Собрание сочинений в 5 томах. Том 4 - Семен Бабаевский

— Идите на свадьбу и передайте Черноусову и Ефименко, что я их жду, — сказал Щедров.

— Эх, беда! Лучше бы и вам туда пойти. Это же какая была бы честь и для молодых и для народа!

Черноусов и Ефименко вскоре подкатили на «Волге». Слегка под хмельком, с разгоряченными лицами и светящимися от избытка здоровья глазами, они оправили свои новенькие пиджаки, щелкнули каблуками отлично начищенных сапог и вошли в правление тем чеканным, легким шагом, каким обычно входят к генералу знающие службу сержанты. Остановились у порога. На Щедрова смотрели удивленно и пристыженно. Не знали, улыбаться им или хмуриться. Понимали, что в их положении лучше было бы хмуриться, а веселые глаза, как на беду, улыбались сами. Присмотрись, Щедров, приглядись повнимательнее к этим сорокалетним молодцам. Плечистые, широкогрудые, сильные руки опущены по швам — не вожаки колхоза, а штангисты полутяжелого веса, готовые снять с себя тесные в плечах френчи и выйти на помост, чтобы там, пружиня ногами и выпячивая грудь, вскинуть над головой штангу. А чего стоят их русые парубоцкие чубы? Вьются легкими кольцами, и ни тебе залысин, ни седин. У обоих все одинаковое, оба коренастые, в одинаковой одежде, они действительно были как братья. «Вот подобралась парочка, — думал Щедров. — А какие у них счастливые и довольные лица! Позавидуешь! А сколько радости в глазах — ее и скрыть невозможно. Вот кого, наверное, не одолевает бессонница и не мучает вопрос: как жить? По их лицам видно, что такого вопроса для них вообще не существует…»

Сознавая свою вину и понимая, что нельзя так долго стоять у порога, Черноусов, широко, дружески улыбнувшись, первым пожал руку Щедрову, тепло и радостно. Следом это же сделал и Ефименко.

— Веселитесь, товарищи?

— Да, вот, так как-то… случилось, — отводя взгляд, сказал Черноусов. — Младший брат женился. И получилось такое совпадение. В этот отрезок времени вы и прибыли, а нас с Ефименко как раз нету в правлении. Неувязка! Понимаем, нехорошо получилось с нашей стороны, некрасиво.

— А что у вас на полях?

— На полях ничего… весна. Но с нашей стороны есть промашка, есть.

— Антон Иванович, свою вину мы признаем! — энергично, как и подобает в таких случаях говорить парторгу, сказал Ефименко, одернув пиджак, выпятив штангистскую грудь. — Антон Иванович, а чего же вы нас не предупредили? Коломийцев, бывало, заранее по телефону извещал о своем приезде. Получался полный ажур!

— Обойдемся без ажура. — Щедров собрал в портфель свои бумаги и встал. — Ну, веселящиеся колхозные вожаки, придется вам оставить свадьбу. Покажите, что у вас делается на полях и на фермах.

— Это можно! — так же энергично воскликнул Ефименко. — Все покажем, все увидим! Мы как? Сразу, так сказать, отправимся, с ходу? А может, с дороги, Антон Иванович, поедем на берег водохранилища, там подзакусите и отдохнете? Как, а?

— Секретарь партбюро дает верный совет, — сказал Черноусов, весело глядя на Щедрова и на Ефименко. — Надо и перекусить и малость отдохнуть.

— Я не устал и не голоден. — Щедров направился к машине. — И вот что надо сделать, Ефименко. Мы с Черноусовым поедем на поля и фермы, а ты оставайся и созывай на завтра собрание партийного актива. Пусть коммунисты поговорят и обменяются мнениями о положении дел в «Кавказе».

— На какой час? — спросил Ефименко, помрачнев.

— Если часов на семь вечера? Не поздно?

— Самое хорошее время, — ответил Ефименко. — Сколько человек приглашать?

— Приглашай всех, — сказал Черноусов. — Столько, сколько вместит наш Дом культуры.

В сопровождении Черноусова и заведующего фермой Филева, пожилого, низкорослого мужчины, одетого в ватные штаны и ватную стеганку, Щедров проходил по длинному и темному коровнику. Останавливался и, на что ни смотрел, на всем видел печать нерадивости и запустения. Навоз не убран, подстилки не было, в яслях пусто. Коровы худые, с выпирающими мослаками, с засохшими на боках комьями грязи. Они поворачивали головы к своим хозяевам, и в их опечаленных глазах меркла невысказанная боль.

Проходили молча. Никому не хотелось говорить. Вошли в одну настежь распахнутую дверь, а вышли в другую. Остановились за стеной, на солнцепеке, и снова молчали. Черноусов раскрыл коробку «Казбека» и угостил папиросой сперва Щедрова — Щедров отказался, — потом Филева, хотел улыбнуться и не смог, только скривил, как от боли, губы.

