Кью - Лютер Блиссет

Глава 5

Базель, 28 апреля 1545 года

— Я слышал, вы уезжаете? Может быть, поговорим о делах?

Он жизнерадостно смеется и проводит меня в гостиную, где потрескивает огонь и для нас приготовлены два кресла. Непременная бутылка вина — уже на столе. Все почти так, как я ожидал.

Он потирает руки, наклоняясь вперед, весь во внимании.

Я не могу сдержать улыбки, глядя на этого человечка.

— Если я должен вложить свои деньги, надо хотя бы объяснить мне, что у вас на уме.

Он энергично кивает:

— Конечно же, обязательно. Но вы в обмен скажете мне, что заставило вас согласиться.

— Мне это кажется вполне приемлемым.

Вприпрыжку он отправляется к своей сумке, из которой вытаскивает пожелтевшую книжонку.

— Вот она — «Благодеяние Христа» брата Бенедетто из Мантуи. Это событие года! Биндони отпечатал ее в Венеции в сорок третьем и смог довести тираж до нескольких тысяч экземпляров. Я сам участвую в ее распространении: мой контракт с Биндони гарантирует мне половину прибыли.

— Давайте ближе к делу.

Встав на цыпочки, он придвигает свое кресло к моему, а на лице у него прехитрейшее выражение, как у торговца мехами, который собирается впарить их шведу. — У Биндони есть мужество, но не хватает денег, которые расширяют кругозор. Пожалуй, лучше я объясню это так. В Венеции часто встретишь книгу, скажем так, далеко не ортодоксальную — венецианцы пытаются остаться независимыми от папы даже в религиозных вопросах, в ином случае Биндони не отважился бы напечатать «Благодеяние». Но если кто-то с головой и с малой толикой практической сметки и наглости, которые позволяют ему путешествовать по свету, займется распространением этой книгу в Италии: в Ферраре, Болонье, Модене, Флоренции… он получит практически неограниченный рынок.

— Гм. Хорошо бы увеличить тираж. А вы уверены, что этот Биндони захочет нам помочь?

— Почему бы нет? Венецианцы всегда и везде чуют прибыль, и даже если он не заинтересуется, всегда можно найти другую типографию, capito? Венеция — столица книгопечатания.

Он замолкает, отыскивая признаки одобрения в выражении моего лица.

На улице группа студентов затягивает похабную песню, разносящуюся далеко по кварталу.

Другие мили, другие земли, другие города.

— Я думал, это мне придется путешествовать по Италии, распространяя книгу.

— Мы разделим работу поровну, capito? Я возьму на себя округу Милана и Рим. А вы займетесь северо-востоком, Эмилией и Флоренцией. Но без сомнения, кто-то должен ездить и в Венецию, встречаться с печатниками, заставлять их работать над «Благодеянием». Прислушайтесь к моему мнению, эта книга будет продаваться миллионными тиражами.

Косой взгляд.

— Я всю свою жизнь боролся с Лютером и кардиналами, а теперь вы пытаетесь заставить меня работать на кардиналов, обожающих Лютера?

— Весьма высокооплачиваемая работа, дружище. К тому же очень полезная для тех, кто, как и мы с вами, считает, что пусть уж лучше книги и идеи распространяются свободно, без вмешательства трибунала инквизиции. Я не уговариваю вас жениться на авторах этой книги, но лишь помочь им, немного облегчить им жизнь, а возможно, и спасти ее, capito?

И вновь тишина, только треск огня и скрип повозки, проезжающей по улице. Итальянец прекрасно знает свое дело, приводит очень веские аргументы. Он разливает вино и предлагает мне бокал. Вздох, а потом неожиданный переход к почти братской интонации:

— Друг мой, вы же не хотите провести остаток своих дней в Базеле? Неужели вам не надоели все эти бесконечные дискуссии? Вы человек действия, об этом свидетельствуют и ваши руки, и ваш взгляд.

Легкий намек на улыбку.

— А о чем еще вам говорит мой взгляд?

Он понижает голос:

— То, что вам не так уж важно, как развиваются события, но прекрасный пейзаж еще способен очаровать вас. И что именно поэтому вы решились на эту авантюру. Иначе вы бы попросту не пришли ко мне, или я ошибаюсь?

Перна — очень своеобразный человечек, практичный и мелочный, но в то же время способный очень точно судить о людях. Философская мудрость в нем соседствует с практичным взглядом на вещи — сочетание, которое мне редко доводилось встречать в людях.

