Трибуле - Мишель Зевако
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, вот и всё! – радостно повторил комендант.
Монклар вернулся в Лувр.
«Мадам герцогиня д’Этамп ускользнула от меня!» – признался он себе.
Проходя по коридору перед полуприкрытой дверью, он услышал тихие голоса. Монклар был любопытен по природе; профессия только усилила это свойство его характера. Он осторожно толкнул дверь и просунул голову внутрь.
В глубине комнаты, в оконной нише тихо беседовали двое. Монклар вздрогнул, увидев собеседников: это были герцогиня д’Этамп и Алэ ле Маю, этот младший офицер королевской гвардии, которого мы уже видели в деле.
«Любопытно», – подумал главный прево.
Он осторожно отступил и прислушался. Но каково бы ни было его желание услышать, о чем говорят эти двое, Монклар не мог разобрать ни единого слова. Какие-то движения, шорох шелкового платья герцогини свидетельствовали о конце свидания. Монклар быстро проскользнул по коридору и был уже за поворотом, когда герцогиня вышла из комнаты.
Генеральный прево размышлял: «Какая связь может существовать между этим бедным служакой ле Маю и могущественной герцогиней? Этот человек продаст себя всякому, кто больше даст… Неужели герцогине понадобилось его купить? С какой целью? Этот мошенник не знает угрызений совести. Он способен на всё… Или, скорее, она его уже купила? Но зачем?»
Внезапно главный прево хлопнул себя рукой по лбу и ухмыльнулся:
«Да это же ребенку ясно! – осознал он пришедшую ему в голову мысль. – Ле Маю был сердечным другом старой Сент-Альбан! Теперь я смогу восстановить схему похищения Жилет, будто бы сам при этом присутствовал».
Как только Монклар оказался перед королем, он сказал:
– Сир, мадемуазель де Сент-Альбан внезапно умерла сегодня утром, и я не смог допросить ее, но у меня в руках есть некая личность, знающая, вероятно, столько же, сколько и покойная мадемуазель. И этот некто заговорит.
Король безразлично кивнул головой.
Неужели Франциск отказался от поисков Жилет?
Ни в коем случае! Больше, чем когда-либо, король был влюблен в нее, и его безмерно волновал запутанный вопрос, действительно ли Жилет является его дочерью. Но данная неизвестность только усиливала королевскую страсть.
Король непрестанно мечтал о Жилет. Но он мечтал и о другой женщине… Что делать? Король был влюбчив… Вот и сейчас его кто-то заинтересовал!
Около девяти часов вечера, по привычке, Ла Шатеньере и д’Эссе вошли в комнату короля. Сансак куда-то исчез. Двое его друзей могли бы рассказать, что с ним приключилось, но они не позволяли себе нарушить абсолютное молчание по этому поводу.
Басиньяк, первый камердинер короля, заканчивал одевать чем-то озабоченного Франциска.
Любовный каприз был для короля серьезным делом.
– Входите, господа, – пригласил придворных король, когда обряд одевания был закончен.
– Куда направляемся, сир? – спросил Ла Шатеньере.
– Туда же, где мы были вчера, где мы были позавчера…
Д’Эссе и Ла Шатеньере с улыбкой переглянулись.
Трое мужчин вышли из Лувра через потайную дверь, ключ от которой был только у самого короля, и сразу же направились к церкви Сент-Эсташ. Королю понадобилось добрых полчаса, чтобы преодолеть расстояние от Лувра до церкви, хотя на это хватило бы и пяти минут…
Его величество пребывал в глубокой задумчивости.
И все его размышления свелись к следующей фразе:
– Прошу прощения, господа, но ни одна герцогиня или принцесса не сопротивлялась так долго, как эта шлюшка!
– Она просто не знает, с кем имеет дело, сир!
– И мне хочется, чтобы она по-прежнему этого не знала.
– Хорошо, сир!.. Но вот мы и пришли.
Король поднял голову и увидел, что стоит перед закрытой дверью. Он почувствовал легкую дрожь, охватившую его с головы до ног.
– Да черт ее побери! – выдавил он из себя, пытаясь улыбнуться. – Я дрожу, как перед первым свиданием!
И он изо всех сил забарабанил кулаком в дверь… Она сразу же отворилась. Изнутри послышались раскаты смеха, пьяное пение… Король находился на пороге болезни!
– Входите, молодые сеньоры! – послышался женский голос.
При слове «молодые» Франциск I расправил плечи и улыбнулся.
– Устройте-ка нас в уголок поспокойнее, где бы нам никто не помешал, – приказал он.
Женщина открыла одну из дверей, и трое наших героев вошли в комнату, обставленную с претензией на шик.
– Это комната для принцев! – угодливо улыбнулась женщина.
– О! О! – удивился Франциск. – Но для нас, бедных провинциальных дворян, это слишком шикарно!
– Да входите, входите же…
– Хорошо. Принесите вина…
– И пусть подаст его рука одной из ваших прелестниц! – добавил Ла Шатеньере.
Гости расположились на широких низких деревянных сиденьях, на которых лежали бархатные подушки.
– Клянусь мертвым Господом! Как бьется сердце! – сказал Франциск.
– Стало быть, это настоящая любовь, сир? – спросил д’Эссе.
– Прежде всего, мой милый, не забывайте, что данное слово здесь непримиримо. Я бедный дворянин, а следовательно, почему бы не обойтись без любви?.. Эта гибкая шея, эти белоснежные груди, эти красивые руки столь восхитительной формы… Почему эти чудесные вещи не вдохновят меня на любовь? Эх, господа! Что такое любовь, если не постоянное возобновление желания! Скажем, я желаю эту женщину, я ее …Да вот же она!
В этот самый момент в комнату вошли три женщины. Одну из них звали Мезанж[39], другую – Фовет[40]. В их костюмах не было ничего сдерживающего, что могло бы помешать веселящимся посетителям. Их легкие шелковистые платья держались на одной застежке, так что, едва присев на колени к Ла Шатеньере и к д’Эссе, они оказались полуголыми. Сразу же после этого послышался их милый смех, когда они наливали белое вино в оловянные кубки кавалеров.
Мезанж и Фовет нисколько не ошиблись; они прошли прямо к д’Эссе и Ла Шатеньере, оставляя возможность третьей подружке занять место рядом с третьим кавалером.
Чтобы тотчас закончить описание этой сцены, на которой мы не станем останавливаться, так как наше единственное желание состояло в том, дабы обрисовать ее в общих чертах, скажем, что пять минут спустя обе шальные девчонки исчезли, увлекая с собой своих кавалеров. Возможно, оба придворных были так быстро удалены из-за того, что король как можно скорее должен был остаться один.
Что же до третьей женщины, то она уселась напротив короля. Она была замаскирована под черную волчицу. Но маска была приподнята, что позволяло увидеть блеск ее губ и снежную белизну груди, остававшейся открытой.
Чарующие светлые волосы падали на обнаженные плечи, образуя подобие плаща, что, безусловно, вызвало бы зависть Дианы де Пуатье, так гордившейся своей великолепной шевелюрой.