Новые мифы мегаполиса - Дмитрий Колодан

Внутри этого шара крутилось всё содержимое тайных карманов Колдуна — щетинки и шерстинки, щепочки и булавки. Колдун заговорил их давным-давно на то, чтобы поражать самое ценное для людей: куски резаной бумаги. Больше всего этой ценной разноцветной бумаги было в этом большом городе к востоку от монастыря. Теперь деньги должны превратиться в прах и пыль, и никто не сможет этому помешать. Заплачут вдовы, порушатся судьбы, повалится из окон обезумевший офисный народ.

Знахарь только улыбался, прочитав всё это на лице исчезнувшего Колдуна. Сколько Знахарь видел смутных времён, сколько гнал ветер по улицам деревень и городов мусор и пыль, да жизнь продолжалась. Ему нисколько не было жаль людей, которых схватит скоро за горло отчаяние, потому что они заслуживали этого не меньше и не больше, чем поломанные деревья.

А кончится эта напасть, придёт другая. Ураган придёт с Запада, поворотится и придёт с Востока, всё вернётся в колдовской круг, потому что жизнь вечна.

Знахарь подобрал мёртвую ночную птицу и поглядел в её глаза, покрытые жёлтой плёнкой. Он быстро дунул ей в клюв и вдохнул обратно суетливую птичью жизнь. Потом он повесил птицу обратно на сук, как влажное полотенце.

Он вздохнул и оглянулся — где-то сейчас несся на пожарной машине его внук, чтобы унять искры из оборванных проводов.

В доме запел свою свистящую песню чайник, и Знахарь пошёл внутрь.

Светлана Прокопчик

Овчарки тоже люди

Подонков было трое.

А лифчик остался в Чертаново.

Какая глупость, что историю творят народы. Еще большая глупость, будто что-то зависит от личностей. Не-ет. Все в этом мире происходит из-за мелочей.

Например, из-за лифчика.

Жаркое лето, двадцать восемь градусов по прогнозу и тридцать шесть на термометре за окном. Сломанный кондиционер и бесполезные звонки в сервис. Заявок много, очередь, ждите, на той неделе будет мастер. Четыре потные, зевающие от недостатка кислорода тетки, хуже всего — главбуху, у которой климакс и приливы. И насущная необходимость работать до вечера, иначе не дадут отгул в пятницу.

У Кати была чувствительная кожа, и она сообразила, что лифчик вскоре сведет ее с ума. Поэтому она сняла его и спрятала в сейф, решив, что никто и не заметит, надето на ней что под блузкой или нет. Получилось так хорошо, что вскоре она привыкла к жаре, и задержка показалась ей плевой, словом, без пяти десять пришел охранник и сказал, что ему пора ставить офис на сигнализацию. Впопыхах Катя забыла про лифчик и вспомнила лишь в метро, поймав три или четыре откровенно заинтересованных мужских взгляда.

В общем, ничего особенного, она ж не голая была. Правда, блузка полупрозрачная, а грудь — нормальная такая грудь, не два прыщика. Катя обеими руками прижала к груди сумочку, сделав вид, что ее так удобнее держать, и хмуро сдвинула брови, прикинувшись, что погружена в размышления о деньгах. Мужчины нутром распознают, когда женщина думает о деньгах и когда — об одиночестве, и ни за что не пристанут, если думы посвящены финансовым вопросам.

От метро Катя пошла пешком, решив, что километр на шпилечках — чепуха. Пошла дворами. В сущности, это был даже красивый маршрут. И безопасный на всем протяжении, кроме каких-то пятидесяти метров по неосвещенной боковой тропинке. Ее заасфальтировали, но плохо, она покрылась трещинами и выбоинами, и если по темноте провалится каблук — рискуешь сломать ногу. Катя искренне считала, что это единственная опасность. Да как можно, в десяти метрах же окна квартир! Вон, освещенные еще, люди поздно ложатся.

И нате вам.

Трое.

Сначала Катя заметила одного: он стоял в конце дорожки, на границе света и тьмы, и нагло загораживал дорогу. Потом она увидела, как под окнами дома справа скользнула тень, обходя ее, и слева тоже зашуршали кусты. Катя бросила было взгляд на скамейки в сквере, где обычно до глубокой ночи молодежь пила пиво, — и испугалась еще больше. Там сидел один человек. Кате показалось, что он в толстой зимней куртке, хотя ручаться не могла, темно же. Он сидел и курил. Катя подумала, что эти трое и тот, на скамейке, — заодно.

Заметив, что она насторожилась, подонки начали стягивать кольцо. За одно мгновение Катя успела перебрать множество вариантов. Можно закричать; но люди в квартирах, несомненно, привыкли к девичьим воплям, доносящимся со скамеек, и ничего, кроме рабоче-крестьянского флирта, не означающим. А долго или осмысленно Кате кричать не позволят налетчики — просто зажмут рот или по голове врежут. Куда продуктивнее запустить сумочкой в лицо переднему грабителю, отпихнуть его, пока он в замешательстве, и убежать. До подъезда всего-то сто метров. Катя именно так и поступила бы, да вовремя сообразила — она ж без лифчика. Грудь у нее не большая и не маленькая, из разряда «есть что показать», но на бегу будет сильно подпрыгивать. Грабители не слепые, догадаются, что она почти голая. А дальше Катя упрется в подъездную дверь, защищенную домофоном, и будет безуспешно тыкать в кнопки, надеясь подобрать прочно забытый код, — потому что ключи от квартиры останутся в сумочке, которую она бросит в подонка. Этим троим останется только неспешно подойти и взять ее тепленькой.

Поэтому Катя покрепче прижала сумочку к груди, испустила вопль учительницы, которая застукала мальчиков в женском туалете, и кинулась бежать. Прямо на налетчика.

Тот, что слева, оказался ближе, чем ей хотелось бы, но и Катя не растерялась, пнув его в колено. Промахнулась, зато вскользь задела голень каблуком с металлической набойкой. Передний замешкался, и Катя, все еще визжа, налетела на него, вцепилась в волосы, потом нащупала ухо. Он машинально дал ей затрещину, отбрасывая от себя, а Катя, едва сохраняя равновесие, бросилась наутек.

Ключи нашлись мигом, хотя обычно вылавливать их приходилось по всей сумке, и Катя мухой влетела в подъезд. У лифта остановилась. Ноги тряслись, в боку кололо, легкие рвались при каждом вздохе. Тем не менее Катя рассмеялась: надо же, как глупо она поступила! Зато и мобильник, и деньги, и паспорт с ключами от квартиры остались при ней. Ключи — это особенно приятно, поскольку жила Катя у тетки, и та вряд ли обрадовалась бы, если б пришлось менять замки.

В прихожую навстречу Кате выскочил Сэм, принялся прыгать на хозяйку и на дверь, выразительно повизгивать и всячески показывать, что ему позарез нужно на улицу. Катя разулась, заглянула на кухню. Тетка еще не легла, пила кофе, курила и читала книжку.

— Я выводила его, — сказала тетка вместо приветствия, даже не посмотрев на племянницу.

— Хорошо, — кивнула Катя. — А то мне сейчас лучше бы не высовываться. Прикинь, меня только что в торце дома чуть не ограбили.