко младшим братьям. А младшие мы потому, что на краю Русской земли сидим. Не к нам пойдут, а мы туда, к сердцу родины, склоняться должны, ибо оттуда нам и помощь, и защита».

Может, потому и любил он смышленого Онисифора. Часто слушал Даниил его записи, давал советы, что и как следует лучше истолковать, заново исправить, рассказывал о событиях на Галицко-Волынской земле.

— Богослужебные книги пускай переписывают другие списатели, — говорил он Онисифору, — то дело не вельми тяжелое, тут ума большого не надо. А ты записывай про жизнь нашу, складно у тебя получается, хорошо. И других приучай выкладывать свою мысль на пергаменте.

И Онисифор послушно выполнял приказ — учил мниха Бориса, как надлежит летопись вести. Делалось это под присмотром Кирилла.

— Княже, — завел разговор епископ Кирилл на любимую Даниилом тему, — скоро уже закончат переписывать для тебя «Александрию».

В прищуренных глазах Даниила засверкали огоньки; вспомнил он, как когда-то Мирослав рассказывал ему о приключениях Александра Македонского.

— Интересна та книга греческая, Кирилл, про деяния Александра, буду ее читать. Только не теперь. Видишь, какое время, — воевать надо. Пусть кончают. Деревянные оклады обтяните крепкой кожей, чтобы книгу можно было брать в поход… Но только скажу я тебе, — Даниил лукаво улыбнулся, — наши книги не хуже греческих. Прочти, как воевал Святослав, — о нем все русские должны знать! А митрополиты греческие только «Александрию» нам подсовывают. Будем и «Александрию» читать, но и своих воинов не забывайте, пишите книги про русских людей.

Анна молча сидела в светлице и в оцепенении смотрела в окно. Она не оглянулась даже, когда в светлицу вошел Даниил. Он забеспокоился: «Что с нею? Почему молчит?»

— Эй, кто там? — крикнул.

«Может, с детьми случилось что», — подумал он и выскочил в сени. Навстречу ему бежал Дмитрий.

— Прибыл гонец из Торческа, от княгини Хорасаны. Умер князь Мстислав.

Даниил пошатнулся, пораженный страшным известием. Как неожиданно! Ведь князь Мстислав был еще такой крепкий…

— Где гонец?

Даниил пошел в гридницу и, опечаленный, сел у стола.

— Тебе уже сказали, княже? — услышал он тревожный голос и поднял голову.

Этого дружинника он знал давно — это был сотский Богуслав, который прибыл из Новгорода вместе с Мстиславом.

— Расскажи, как умер князь Мстислав.

— И рассказывать не хочется. Судислав и Владислав загнали его в могилу. Все вокруг него ходили, наушничали, из-за них князь из Галича к самому Днепру, в Торческ, поехал. Уговорили его, что там ему легче дышать будет.

Одышка его мучила, жаловался, что в груди болит. От него не отходил лечец, присланный Судиславом.

Богуслав медленно передавал новости; рассказал он и о том, как Мстислав перед смертью велел постричь себя в схиму.

— Про тебя вспоминал. Я часто сидел возле него. Мстислав хотел тебя увидеть. «Виноват, молвил, я перед Даниилом, гневался на него, а вижу теперь, что во всем повинны крамольные бояре, — нашептывали против Даниила».

— А где же дружина княжеская? Что новгородцы говорят?

— Дружина еще там, в Торческе, вся.

— А куда собираетесь податься?

— Сюда, к тебе, княже. Послали меня просить, чтобы принял. Воевали мы тут много, и родной нам стала Галицкая земля, как и Новгородская. И дочь князя Мстислава тут. Найдешь ли место для нас?

Даниил посмотрел на Богуслава. Он давно уже приметил его — приветливого, стройного воина. Сотский стоял, поглядывая на Даниила своими светлыми глазами, и ждал ответа. Даниил подошел к нему, взял за руку.

— Езжай, Богуслав, и скажи дружинникам, чтоб ехали сюда, в Холм, а кто пожелает — пусть возвращается в Новгород.

— Никто не хочет возвращаться, — поспешил ответить Богуслав. — Все сказали: «Будем служить князю Даниле, как служили Мстиславу». А княгиня Хорасана вельми плоха, с постели не встает. Видать, за князем скоро пойдет.

— Езжай, Богуслав, и возвращайся со всеми. А князя Мстислава уже похоронили?

— Должно. Когда я выезжал, собирались хоронить на другой день.

Даниил пошел к Анне. Она сидела все в том же оцепенении и молча упала на руки мужу. Но когда Даниил обнял ее, она зарыдала.

— Не плачь, Анна, горю не поможешь. Князь Мстислав был стар, болезнь его сломила.

Анна с укоризной посмотрела на Даниила.

— И не увиделись с ним перед смертью! Два года друг от друга скрывались…

— Не я скрывался, Анна.

— А кто же? Он?

— И не он. Крамольники постылые обманули нас. Идем, приляжешь, отдохнешь.

Он осторожно взял ее за руку и повел в опочивальню.

Вечером к Даниилу пришли Василько и Мирослав.

— Теперь ты один, Данило, остался князем на всю Галицкую и Волынскую землю, — начал Мирослав, — теперь и верши дела. В Галич тебе надобно идти, нужно там порядок навести. А тут, на Волыни, Василька оставить.