— Как же это вы довели хозяйство до такого упадка? — Щедров посмотрел на Черноусова. — Это же не ферма, а горе горькое.

— Антон Иванович, сейчас дело уже пошло на поправку, — бодрым голосом отвечал Филев, раскуривая папиросу. — Зараз уже весна! Травка зазеленела и пошла в рост. Так что скот теперь пойдет на подножный корм.

— А как же с молоком? Как с планом?

Черноусов молчал.

— Да, с планом у нас плоховато, — согласился Филев. — Низкий удой, просто никудышный. Но теперь уже весна… Дело скоро поправится.

— Андрей Андреевич, — обратился Щедров к молчавшему Черноусову, — как могло все это произойти? И бескормица, и грязь, и бесхозяйственность. Кто в этом повинен? Товарищ Филев или еще кто? И кто должен понести суровую ответственность?

— Да, согласен, с кормами малость не рассчитали, — грустно сказал Черноусов. — Зима получилась затяжной. А виновных, Антон Иванович, искать уже поздно.

— Отчего же поздно? — Щедров покосился на Филева. — Нет, совсем не поздно! Виновных следует найти и строго наказать. С расчетом на будущее, чтобы подобные безобразия не повторялись. А как же иначе? Иначе нельзя!

Филев отвернулся и курил. Черноусов снял шляпу и платком старательно вытирал взмокревший лоб.

Два гусеничных трактора стояли в борозде. Плуги как врезались в чернозем, так в нем и застряли. На гусеницах, на лемехах земля засохла и побурела. Еще два трактора, тоже с плугами, на лемехах та же засохшая земля, находились на стане. Тут же, возле облупленного, поклеванного дождем домика, трактористы сидели вокруг сбитого из досок стола и резались в домино. Когда на стане появилась «Волга» и из нее вышли Щедров и Черноусов, игравшие в домино поднялись, оправляя комбинезоны и виновато улыбаясь.

— В чем дело, Назаров? — с ходу крикнул Черноусов, обращаясь к вышедшему наперед высокому парню в просторном, без пояса, комбинезоне. — Почему техника стоит?

— Нету горючего, вот и загораем под лучами весеннего солнышка, — наигранно весело отвечал Назаров. — Благодать! Теплынь-то какая!

— Почему же нету горючего? — поинтересовался Щедров.

— А кому я должен отвечать? — вызывающе спросил Назаров. — Вот Черноусова, например, я знаю…

— Это Антон Иванович Щедров, секретарь райкома, — за Щедрова ответил Черноусов. — И вопрос тебе, Назаров, как бригадиру, задан вполне законный. Почему машины стоят? Отвечай!

— Ой, товарищ Щедров! Приветствуем вас на нашем стане! — Назаров сильными, огрубевшими ладонями пожал Щедрову руку. — Как же хорошо, что вы к нам заглянули! — Назаров повернулся к трактористам: — Хлопцы! К нам секретарь райкома приехал! Товарищи! А ну, подходите сюда!

— Так почему же нету горючего? — снова спросил Щедров.

Заговорили трактористы, все разом.

— Не подвезли, вот его и нету!

— Вся надежда у нас на Никольского, а он куда-то пропал!

— Для нас это не новость. Частенько стоим!

— Привыкли загорать!

— Значит, Никольский не подвез горючего? — спросил Щедров.

— Никольский или кто другой. Черт их знает, кто сегодня работает на горючевозе — Никольский или Петров!

— Спросите у Черноусова! Он знает.

— Давно стоите?

— Со вчерашнего дня.

— Вечером, как стемнело, мы и заглохли!

— А норму с нас требуют!

— Никольский, видать, загулял на свадьбе!

— Антон Иванович, а секретарь райкома обязан болеть за пахоту? — вдруг спросил Назаров.

Трактористы притихли.

— Все обязаны, и секретарь райкома тоже.

— Дайте нагоняй нашему колхозному начальству!

— А то что у нас получается? Не работа, а издевка!

— Вы-то сами почему стучите косточками? — Щедров посмотрел на приунывших трактористов. — Вы-то сами почему не потребовали от правления, не забили тревогу? Не понимаю, как же вы, механизаторы, могли допустить простой тракторов в такую горячую пору? И как все это, товарищ Черноусов, у вас называется?

Черноусов понурил голову и промолчал.

Глава 17

Нет, не обрадовало Щедрова то, что он увидел на полях и на фермах «Кавказа». Поздно вечером он вернулся в станицу усталым и мрачным. Снова беспокоила одна и та же мысль: почему в «Кавказе» такая неурядица и на полях и в животноводстве и почему не чувствовалось той озабоченности и тревоги, которые так нужны хлеборобам весной? Хотелось многое обдумать и во многом разобраться. Его же молчаливость Черноусов понял по-своему: утомила поездка, вот Щедров и молчит. Давно наступил вечер, пора бы и отдохнуть.