Собственные записки. 1811–1816 - Николай Муравьев-Карсский

В австрийской армии есть славная конница, состоящая из венгерских гусар; они хорошо одеты и содержаны, знают в совершенстве аванпостную службу и храбры, офицеров имеют лихих, но войско сие не привержено к австрийскому двору. Венгры всегда были в ссоре с прочими цесарскими войсками и, напротив того, в дружбе с русскими. Есть также у австрийцев несколько баталионов отличных стрелков, которых называют sitbenburger, или семигорцы; они храбры, стреляют метко и имеют хороших офицеров, одеваются нарядно.

Австрийский император не имеет гвардии. Гренадеры заступают место телохранителей его. Гвардией же его называются две небольшие дружины, состоящие каждая из 30 или 40 человек богемцев и венгров из лучших дворянских фамилий. Они служат в звании рядовых, окружают государя своего и одеваются так же странно, как их царь, т. е. в серых мундирах, красных штанах и треугольных шляпах с зелеными султанами. Первая дружина называется Богемской гвардией, а вторая Венгерской. Они не знают никакой службы и составляют просто свиту императора, но свита сия придает двору более странности, чем пышности; ибо эти благородные гвардейцы большей частью не смотрят молодцами: подле толстого старика видишь 15-летнего мальчика, совершенные карикатуры. Но у императора Франца есть еще гвардия, состоящая из 150 человек и называющаяся Extragarde. Она составлена из старых инвалидных солдат, одетых с замечательным безвкусием. Инвалиды сии содержат внутренние караулы во дворце и служат также за столом у императора.

Одно из больших зол в австрийской армии – это обозы, коим нет конца. Когда австрийская армия истлела на переходах во Франции, то оставались одни обозы; колонны огромных крытых белых фур тащились по всем дорогам, грабили, разоряли край и останавливали движение войск; ибо с остановкой одной фуры останавливался весь обоз, так что русские начальники не находили другого средства на ночных переходах, как посылать одного офицера вперед к первой фуре, чтобы разговориться с австрийским начальником обоза, а между тем вынуть из колеса передней фуры чеку: колесо сваливалось, фура ложилась на бок, и вся колонна фурвезена останавливалась. Около заброшенной чеки собирался совет, который после долгих рассуждений, наконец, решался общими силами вставить новую чеку, между тем как наши войска и артиллерия обгоняли обозы. (Это сделал адъютант Ермолова Муромцов.)

Сих домообразных фур было несколько тысяч у австрийцев; большей частью они были пустые, а в других сидели офицерские и солдатские жены с ребятишками, собачками и с награбленными вещами. К сословию походных маркитантов у австрийцев принадлежат иногда и офицерские жены.

По соединении нашему с цесарской армией нам ве лено было надеть, наподобие австрийцев, веточку в шляпу или в кивер, что у них служит знаком похода (das Feld ze ichen). К великому князю прикомандировали несколько австрийских офицеров, которые бессменно при нем находились во все время войны. Из них старший был полковник Вернгард, флигель-адъютант Франца, человек храбрый, весьма любезный, умный и с хорошими познаниями; состоя при великом князе, он получил Георгиевский крест и Анну с бриллиантами, не оказав никакого отличия. Поручик Шиллер служил в каком-то австрийском кирасирском полку, был родом поляк из Галиции и состоял тоже при Его Высочестве. Третий был некто Гальзадо, родом испанец. Он числился в каком-то австрийском гренадерском полку; достоинства его и вся служба состояли в том, что по ночам на переходах он вынимал ножик из кармана и искусно насвистывал об острие разные песни, что забавляло великого князя. Еще было двое, но я их не знал, и они как-то скоро исчезли. В честь великого князя австрийцы назвали один из кирасирских полков своих полком Его Высочества Константина Павловича.

У нас были также пруссаки: прусского гвардейского уланского эскадрона поручик Панневиц, родом саксонец (он пристал к нам уже во Франции), прусского гвардейского казачьего эскадрона юнкер, которого после произвели в офицеры в прусский кирасирский полк Его Высочества,[148] и поручик Готберг того же полка, славный, добрый и храбрый малый.

Штат великого князя так умножился, что мы уже не умещались в порядочном селении и составляли как бы особую главную квартиру.

Я забыл упомянуть еще об одном Шиндлере, который при Его Высочестве находился. Шиндлер родом венгр, родился во Франции, не получил ни воспитания, ни образования, служил то во французской, то в австрийской службах солдатом, отличился храбростью, был произведен в вахмистры, вышел в отставку и жил в Венгрии. После Лауценского сражения, перед самым перемирием, узнав, что войска наши недалеко от австрийской границы, он перешел к нам, явился к великому князю и просил службы в лейб-гвардии Уланском полку. Константину понравилась отчаянная наружность Шиндлера, и он принял его старшим вахмистром в полк, приказав ему при себе находиться. Шиндлер в самом деле был отчаянный в делах, кидался вперед, обирал пленных, сдирал с них медвежьи шапки и шил себе из них чапраки, продавал захваченных лошадей и тем поддерживал свою казну, ибо любил мотать. Кроме того, великий князь давал ему много денег и баловал его. Шиндлер был славный наездник, мастер бороться и всех приемов лихого и проворного бойца.

Однажды он был послан в разъезд с командой под начальством офицера для приведения языка. Подъехав к одному селению, наполненному французами, офицер хотел назад возвратиться, но Шиндлер просил его подождать в поле, а сам поехал в селение с одним уланом и стал стучаться в дверях у одного дома, в котором сидели французы. Он с ними толковал по-французски, пока они не отперли ему дверей; тогда он вскочил в комнату и, сделав выстрел из пистолета, схватил одного в медвежьей шапке и притащил его к разъездному офицеру. Французы были так изумлены нечаянностью, что не посмели за ним следовать.

Другой раз он защищал с четырьмя или пятью уланами переправу через реку против неприятельской команды, пока полк его переправлялся. Однажды он во время дела подскакал к французскому баталиону, который принял его за польского улана; пронесшись вдоль фронта всего баталиона, он закричал «Vive l’empereur Alexandre»[149] и заколол крайнего человека; по нему пустили ружейный огонь, но ни одна пуля его не задела.

Шиндлер получил знак Георгиевского креста, после произведен был в корнеты, в поручики, и теперь, я думаю, что он должен быть штабс-ротмистр лейб-гвардии Уланского полка, имеет Владимира 4-й степени, золотую и Аннинскую сабли. В обращении он не имеет приличия, требуемого от офицера, грубоват, развратного поведения. Ни в какой службе, кроме нашей, не был бы он гвардейским офицером. Впрочем, Шиндлер добрый малый, смирен, когда не пьян; когда же пьян, то сам черт с ним не совладает. Будучи офицером, он никогда во фронте не служил, а все рыцарствовал и имел один исключительно право ездить с турецкой камышовой пикой, которую ему подарил Константин Павлович.