Я посасываю вино — сильнейший аромат заполняет мой нос. Я не прерываю его: я уже успел понять, что не так-то просто остановить его словесный поток.

— Ты знаешь и людей образованных, и военных. Ты боролся за то, во что верил, и проиграл, но сохранил жизнь. Пойми меня, я говорю о вкусе жизни, который есть у таких людей, как мы с тобой, о неспособности остановиться, удобно устроившись в какой-нибудь дыре в ожидании конца. Весь смысл и заключается в том, что мир — не рыночная площадь, на которой лицом к лицу толпятся целые народы и отдельные личности: от самых бесцветных до самых эксцентричных, от головорезов до правителей. И каждый со своей уникальной историей, которая происходит в контексте всех остальных. Вы, должно быть, познали смерть и потери. Возможно, где-то там, скорее всего в северных землях, у вас есть семья. И без сомнения, множество друзей, потерянных по дороге, которых вы никогда не забудете. А еще счета, по которым надо заплатить, те, что остались открытыми.

Свет очага освещает половину лица, превращая его в сказочное создание — мудрого и в то же время хитрого гнома или, быть может, в сатира, шепчущего тебе на ухо свою тайну. Его крошечные глазки блестят в отблесках пламени.

— Именно об этом и идет речь, capito? О том, что невозможно остановиться. Это неправильно. Так не должно было случиться. Мы должны были сделать другой выбор, уже давно, сегодня уже поздно. А все это любопытство, дерзкое, упрямое любопытство — желание узнать, чем закончится история, как завершится жизнь. Это связано со всем и ни с чем. Не жажда прибыли влечет нас по миру, не только надежда, война… или женщины. Что-то иное. То, чего ни я, ни вы никогда не сможем описать, хотя знаем это слишком хорошо. Даже сейчас, в этот момент, когда, кажется, мы слишком удалились от сути дела, у вас по-прежнему остается желание узнать конец. Увидеть что-то еще. Терять уже нечего, когда потеряно практически все.

Вымученная улыбка, должно быть, все это время блуждала у меня на лице. Но она родилась из ощущения, которое возникает, когда слушаешь старого друга.

Он слегка касается моей руки:

— Завтра я отправляюсь в Милан — я еду туда продавать книги Опоринуса. Мне придется немного задержаться там, чтобы закончить кое-что из давно отложенных дел. Потом я отправлюсь в Венецию. Если вас соблазнило мое предложение, встретимся в книжном магазине Андреа Арривабене, под вывеской с колодцем, запомните это имя… Почему вы смеетесь?

— Ничего, просто я подумал, какие совпадения бывают в жизни. Под вывеской с колодцем, вы говорите?

— Именно так. — Он смотрит на меня с явным недоумением.

Я допиваю бокал. Он прав: мне сорок пять, и терять совершенно нечего.

— Не волнуйтесь, я буду там.

*** Письмо, отправленное в Рим из Витербо, адресованное Джампьетро Караффе, датированное 13 мая 1545 года.

Мой достопочтеннейший господин.

Я пишу Вашей Милости, чтобы сообщить, что жребий брошен. Реджинальд Пол действительно намерен сделать первый шаг.

Как, без сомнения, уже известно Вашей Милости, Его Святейшество Павел III возложил на Пола задачу разработать проект документа, отражающего задачи Собора, который должен открыться в декабре.

Именно поэтому сегодня я изыскал способ подслушать разговор между англичанином и Фламинио, в котором они обсуждали данный документ с почти нейтральным названием «О Соборе».

Думается, что первый довод, приведенный англичанином, заключается именно в доктрине оправдания верой. Для изложения проблемы он использовал безобидные и совершенно невинные слова, но тем не менее тенденциозные, ведущие к сближению между протестантской и католической доктриной. Таким образом, уже совершенно очевидно, что этот кардинал желает изначально склонить отцов, участников собора, к компромиссу с лютеранами.

Печать и распространение «БлагодеянияХриста» ныне проявились в своем истинном свете — как часть далеко идущей, великолепно спланированной стратегии.

Вот уже два года Пол и его друзья сеяли в данной области семена своих криптолютеранских идей, опираясь на эту гнусную книжонку и вызывая дебаты по поводу ее содержания, а теперь надеются пожать плоды в Тренто.

И да охранит Господь Всемогущий нас от несчастья, просветив душу и разум моего господина и посоветовав ему необходимые превентивные меры.

Целуя руки Вашей Милости, всецело отдаюсь в Ваше распоряжение.

Q. Из Витербо, 13 мая 1545 года.